Все республики постсоветской Средней Азии переживают в этом году тяжелые времена. Экономический кризис подкосил и так плачевную экономику. Трудовые мигранты, на денежные переводы от которых жила половина населения страны, вынуждены возвращаться домой – а это увеличивает протестную базу и социальную напряженность. Если раньше недовольные могли выехать за рубеж на заработки, то сейчас они лишены и этой возможности. Ведь не факт, что после завершения карантина в России воссоздадутся все рабочие места, которые раньше занимали иностранные рабочие.
Тем временем следующие, после Белоруссии, выборы президента на постсоветском пространстве состоятся 11 октября 2020 года в Республике Таджикистан. У действующего президента Эмомали Рахмона нет серьезных конкурентов. Вся оппозиция разгромлена и не может выдвинуть единого кандидата (впрочем, популярные личности все равно не допускаются до выборов путем отказа в регистрации).
Это не единственная общая черта с тем, как складывалась предвыборная ситуация в Белоруссии. Обе страны имеют много схожего – и это не только политические качества их президентов.
Общий курс при разных президентах
В Таджикистане и Белоруссии живет примерно по девять миллионов человек, у обеих стран чуть больше 80% титульного населения, на окраинах высока доля разнообразных этнических и религиозных меньшинств. Государственный строй – президентские республики с обширными полномочиями президента, которые в реальности намного превышают формальные рамки, заданные конституцией.
Рахмон и Лукашенко впервые избрались в 1994 году, постепенно они изменили конституцию, чтобы убрать для себя ограничения для новых переизбраний. С тех пор без всякой интриги они избирались снова и снова. И Лукашенко, и Рахмон являются по своей первой профессии аграриями. Оба при СССР руководили совхозами, не стесняются напоминать о своем простом сельском происхождении и считают, что великолепно разбираются в сельском хозяйстве.
За годы нахождения у власти они не стали проводить рыночные реформы. Весь крупный бизнес, как правило, обязан своему существованию исключительно приближенностью к президентскому клану. Не чураются и рейдерским захватом лакомого бизнеса конкурентов.
Во внешней политике Душанбе и Минск также проводят сложный внешнеполитический курс, который политологи окрестили «многовекторностью», то есть стремлением сидеть на разных стульях и получать преференции от всех, кто дает. Обе страны стремятся дружить с Россией, состоят в ОДКБ, но в экономическом плане не спешат углублять интеграцию. Таджикистан не хочет вступать даже в Евразийский экономический союз, считая, что безвизового режима для своих мигрантов в рамках СНГ вполне достаточно.
При этом наращивают экономическое сотрудничество с Китаем. Также Китай, наряду с Россией, является крупнейшим кредитором республик, их финансовая зависимость от Пекина, по прогнозам экономистов, будет только увеличиваться.
Передать пост детям
По мнению ряда политологов, Рахмон и Лукашенко собираются в конце своей карьеры отдать власть своим сыновьям, которых активно вовлекают в политическую жизнь. Два старших сына Александра Лукашенко давно занимают посты в госструктурах, есть еще младший Николай (его чаще других прочат на роль преемника), которому не так давно исполнилось 16 лет.
В Таджикистане же вопрос с преемником фактически решен, это старший сын президента – 32-летний Рустам Эмомали. Три года назад, когда ему было всего 29 лет, он стал мэром столицы страны. Затем стал и сенатором, а в этом году его избрали спикером Маджлиси милли (верхней палаты парламента Таджикистана). Это вторая должность в государстве, в случае смерти или недееспособности президента спикер становится во главе государства.
Последние изменения в конституцию РТ в 2016 году снизили возрастной ценз для кандидатов на президентских выборах с 35 до 30 лет.
Поэтому многие ожидали, что Рустам будет баллотироваться на президентский пост уже в этом году. Однако, судя по предвыборной активности отца, с транзитом власти решили повременить.
