Он сделал одно из главных дел своей жизни: согласно его указу наутро 28 июня должен был наступить «День памяти жертв оккупации» Молдавии советскими войсками. Черные флаги должны были склониться над дворами, черные аисты пролететь над полями, и, увидев эти вещие знаки, российские войска должны были бежать из Приднестровья.
Большинство нормальных людей в Молдавии, как и в России, ясно видя все беды и глупости времен своей молодости, вовсе не хотят признавать советское время оккупацией
Но пока солдаты спали, и над казармой их ограниченного контингента гремел молодой духовитый храп.
Я тоже укладывался – в номере гостиницы «Кодру», бывшей цекашной. Приехал по просьбе общественной журналистской организации «Формат А3», для которой постсоветское пространство – не пустой звук. В свете молний зелено отсвечивало бутылочное стекло с надписью «Крикова». Утром я встал и пошел смотреть, как исполнится пророчество.
На центральной площади уже стоял камень, который столбил место будущего памятника жертвам оккупации. На нем табличка с печальным текстом на молдавском языке и следами спешной затирки грамматической ошибки в слове «советской». Человек 150 стояли вокруг и слушали исполняющего обязанности.
– Почему палачи должны гордиться своими делами? – спросил Гимпу в микрофон и посмотрел сурово. Я пожал плечами и спрятал окровавленные руки за спину. – Диктатура и смерть в тот день 1940 года наступили для тысяч трудолюбивых и рачительных хозяев Бессарабии!
Священники освятили камень. Толпа поредела. У камня остались три старушки, у которых устали ноги стоять и слегка охрипло горло выкрикивать. Они присели на гранитный парапет. Сняли свои стоптанные туфли и шлепанцы, вытянули натруженные крестьянские ноги и продолжали пояснять, как заведенные, всем, кто подходил, что советское прошлое было оккупацией. Я попросил их перевести, что в точности написано на камне. И тут случился конфуз: старушки этого сделать не смогли. Может, зрение плохое, может, смена кириллицы на латиницу и наоборот, случившаяся в истории их страны дважды, сыграла роль, но о сути я сам догадался по интернациональным словам, имевшим латинский корень.
– А вы что, русский? – спросила одна из старушек. – Вот почему вам это не нравится! Вот почему вы говорите против!
Я к тому моменту еще не сказал ни слова против. Я их подыскивал. Дело в том, что я полагаю, что русские оккупировали Молдавию гораздо раньше. В начале девятнадцатого века – и так безжалостно обходились с трудолюбивыми и рачительными хозяевами Бессарабии, что через два века их численность увеличилась минимум в восемь раз, а края просто расцвели.
Впрочем, стартовая точка легко допускала заметные улучшения – и самыми простыми средствами. Процитирую высказывание будущего вице-губернатора Бессарабии Ф. Ф. Вигеля, современника А. С. Пушкина, о Кишиневе: «...В правильности и чистоте едва ли может равняться с последним нашим уездным городом. Первоначально он был построен в лощине, на самом берегу местами запруженного ручья Бык, который удостаивают названием реки. Сия древняя часть города и доныне существует. Въезжая в нее, равно страдают и взор, и обоняние: она вся состоит в излучистых переулках, унизанных лачужками, тесно друг к другу приклеенных. Помои и нечистоты стекаются сюда из всех мест, отсюда впадают в Бык и в летние жары так заражают воздух, что производят повальные лихорадки».
По решению Президента Молдавии Михая Гимпу 28 июня станет «Днем советской оккупации» (фото: ИТАР-ТАСС) |
Не знаю, кто тут больше поработал – трудолюбивые и рачительные бессарабцы или оккупанты, но даже на рынке в Кишиневе теперь пахнет турецкими помидорами и тираспольскими консервными крышками, лучшими из всех известных консервных крышек.
Достаточно посмотреть на красивые дома в Кишиневе, а они явно построены во времена оккупации, на старые деревья, почитать под вечер нежных воспоминаний современников и список пушкинских творений, кои пришлись на посещения Кишинева, чтобы понять: царизм лютовал. Кровь лилась рекой (см. поэму Пушкина «Цыганы»).
Кстати, даже Александр Сергеевич, в целом гуманист, но все же дитя своего жестокого и мрачного века, а также слуга режима, преследовал местное население, принуждал его к повиновению и рабству, пытаясь завладеть понравившейся ему местной девушкой Земфирой* из табора, о чем имеются документальные свидетельства.
#{ussr}И только через двести лет тяжелейшего ига, в 1917 году, когда Ленин, Троцкий и прочие Котовские как-то зазевались и больше уделяли внимания живосожжению русского казачества, подавлению антоновщины, кронштадчины и прочей тамбовщины, на многострадальную Бессарабию пришло долгожданное освобождение, которое в советские времена лицемерно именовалось румынской оккупацией.
Надо отдать должное мининдел Троцкому: он с этим не соглашался. И США, кстати, тоже не признавали румынского захвата. И Япония. И ноты слались в Лигу наций регулярно. Но это не мешало румынам всячески подбадривать молдаван, которых они зачисляли в сродственники, хотя и второсортные. Да и как не радоваться холопам появлению новых бар! Края те немедля пришли в благолепный и долгожданный упадок. Смертность населения в эту благословенную пору была наибыстрейшей в Европе. Этому способствовали регулярные восстания несознательных молдаван, которые бунтовали, оказывали вооруженное сопротивление, не признали в оккупации освобождения и были к тому принуждены, некоторые посмертно.
