Избранный президент Хорватии 46-летняя блондинка Колинда Грабар-Китарович в первом же своем публичном выступлении поставила под сомнение территориальную целостность соседней Сербии. В инаугурационной речи она перечислила через запятую в качестве соседей Хорватии «Сербию, Воеводину», хотя Воеводина – автономия в составе Сербской Республики. Причем последняя автономия бывшей СФРЮ, в которой ни венгерское меньшинство, ни кто-либо другой еще никогда не заикался об отделении от метрополии. Представить себе, что Грабар-Китарович этого не знает, невозможно, поскольку до своего избрания она возглавляла республиканский МИД.
В Вашингтоне никогда не скрывали, что сознательно пошли по пути воспитания «на вырост» целого поколения перспективных политиков Восточной Европы
Само по себе это высказывание, скорее всего, не повлечет за собой серьезных внешнеполитических последствий. При некотором стремлении к миролюбию и компромиссу его даже могут списать на недостаточную подготовленность речи нового президента. Не там, мол, запятую поставили, пожурим спичрайтера. Тут дело в другом. Избрание Грабар-Китарович с огромным энтузиазмом воспринято в странах совсем другого региона, и отнюдь не по формальным обстоятельствам. Первыми радоваться стали в Киеве, напрямую увязывая (хотя и не на официальном уровне, а в размышлениях местных политологов) ее победу на президентских выборах с событиями в собственной стране. Мол, Грабар-Китарович – «ястреб» и «атлантист». И сейчас она немедленно передаст (или продаст – это не суть важно) Украине много оружия, и вообще еще одна страна Евросоюза теперь будет защитником идеалов Майдана. Следующими на очереди оказались прибалтийские государства с примерно похожей риторикой, только без прямой увязки с оружием и прочими общеевропейскими ценностями.
В этом есть доля истины. Хорватию неоднократно за последние двадцать лет втягивали в различные аферы с продажей и перепродажей оружия, которым она просто напичкана с 90-х годов. Но это техническое обстоятельство. В Загребе и без Грабар-Китарович продолжили бы этим развлекаться. Другое дело, что налицо очевидное «родство душ» нового президента Хорватии и наиболее влиятельной части политических и экономических элит из соседствующих с Россией республик.
Скажем прямо: у них у всех схожие биографии. Забудем на секунду, что чуть ли не все «лидеры Майдана» и члены нынешнего правительства в Киеве проходили обучение в США. Но, например, президент Литвы Даля Грибаускайте и Колинда Грабар-Китарович по анкетным данным с начала 90-х выглядят чуть ли не как сестры-близнецы. Они обе работали в местных министерствах иностранных дел на разных карьерных должностях, но имели непосредственное отношение к взаимоотношениям с США и Евросоюзом. Грибаускайте служила в посольстве в Вашингтоне, а после руководила переговорами Литвы с Международным валютным фондом. Грабар-Китарович вообще возглавляла североамериканский департамент МИД Хорватии, а затем служила в посольстве в Канаде. Впоследствии обе занимались вопросами евроинтеграции своих стран. Грабар-Китарович была министром интеграции, а Грибаускайте работала непосредственно в Еврокомиссии. И опять же, обе (только в разное время) проходили обучение в США. Грибаускайте – в Джорджтаунском университете, а Грабар-Китарович – последовательно аж на трех специализированных курсах политологии и управления.
В этом плане Грабар-Китарович не то чтобы больше повезло, просто она моложе Грибаускайте, у нее нет подозрительного советского бэкграунда и больше «свободного времени». У поколения политиков еще более молодых, чем новый хорватский президент, это обучение «заложено» в самом начале карьеры. Если заняться внимательным изучением биографий сотрудников ведомств иностранных дел стран Восточной Европы, там чуть ли не каждый первый в тот или иной период своей юности стажировался или обучался по программе Фулбрайта, в Джорджтауне, в школе им. Кеннеди, в Гарварде, Принстоне – и далее со всеми остановками. Исключение составляют некоторые более «европейски настроенные» прибалтийские политики и дипломаты (например, глава миссии Евросоюза в Москве Вигаудас Ушацкас), учившиеся в Скандинавии и там же работавшие. Отдельным колоссом на этом фоне высится бывший министр обороны, бывший министр иностранных дел и нынешний маршал Сейма Польши Радослав Сикорский. В прошлой жизни – журналист, работавший на англоязычные издания и обучавшийся в Американском институте предпринимательства, будучи уже взрослым человеком и состоявшимся политиком.