Для безболезненной передачи власти расчищают политический ландшафт от сильных политиков и потенциальных спонсоров оппозиции. В итоге даже без фальсификаций Рахмон вполне набирает больше половины голосов.
Если в Белоруссии политические партии и парламент всегда мало что значили, то в Таджикистане они недавно еще представляли определенную силу. После завершения гражданской войны, по условиям мира, Рахмон дал квоту лидерам оппозиции и полевым командирам на государственные должности, в частности, в законодательном органе. Постепенно Рахмон стал выдавливать конкурентов из власти, все больше заполняя властную вертикаль близкими ему людьми. Последняя крупная легальная оппозиционная сила – «Партия исламского возрождения Таджикистана» – была запрещена в 2015 году, ее объявили террористической организацией. С тех пор вся непримиримая оппозиция ушла в подполье.
Переход к силовому противостоянию?
Не видя других способов повлиять на власть, таджикская оппозиция все больше склоняется к бессмысленности бороться в легальном поле. 31 августа председатель безобидной Социал-демократической партии Таджикистана Рахматилло Зойиров объявил бойкот предстоящим президентским выборам, к чему призвал и своих сторонников.
«Я, как гражданин Таджикистана и председатель СДПТ, не намерен участвовать в обеспечении легитимности нынешних незаконных, антиконституционных и антинародных выборов президента Республики Таджикистан», – сказал Зойиров. Впрочем, на Востоке всегда большое значение имели внутриклановые договоренности. Население, как и элиты, тоже расколото, что не позволяет противникам Рахмона выступить единым фронтом.
Кроме того, у Белоруссии и Таджикистана, кроме множества сходных черт, есть и серьезные различия.
«Лукашенко пришел к власти в спокойной, экономически развитой стране, в которой экономический кризис, связанный с перестройкой и развалом СССР прошел свой пик, поэтому с его именем связывались все последующие успехи, – заявил газете ВЗГЛЯД доцент факультета международных отношений СПбГУ Руслан Шамгунов. – Оппозиция была вялой, побеждать ее на выборах было простым делом. Но в нынешних условиях он перестарался с количеством голосов, поданных за него. Кандидаты от оппозиции ему не конкуренты. Многие белорусы от него устали, да и перед ними маячит надежда на ЕС. Соседи эту надежду подогревают».
В Таджикистане же, по мнению эксперта, ситуация была противоположной:
«Территория Таджикистана была беднейшей и при СССР. Население разделено не только по национальному признаку, но и по клановому. «Перестройка и демократия» привели к гражданской войне, в ходе которой Рахмон пришел к власти и смог удержаться. Он уверенно победил кандидата от оппозиции на выборах после войны, на которых заниматься фальсификациями было рискованно. За первые пять лет своего правления он избавился от оппозиции.
Чтобы управлять страной, нужно уметь договариваться с кланами. Оппозиция этого не умеет. В глазах жителей страны нынешний президент – победитель и миротворец. Отсутствие демократии ни для кого не имеет значения, а Европа далеко».
Слабой чертой отдельных групп таджикской оппозиции является их недоговороспособность. Если в Белоруссии эту роль на себя взяли зарубежные кураторы с территории сопредельных стран, то в Средней Азии такого плацдарма не оказалось.
«Президентские выборы в чистом виде вряд ли способны привести к конфликту, так как оппозиция будет обращаться за поддержкой не ко всему народу, а только к представителям своего клана, который будет вынужден противостоять другим кланам. Поэтому плавный переход власти от отца к сыну не воспринимается так уж болезненно. Вот если при этом или после этого будут нарушены договоренности, тогда – да, вспомнят про «нарушение демократии». Вокруг Таджикистана нет аналогов Польши, Литвы и т. п., нет ЕС, на чью помощь можно рассчитывать. Зато есть страны, с которыми не урегулированы пограничные вопросы, неспокойный Афганистан и Китай с его территориальными претензиями», – резюмирует эксперт.