Время и место
Новая русская революция, которую нечаянно затеял в середине 80-х годов Михаил Горбачев, завершилась зимой 1999/2000 года. Она честно прошла все те же этапы, что и другие европейские революции XVII–XX веков. Отличия были, но цикл не нарушился. Причем с Великой французской революцией XVIII века совпадения получились с точностью до года, только с разбросом в два века.
Ну вот, смотрите.
Реставрация Путина очень во многом напоминает СССР. Но у нее имеется одно важное преимущество: она адекватна современному состоянию российского общества
86-й год – начало. У них – первое собрание нотаблей, тщетно искавших выход из кризиса. У нас – объявление «перестройки».
89-й год – переход революции в открытую стадию. У них – Генеральные штаты, преобразовавшиеся в Учредительное собрание, взятие Бастилии, начало кардинальных перемен. У нас – Съезд народных депутатов, массовый протест против системы, крушение социалистического лагеря.
91-й год – попытка спасти «старый порядок». У них – бегство короля, его поимка в Варенне, принятие конституции. У нас – тщетные усилия по реорганизации государства, незадачливый путч, крушение Союза ССР.
92-й год – крах режима. У них – свержение монархии. У нас – «гайдаровские реформы».
93-й год – апогей революции. У них – разгром жирондистов, «максимум» и якобинская диктатура. У нас – разгон Верховного Совета, приватизация и «ельцинская конституция».
94-й год – перелом. У них – термидор. У нас – первая Чечня.
95–99-й годы – политика «качелей». У них – директория. У нас – поздний Ельцин.
У них революция закончилась на рубеже 1799–1800 гг. – с брюмерианским переворотом Наполеона Бонапарта. У нас – на рубеже 1999–2000 гг., с приходом к власти Владимира Путина.
Дальше синхронность разлаживается. И характер путинского режима не совсем бонапартистский (императором не стал, захватнические войны не вел), и ситуация была совсем другая. Тем не менее, Путина регулярно объявляли Бонапартом; его фактически безальтернативное переизбрание в 2004-м напоминало самоназначение Наполеона императором в 1804-м; а уж политический кризис 2011–2012 гг. с неудачным походом в Россию не сравнивал только ленивый.
Так что вполне логично было ожидать в 2014-м чего-то вроде французской реставрации. Ряд экспертов (и автор этих строк в том числе) предполагал, что точкой перелома окажется Олимпиада в Сочи. Но там все было сделано четко и гладко. Катализатором поворота оказалась Украина.
Реперные точки
Тут необходимо зафиксировать три важных факта, без осознания которых невозможно понять суть происходящего.
Первый – про Украину. Русские интеллигенты и американские бюрократы уверены, что Россия и Украина – разные страны. И потому все время норовят свернуть в «российско-украинский конфликт». Однако реальность такова, что это не разные страны, а части одной страны (ну или, если хотите, одного мира), в которых волею случая образовались отдельные государства. Поэтому все происходящее в одной части неминуемо сказывается на другой. И Россия не может отстраненно наблюдать за тем, что происходит на Украине.
Второй – про Россию. В течение последней четверти века Россия переживала тяжелый кризис идентичности. Кто мы? Зачем мы? Куда мы идем? Эти вопросы изрядно осложняли жизнь страны, сказываясь и на политике, и на экономике, и на культуре. Наглая попытка превратить Украину в антироссийский форпост помогла дать на эти вопросы внятные и решительные ответы.
Третий – про революцию и реставрацию. В отличие от предыдущих европейских революций, новая русская была милосердной. Гильотину не ставили ни на Красной площади, ни на Болотной. Почти все лидеры начального этапа революции до сих пор живы и активны (кроме тех, кто покинул этот мир по естественным причинам). А все главные роли в ходе революции (если называть французские примеры, то Неккер, Мирабо, Бриссо, Дантон, Робеспьер, Баррас) играл один актер – Борис Ельцин. Почему же «русскому Бонапарту» Владимиру Путину не стать и русским Людовиком XVIII?
Вот он и стал. И сейчас мы можем с высокой достоверностью обозначить параметры реставрации, которую на наших глазах реализует президент Путин.
Векторы Путина
В чем же заключается реставрация Путина?
Первое – идеология. В «крымской речи» 18 марта президент обозначил главное направление – «русский мир». Российская Федерация обозначает себя как наследница всех предыдущих итераций государства Российского – СССР, Российской империи, Московской Руси, Киевской Руси. И в этом качестве распространяет свое влияние за пределы государственных границ всеми имеющимися у нее средствами, включая при необходимости и силовые.