Поэтому когда в 1940 году русские оккупанты перешли от нот к делу и вернулись, а это случилось – о, история, ты полна парадоксов – благодаря отвратительному пакту Молотова – Риббентропа, их в Бессарабии встречали цветами.
Увы, вскоре началась война, и освобождение опять настигло Бессарабию, чтобы расцвести концентрационными лагерями фашиста Антонеску. Так продолжалось до 1945 года.
Вот что я хотел сказать нанятым старушкам, которые продолжали на меня наскакивать. И уже набрал воздуху. Но тут к нам подошел рослый полицейский и сказал что-то по-молдавски. Бабушки замолчали как по команде, и я никакими силами не мог уже вытянуть у них ни слова. Перемену мне объяснил добровольный переводчик: оказывается, полицейский сказал следующее: «Вы тут потише, уважаемые старушки, не мешайте русскому говорить, что он хочет. Ведь у нас демократическая страна». Будто я и сам этого не видел воочию! Я пожелал старушкам здоровья, успехов, ласковых внуков, повышения пенсий. Они, по-моему, совсем сбились с толку. Я попрощался и перешел через площадь к памятнику Штефану Великому, где меня ждали внуки этих старушек, молодые неласковые ребята, державшие обидный для меня, только приехавшего и еще многое не видавшего, плакат «Russians go home».
– А чего не по-русски, чтоб я сразу понял? Чего по-английски, а, отцы? – спросил я, неловко подделываясь под молодежный стиль. – Много на площади американцев? Англичан? Я ни одного не вижу.
– Американцы сняли, что надо, и ушли, – подсказал кто-то из зевак.
Ребята молчали.
– Типа для мировой общественности? – продолжал я.
– Именно так, – наконец ответил один. И пошел чесать что-то по-молдавски.
– Стой, я же молдавского-то не понимаю! – признался я.
– Ай-ай, старый уже, столько лет живете в Молдове и не выучили молдавского языка, – поддел меня парень с плакатом.
– Румынского, дурень, – дернул его за рукав сосед. – Молдавского нет.
– Ну да, румынского.
– Ребята, я из Москвы, мне или по-русски надо, или по-английски.
– Где Аурика? Она за английский отвечает, – спросил командир взвода юных демократов-полиглотов. Из второго ряда выдвинулась девушка и сказала по-английски: «Я расскажу вам о Советском Союзе и его преступлениях».
– У, милая, это я сам тебе могу рассказать! И куда побольше! – честно предложил я. Но она гнула свое, тыча в сравнительный ряд фотографий: там были сняты объекты, взорванные красноармейцами при очередном ожидаемом приходе освободителей в Кишинев. «Варварство!» – говорила она. За спиной у нее намертво был приклеен к забору плакат Эмнести Интернешнл.
Противники указа об объявлении 28 июня Днем советской оккупации митинговали у российского посольства (фото: ИТАР-ТАСС) |
Я поблагодарил девушку и пошел на брифинг коммуниста и отставного президента Воронина, который в предвыборной борьбе получил от Гимпу в виде указа и камня неожиданный и весьма дорогой подарок. Теперь сильно просевший Воронин, который на манер Кучмы заигрался и заинтрижился так, что и Россию потерял, кинув ее с планом Козака (чего ему не забудет никогда не только Козак), и Западу не сильно нужен, и соратников оттолкнул (боясь, возможно, небезосновательно, чтоб те его самого не съели), обрел то, чего ему не хватало: врага. Четкого, ясно очерченного, которого можно перед своим электоратом честить во все корки и еще подсобрать голосов в чужих огородах. Партийных огородах, чьи начальники менжуются, хотя инициативу Гимпу вроде осуждают. Но как-то нерешительно, экивоками и с оговорками. Могли, например, собрать заседание парламента – и осудить указ. Или поддержать. Было бы весомо при любом исходе. Но в Молдавии любят поманеврировать. Полавировать. Что в результате с заседанием парламента? Правильно! Его в последний момент отменили...
Гимпу и Воронин сейчас чем-то похожи. Врио-румынофил консолидировал у себя немногочисленных, но твердокаменных румынофилов, которые водились и в других партиях. И коммунист – своих сторонников.
А вот альянс партий, которые в свое время вместе с Гимпу объединялись против Воронина, теперь в неловкой ситуации. Поскольку указ указом, но не летит черный аист над Молдавией. И в испуге не собирают манатки российские солдаты в Приднестровье.
Большинство нормальных людей в Молдавии, как и в России, ясно видя все беды и глупости времен своей молодости, вовсе не хотят признавать советское время оккупацией. Кое-кто законопослушный – все ж таки врио президента приказал – приспустил флаги. Детишкам мозги попромывали, что, кстати, страшней всего. Но многие поддерживают Воронина, когда он требует медицинского освидетельствования Гимпу, который в свою очередь страшно напоминает Ющенко. Заколачивает, пока при властишке, гвозди монументов на центральных площадях, от чего там фонит, как радиация, ненависть к России. Поди их потом выдерни.
...Вечером пришел в номер и с чувством исполненного долга открыл бутылку криковского, одноименного с гостиницей. Дал подышать. Налил. Вкусно. Вроде полнотелое, земное, но не тяжелое. Каберне дает терпкость – мерло смягчает. Может, не самое изысканное, но ясное и честное вино. Хорошо от него человеку.
Молодцы, молдаване-виноделы. Учитесь, политики.
* Признан(а) в РФ иностранным агентом