Но эта географическая деталь меняет лишь один-два акцента. В целом подавляющее большинство политиков, дипломатов и государственных чиновников высшего уровня в странах Восточной Европы имеют общие черты биографии – обучение в специализированных учебных заведениях США и их союзников, а также опыт непосредственной работы с североамериканскими или европейскими дипломатическими или экономическими структурами.
В Вашингтоне никогда не скрывали, что сознательно пошли по пути воспитания «на вырост» целого поколения перспективных политиков Восточной Европы еще в начале 90-х годов. Тогда (если кто забыл) отношение к обучению за границей в целом и в США в особенности приобрело характер почти языческого культа сразу у нескольких поколений. Предоставляемые различными американскими программами возможности получить дополнительное образование или пройти стажировку в США воспринимались как манна небесная или более прагматично – как путевка в другую, прекрасную жизнь. Но если, например, программы USAID были рассчитаны совсем уж на стратегическую перспективу и из России в Америку отправились школьники «по обмену», программы, которые контролировались непосредственно Госдепартаментом, на первых порах отбирали кандидатов достаточно «точечно», проводя и тестирование и разного рода психологическое анкетирование.
И вот время настало. Выращенные в 90-е годы в «американском инкубаторе» восточноевропейские политики обладают рядом характерных черт и взглядов. В первую очередь они максимальные «атлантисты» и «евроинтеграторы». Конкретные национальные и географические особенности (близость или удаленность от РФ, например) лишь специфически «подсвечивают» их общие черты. Для Грибаускайте Россия – «враг номер один», но в то же время инструмент для давления на Европу. У Грабар-Китарович такой задачи нет, но поддерживать градус напряжения на границе с Сербией она будет по той же причине: Хорватия нуждается во враге, чтобы привлекать к себе внимание Брюсселя. А за Сербией всегда мерещится Россия, даже если ее там нет.
«Атлантизм» и «интегризм» в рамках этого «инкубаторного» образования и мышления автоматически означает частичный отказ от национального суверенитета, как бы это ни выглядело со стороны. Литва перешла с 1 января на евро, ее воздушное пространство охраняется датскими и португальскими истребителями, а служба безопасности в прямом смысле слова встроена в британскую секретную службу (в Вильнюсе они располагаются по сути в одном здании). Хорватия – член НАТО, несмотря на нерешенные территориальные проблемы практически со всеми соседями вокруг. Обе страны прочно интегрированы во внешнюю систему безопасности НАТО, а экономика переведена на европейские стандарты. Хорватская валюта – куна – еще держится, но здесь вопрос не столько в желании Загреба ее добить, сколько в нежелании Евросоюза дотировать еще одну страну. И главное: «инкубаторные» политики – всегда «ястребы», склонные к жестким, а порой и просто провокационным высказываниям. Объясняется это просто: в их мировосприятии за ними всегда стоит «старший брат», который заступится и поддержит.
Слабая сторона такого «инкубаторного» подхода – однообразность мышления и механизма принятия решений. Выращенные «оптом» и «на вырост» политики и дипломаты легко прогнозируются, они слишком отягощены стереотипами, чтобы мыслить оригинально и нестандартно. Это не только дает возможность опережать их на ход-другой (зачастую они действительно руководствуются пошаговыми методичками и конспектами), но и, к сожалению, сильно сужает переговорное поле. Национальные интересы конкретных стран всегда шире и разнообразнее, чем блоковые установки и шаблоны, но элиты, воспитанные таким образом, скорее поступятся именно национальными интересами, пусть даже тактическими, чем некой общей идеей.
Государства, руководимые такой элитой, очень быстро теряют самостоятельность внешней политики, даже не потому, что им кто-то что-то «приказывает» или «навязывает» (и это бывает, достаточно вспомнить совсем недавнюю историю с давлением посольства США в Любляне на словенский МИД), а потому, что отказ от суверенитета становится нормальной формой существования элиты. И теряется сам смысл двусторонних взаимоотношений или переговоров по частным тактическим вопросам, что показал «казус Болгарии» в вопросе «Южного потока». Проще уж сразу с Вашингтоном или Брюсселем договариваться, чем вести вялотекущие переговоры с плодами «инкубатора». В конце концов, это же их национальные интересы, пусть сами с ними и разбираются.