В самом конце XIX века в России с подачи остзейского барона и царского морского прокурора Отто Буксгевдена появились «Дома трудолюбия». Идея была проста и благородна – неимущим людям давали еду, кров и работу. Добровольный труд был обязательным условием нахождения в доме. Во-первых, обитатели дома таким образом сами себя содержали на правах вольного кооператива. Во-вторых, считалось, что труд как таковой уже был благом – дисциплинировал, давал смысл жизни. При этом обитатели дома получали часть денег в виде зарплаты, а значит, могли делать накопления и вернуться к нормальной жизни. Уйти можно было в любой момент.
В современной России дома стали возрождаться в начале 2010-х, сейчас идея на самом пике «моды». Но доброе начинание привлекло не только благотворителей и волонтеров-бессребреников, но и откровенных аферистов, преступников, садистов. Получить в свое распоряжение бесправных, нигде не учтенных, лишенных документов и связи с внешним миром невольников – мечта рабовладельца. На месте трудовых домов стали расти настоящие рабовладельческие фермы. И уйти просто так не всегда получится: будут отлавливать, как зверя.
«Реальный ужас. И главное, что никто не собирается этим заниматься! Посчитайте, сколько такой дом зарабатывает, – рассказывает газете ВЗГЛЯД бывший руководитель референтуры министра внутренних дел, доцент РАНХиГС Сергей Карнаухов. – 200 бомжей приносят владельцу рабовладельческой фермы по 50 тысяч долларов в месяц наличными. За это бездомные получают ночлег, бухло. Всем удобно. На стройке упал с 20-го этажа. Там же закопали и забыли».
Бригада бездомных для «Москва-Сити»
Горячий сезон охоты на будущих постояльцев начинается именно сейчас, когда пришли первые настоящие холода. Бездомные пробуют согреться, собираются в районе вокзалов. Здесь их поджидают, с одной стороны, волонтеры с чаем в термосах и теплой едой. Из организаций вроде «Милосердие». С другой – агенты рабочих домов.
Больше ценятся не профессиональные бродяги с многолетним стажем (такие не всегда хотят и, главное, могут работать), а новички, недавно и во многом случайно оказавшиеся на улице. Часто это приезжие из регионов или соседних стран (сейчас особенно много выходцев из непризнанных ДНР и ЛНР), которые в результате обмана или собственной глупости оказались без средств и возможности купить обратный билет.
«Для многих это просто способ пережить зиму и холода. Когда идти больше некуда. Обещают крышу, место, кормежку. Работу. Рублей, ну, 500–600 в день, больше даже, огромные деньги, выплаты каждую неделю.
Теплый коттедж, куда прямо сейчас отвезут на «буханке», сигареты в пути. А дальше начинаются непонятки. – рассказывает Петр Алексеев, весь прошлый сезон отработавший в трудовых домах. – На месте говорят, что надо заплатить за дорогу, сигареты. В счет того, что будет потом. Что зарплата будет 50 на 50, половину обещанного они себе оставляют за дом и еду. Уже 250–300 выходит. Обыскивают. Если есть паспорт, документы, телефон – все себе оставляют. В сейф на время и как залог».
В качестве трудовой фермы хозяева снимают дома в Подмосковье. Иногда лишь частично построенные, незаконченные. Там обитатели спят на многоярусных кроватях или прямо на полу по десятку человек в комнате. Утром их группами отправляют на объекты – разнорабочими на стройки, на уборку территорий, мусора, на различные погрузочные работы. У владельцев домов налаженные контакты с заказчиками. Среди объектов, на которых использовали силы подобных бригад, корреспонденту газеты ВЗГЛЯД называли даже такие респектабельные места, как деловой центр «Москва-Сити».
Добираться до работы надо долго, часа три в один конец, поэтому подъем в пять утра или раньше. На электричке зайцем, на метро дают деньги, но потом вычитают их из зарплаты. На объекте работа по 10 часов. Потом домой три часа и спать. Выходные редко. И так всю зиму. «На завтрак и ужин дают чай, мелкорубленные сосиски, макароны. За все платишь из будущей зарплаты. Очень много штрафуют. Через штрафы почти все и отдаешь, – вспоминает Ренат Тягиев, еще один бывший обитатель трудового дома. – Там реально можно холод переждать. Если скопить, то гроши. Не советую».