Второе – политика. В ее основе – «национализация элит». Бюрократия, буржуазия, интеллигенция должны стать национально ориентированными – либо быть устраненными. При этом власть использует инструменты прямой демократии, приобретая черты плебисцитарной диктатуры: то есть такого режима, который навязывает свою волю меньшинствам, опираясь на прямую поддержку большинства.
Третье – социально-экономическая сфера. Модернизационные задачи не отбрасываются, но приоритет отдается индустриальной сфере. Основа экономического роста – ВПК и сырьевые отрасли. То, что уже есть и способно работать. Условное Сколково тоже есть, но это на потом, на вырост. И, конечно, патернализм, которого так жаждет большинство.
Насколько такая система перспективна? Не знаю. Но то, что она адекватна «текущему моменту», по-моему, не вызывает сомнений.
Сомнения и нестроения (в образованном классе) вызывает другое: не слишком ли советской получается система?
Жертвы псевдоморфоза
Похожего и впрямь много. Культ Победы с красными знаменами. Маниакально-запретительный синдром у парламентариев. Прославление советских вождей и героев – по Сталина включительно. Апология внешней политики СССР. И еще много-много радостей для одних – и горестей для других.
Но давайте не впадать ни в эйфорию, ни в отчаяние – давайте сравним не внешние проявления, а сущностные черты.
Что такое советская система? Каковы ее основы? Ответ хорошо известен любому, кто хоть сколько-нибудь внимательно изучал новейшую историю: идеократия, партократия, тотальное огосударствление экономики и общественной жизни, недопущение любого инакомыслия.
Что мы видим в нашей стране сегодня?
Идеократии быть не может, поскольку нет сформулированной государственной идеологии. Есть речи о «духовных скрепах», есть стояние руководителей государства со свечами на пасхальных службах, есть довольно общие рассуждения о «русском мире». Но это все – очень широкая рамка, которая довольно вяло навязывается обществу. Интеллигентский перепуг относительно «наступления клерикализма» или «имперской реакции» – это не более чем интеллигентский перепуг.
Партократии не получается, поскольку нет правящей партии. Есть «Единая Россия», которую часто сравнивают с КПСС. Вы можете представить себе, чтобы региональный политсовет ЕР приказал что-нибудь губернатору своего региона? А представить, что кто-то вслух предложил заменить КПСС «Блоком коммунистов и беспартийных» – при том не только сохранив свою должность, но еще и получив повышение? Так что считать ЕР правящей может только тот, кто никогда не бывал в райкоме КПСС.
И огосударствления не выходит: при всех стараниях повысить роль государства в экономике и ставке на развитие госсектора Россия крайне далека от уровня социализма, господствующего в Евросоюзе. Патерналистская система, доставшаяся в наследство от СССР, кое-как действует. Бизнес, ориентированный не на свою страну, а на «мировую экономику», маленько приструнили. Однако даже государственный капитализм, многократно осужденный большевиками (и лично товарищем Лениным), остается скорее ориентиром, чем реальностью.
Что же касается подавления инакомыслия, то погуляйте по Рунету – сами все увидите. Да, противников режима редко пускают на телевидение. Да, некоторых наиболее рьяных подвергают уголовному преследованию – то 15 суток дадут, то «двушечку» вкатят, то старое воровство припомнят... Все это выглядит неубедительно не то что в сравнении с советской практикой (даже не сталинской, а брежневской), но и с деяниями признанных демократий. Полюбуйтесь, скажем, на работу американской полиции или спросите об украинской демократии у Павла Губарева...
Тем не менее, внешний советизм путинского режима очевиден. И отрицать его бессмысленно – красные флаги, апелляции к советскому величию, ренессанс сталинизма... Великий историк Освальд Шпенглер в свое время позаимствовал у геологов понятие «псевдоморфоз» – когда породы внешне похожи, а на самом деле имеют разную природу. Вот именно это мы и наблюдаем.
Реставрация Путина очень во многом напоминает СССР. И риторика похожа, и символика. Только содержание другое. Кому-то нравится, кому-то не очень. Оно связано и с советскими временами, и с имперскими. В нем немного «современного» в западном понимании. Эта система может привести нас к конфронтации с «грандами» мировой политики. Но у нее имеется одно важное преимущество: она адекватна современному состоянию российского общества. И это, на мой взгляд, достаточный аргумент, чтобы поддерживать путинскую реставрацию, несмотря на любые идейные, политические, эстетические и даже антропологические разногласия.