Вопрос, конечно, интересный, хотя и праздный: два этих многосерийных кинофильма, как пар и лед, находятся в разных агрегатных состояниях. Внешне они могут быть сколько угодно похожи, однако начинка у них разная.
Точнее сказать, в «Ликвидации» нет вообще никакой начинки. Нынешняя премьера – симулякр, то есть пример честного и грамотного постмодернистского ремесленничества, развернутого в сторону того, что делает в масскульте, ну, например, Борис Акунин.
Но Борис Акунин при этом мудрее и изощрённее: ему хватает ума и такта отрицать свое писательство, прикидываться беллетристом и, снижая пафос, не размахиваться на культовую нетленку. Скромно служа делу развлечения широких масс.
А может быть, Акунина просто меньше интересуют «быстрые деньги». Что, впрочем, частности…
Борис Акунин при этом мудрее и изощреннее: ему хватает ума и такта отрицать свое писательство, прикидываться беллетристом и, снижая пафос, не размахиваться на культовую нетленку
С «Ликвидацией» же происходит совершенно иная история. Сериалу заранее уготовано место в пантеоне достижений современного искусства. Пиар-ход такой. Менеджерская стратегия, кстати, особенно заметная сейчас, когда Сергей Урсуляк приступил к съемкам нового фильма, повествующего про молодые годы Максима Максимовича Исаева.
Съемочный процесс новой нетленки едва запущен, результаты обещают к следующей весне, однако уже сейчас тон интервью и пресс-релизов не дает сомневаться в том, что ваяется нечто.
Но если судить «Ликвидацию» единственно возможным способом, завещанным Пушкиным, то есть по законам авторов, принятым ими над собой, становится очевидным: «Ликвидация» – это стилизация.
А стилизация – это ведь искусство внутри себя по определению полое, смысл которого возникает не сам по себе, но с помощью дополнительных средств и отвлекаловок – театральных пережимов, бенефисных вставных номеров, утрирования одесского колорита, который смакуют и комикуют, как в телепрограмме «Аншлаг». Евреев здесь нет, как и нет Одессы, нет Жукова, одни только ряженые.
Именно поэтому, кстати, операция военных разведчиков с переодеванием под названием «Маскарад» служит в сериале вскрытием приёма.
Между тем именно аллюзии и реминисценции, всевозможные отсылки к другим (перво-) источникам только и могут быть содержанием постмодернистского искусства.
Сюжетные линии здесь не несут никакой дополнительной нагрузки или сверхзадачи, кроме движения одной лишь процессуальности, поэтому единственное, на что способны такие перипетии – выкликание из зрителя предыдущего схожего опыта.
В отношении «Ликвидации» не зря с таким упорством вспоминают мужской мир «Места встречи…» и спорят об их сходстве-различии так, словно бы это что-то меняет.
А это ничего не меняет, ибо выкликание аллюзий говорит не о фильме, но о личном опыте смотрящего. Мне вдруг в связи с «Ликвидацией» показался актуальным опыт Алексея Германа (его цветовая гамма), который точно так же не имеет никакого отношения к «Ликвидации», как и «Место встречи…». Ведь предложенные обстоятельства, несмотря на условность и схематизм, кажутся более правдоподобными. Возможно, потому что в основе говорухинского фильма лежит более серьезная литературная основа, а здесь – только сценарий, писавшийся «на живую нитку».
Или, к примеру, я, разумеется, вспомнил «Крестного отца» – ну чем Одесса не маленькая Италия? Или даже Гайдая с «Бриллиантовой рукой»: чем Академик, которого я, между прочим, вычислил мгновенно при первом же его появлении, не Шеф с перстнем?
Сериалу заранее уготовано место в пантеоне достижений современного искусства |
А еще обилием вставных музыкальных номеров «Ликвидация» вполне напоминает ленты типа «Зимнего вечера в Гаграх». Причем всё дивертисменты в ней делятся на два сорта – старые, проверенные и новые. От первых хочется плакать, вторые на холостом ходу проскакивают мимо, заставляя подозревать Урсуляка в возгонке метража.
Сергей Урсуляк, как опытный режиссер, запускает этот интерпретационный механизм, постоянно впрыскивая в сериал множественные отсылки к разным фильмам и театральным постановкам.
Его персонажи – крайне культурные одесситы, постоянно посещающие кинематограф и театр. Подобные прямые отсылки (как к «Детям капитана Гранта», который по фильму запускают второй раз!) комментируют жанр сериала, ибо кроме жанра в этой ленте ничего нет и быть не может. Подобным образом героиня Джулии Робертс в «Красотке» ходила в театр на вердиевскую «Травиату».
Но для «Ликвидации» важен и опыт Игоря Масленникова, который идеальным образом раскрасил схемы конан-дойловских рассказов «по (как говорят в театре) атмосфере» и через атмосферу.
Сюжет обкладывается колоритными персонажами и бытовыми подробностями, не имеющими прямого отношения к фабульным воронкам. Эпизодами «по атмосферке» особенно плотно унавожены первые две серии, задающие фотографическим виражом контекст и колорит, но после смерти Фимы Маковецкого колорит заканчивается и начинается в основном чистый жанр.
Так и выходит многосерийная рефлексия на темы что такое «культовое кино», «трэш», «жанр». Главный смысл «Ликвидации» оказывается в авторском и продюсерском раздумье о том, каким должен быть нынешний образцово-показательный сериал. Вот и всё.
Между тем назначенная на роль культового кино «Ликвидация» со временем действительно станет культовой. Ибо, как показал еще Дмитрий Александрович Пригов, в российской культуре всё решает сила назначающего жеста.
Что нам стоит культ построить – нарисуем, будем жить.