На одном своем обитателе трудовой дом может зарабатывать до полутора тысяч рублей в день. В столичном регионе расценки на заказ чернорабочих, судя по объявлениям, колеблются в районе 150–220 рублей за час или 1400–1800 за восемь часов. Если обитателей полсотни (это большой дом) и трудятся они хотя бы 20 дней в месяц, то за искомый месяц дом получит полтора миллиона. Это в активе. В пассиве – аренда, электричество, еда, гонорары вербовщикам, а главное, зарплаты постояльцев (их пытаются всеми силами обнулить или как минимум сократить) и риски их бегства. Такой побег может сорвать заказ, а потому часто вызывает у хозяев агрессию.
Начал качать права – получил пулю
Попасть в трудовой дом просто. Сложнее оттуда уйти.
Физически людей, как правило, не удерживают. Они же должны свои ходом добираться до мест работы. Хотя, как рассказывает Петр Алексеев, в некоторых домах существуют профилактические «подвалы для буйных» – настоящие штрафные изоляторы. К дому, а вернее к системе домов, человека привязывают мягко, но не менее надежно. «Паспорт, телефон, вещи – там. А устроено все так, что ты все время должен. Пока должен, не отдадут», – говорит Алексеев.
Если же человек решается бежать без всего по пути на работу или обратно, то его объявляют в «розыск». В социальной сети ВК существует целая разыскная база (и даже не одна), куда владельцы домов не стесняясь выкладывают фотографии, сканы паспортов, приметы беглецов, которые «не отработали», «только отлежались, помылись и ушли». Этих людей называют «бегунками» или «двуногими крысами», которым рекомендуют при встрече «передавать приветы» или «ставить свечки». Представитель одного из домов Алиса Жукова рассказала газете ВЗГЛЯД, что в базы попадают «не просто беглецы, а воры, кто обворовал других жильцов или хозяев». Сами бежавшие считают такие обвинения ложью.
«Если бы это было так, они подавали бы в полицию. Они этого не делают. На сбежавшего легко что-нибудь повесить», – соглашается активист движения «Альтернатива», которое занимается освобождением людей из рабства.
Проблема бездомных в том, что в холодном городе они рано или поздно попадаются на глаза вербовщиков и становятся жертвами шантажа за якобы неотработанный долг, мнимое или настоящее воровство. Либо, окончательно отчаявшись, сами пробуют попасть в новый трудовой дом – не тот, конечно, из которого бежали, а в другой, но благодаря отлаженной системе розыска их там уже прекрасно знают. Постояльцам вбивают в голову, что никуда они не денутся, не спрячутся, всегда должны отработать, а их долг при сопротивлении вырастет.
Более того, в соцсетях можно встретить не только личную информацию «бегунков», закамуфлированные или прямые угрозы в их адрес, но и отчеты о расправах над бунтовщиками. Вот типичное сообщение по поводу бунтаря: «вызвал полицию, прячется за мусоров. Ими прикрывается. Дали по щам, ничего не понял». «Поймать и отпороть» грозят очередному беглецу в другом сообщении.
В одной из тематических групп появилась совершенно жуткая похвальба о том, как владелец дома расстрелял постояльца: «Начал качать права, пытался напасть, но верный друг «Валера» не подвел и оставил напоминание в его груди. Отвезли в больницу, по дороге сказал, что был не прав и скажет, что случайно познакомился с «Валерой» на улице» («Валерой» на сленге называют травматический пистолет – прим. Ред.). Кроме сообщения в сеть выложили фото и скан паспорта потерпевшего.
Самых же непокорных и проблемных рабочих могут не только демонстративно наказать, но и продать на Северный Кавказ. Эта участь может постигнуть также просто более-менее работоспособных, сильных и выносливых.
Андрей сейчас работает таксистом в Москве. Он родом из Кирова, свою фамилию просит не называть. Типовая ситуация: приехал на заработки, сильно выпил, обманули и ограбили, потом завербовали в рабочий дом. «Мы строили объекты в Зарядье. Бывало даже, что не возвращались в дом. Сроки поджимали. Ночевали на стройке под открытым небом.
Ингуши и дагестанцы открыто приезжали на стройку отбирать себе людей и вывозили их в республику. Никто из вывезенных не вернулся», – рассказывает Андрей.
Координатор «Альтернативы» по Дагестану Закир Исмаилов рассказывает историю Антона Погорелова из Нижнего Новгорода, которого продали на кирпичный завод села Ново-Гапцах. Злоключения Антона начались в Москве, на площади трех вокзалов. Сначала он оказался в трудовом доме, а потом вербовщик предложил ему новую работу у моря и бесплатную доставку на завод. По 15–16 часов в сутки Антон резал и обжигал кустарные кирпичи. Отрабатывал «бесплатную» доставку, проживание, еду, сигареты и стоимость собственной продажи – 18 тысяч. За четыре месяца так ничего и не заработал, бежал. Случайно встретил Исмаилова, который вместе с друзьями отправил мужчину домой.
«Нужна операция с участием ФСБ»
Мазать одной только черной краской все трудовые дома и саму эту идею, впрочем, не стоит.
«Есть дома за знаком «плюс». Это прежде всего «Ной». Да и сама идея домов хорошая», – говорит Сергей Карнаухов. Центр «Ной» при храме Космы и Дамиана в Шубине под руководством Емельяна Сосинского действительно часто ставят в пример. Делают это очень разные люди, с диаметрально противоположными взглядами: государственники и оппозиционеры, консервативные священники, либеральные правозащитники и левые уличные активисты. Дифирамбы «Ною» одинаково поют и российское НТВ, и американское «Радио Свобода*».
В отличие от тотально закрытых рабочих ферм, «Ной» всегда готов открыть двери для журналистов и общественников. Почти половина постояльцев – инвалиды, за ними профессионально ухаживают. Обитателям запрещено употреблять алкоголь, и они обязаны трудиться.
Но по иронии можно счесть, что из этого центра с его гуманизмом и заботой выросли жуткие фермы с бесправными людьми в качестве рабсилы. Нынешние хозяева этих ферм – сами бывшие бездомные и... прежние постояльцы «Ноя».
«Эти люди увидели, как у нас все устроено, поняли, что если выкинуть всю благотворительность, то на бездомных можно хорошо заработать. Евгений Холмов из «Спарты» (под «брендом» «Спарты» действует одна из крупнейших в Подмосковье сеть рабдомов – прим. ред.) пришел к нам из детдома, потерял квартиру. Теперь обвешался золотыми цепями. Но, поймите, постояльцы домов в большинстве случаев имеют проблемы с алкоголем и наркотиками. Хозяева сами наркоманы и алкоголики. «Спарту» делал Денис Визягин, несколько месяцев назад он умер – то ли передозировка, то ли перепил», – рассказывает газете ВЗГЛЯД Сосинский.
Собеседник отмечает сомнительную репутацию подобных рабдомов. «Поначалу много страшного слышал, что людей там и опускали, как на зоне, палками избивали, чтобы держать в повиновении, – продолжает Сосинский. – Я никого не оправдываю, но сейчас, насколько мне известно, людям там хотя бы все-таки платят. Минимально, но платят. На самом деле они вынуждены это делать, иначе к ним вообще бы не шли даже в самом крайнем положении».
На поверхности существует видимость общественного баланса. Так или иначе, говорит Сосинский, но рабдома убрали людей с улиц: бродяги стали реже попадаться на глаза москвичам, за последнее десятилетие их стало значительно меньше. Это устраивает муниципалитеты и городские власти.
Точного числа домов никто не знает. Примерно тысяча может функционировать только в Московской области.
«Трудовые дома существуют в теневой зоне, в подполье. Они скрыты и от глаз обывателя, если не считать тех, кто стал вынужденными их соседями, скрыты они и от закона. Местная полиция предпочитает не реагировать. Часто просто в доле, – рассказывает Сергей Карнаухов. – Получается такой андеграунд. Все отдано на откуп хозяевам. В таких условиях естественно, что первые роли начинают играть разные криминальные личности. Единственный выход – вывести все это в свет. Нужен закон о трудовых домах. Публичные открытые обсуждения. Большая операция правоохранительных органов, не местных, а центральных, включая органы ФСБ».
«Загонять это внутрь нельзя. Масштабы мы на самом деле еще не осознаем, это проросло по всей стране. Что там творится внутри? Могут убивать, калечить. Матрица, которая сама себя воспроизводит. Это криминальный нарыв», – заключает Карнаухов.
* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента