Последний президент СССР ушел из жизни тогда, когда погибший при нем Союз то ли погибает окончательно, то ли возрождается вновь – зависит от того, из какой столицы на это смотреть, из Москвы или из Киева.
При этом он как будто специально пережил своих врагов-немезид Ельцина, Кравчука и Шушкевича, отправивших его – мировую политическую звезду – на политическую свалку, с которой он уже не смог выбраться. Баллотируясь в президенты России в 1996-м, популярный некогда генсек набрал всего 0,51% голосов. Для бывшего главы государства это, возможно, антирекорд. Возможно даже, что он никогда побит не будет.
В этой унизительной для масштаба фигуры цифре – одно из доказательств того, что Михаил Сергеевич Горбачев на посмертное почитание в народе рассчитывать не мог. Пока лидеры стран Запада – коллективного врага нынешней России – будут рассыпаться в соболезнованиях и комплиментах (как сделали это, например, Борис Джонсон и Кондолиза Райс), по русскую сторону границы многие станут показательно «не скорбеть», в качестве исключения отринув римскую максиму «или хорошо, или ничего».
Сказать о Горбачеве можно (и нужно! в назидание) много чего, но выбрать из этого хорошее трудно – чисто по результатам профессиональной деятельности. Нет для политического лидера хуже участи, чем слетать с небосклона в связи с уничтожением доверенного ему государства.
Это – как если бы у сторожа обворовали склад, как если бы у офицера отбили родную часть, как если бы у врача умерли в муках все пациенты. Это вариант, когда хуже некуда.
Но Горбачев, как и любой другой человек, имеет право на справедливость. И справедливым было бы подчеркнуть, что он – при всех своих ошибках – стал жертвой масштабного очернения со стороны властей нескольких независимых государств – бывших советских республик, следовавших старому, как сама политика, принципу «вали все на предшественника».
Его ошибки – это именно ошибки. Не преступления с самодостаточным мотивом, как убедили многих считать, а преступная халатность.
Горбачев не был тем, кто осознанно развалил СССР – наоборот, он последовательно пытался спасти Союз, перепробовав разные способы. Реальные могильщики общего государства – Ельцин и Кравчук, роспуск оного – их личная борьба с советским лидером, ради которой они решили пожертвовать Родиной.
Иначе и быть не могло: распад СССР превращал их из сюзеренов второго плана в самовластных монархов – первых парней на деревне, а президента СССР Горбачева превращал в ничто. Но население союзных республик больше доверяло местным лидерам и в то же время в массе своей хотело сохранить единую страну, поэтому ее убийство повесили на бывшего генсека – и народная масса согласилась с этим рукотворным мифом, как будто бы все происходило не на его, народа, глазах.
Опять же, не «Горбачев сдал твою Родину американцам, чтоб тусоваться красиво», вопреки фразе из культового фильма «Брат-2». Иностранные агенты во власти и фактическое всевластие Вашингтона на русской земле – примета уже постсоветского времени.
Несмотря на то, что лидеру СССР удалось добиться взаимопонимания с лидерами НАТО, найдя общий язык даже с таким русофобом, как Рональд Рейган, главное требование Запада, которое не менялось почти десять лет, – вывод войск из Афганистана он выполнил только в 1989-м, если так можно выразиться. Но, скорее всего, нельзя – завершения бойни к тому моменту требовал уже почти весь советский народ, а не один только Запад.
Тот же народ требовал перемен, потому Горбачева нельзя назвать и авантюристом, чьи ненужные эксперименты довели государство до ручки. Необходимость реформ осознавали все или почти все, но особенно остро – те, кто знал об исчерпании государственной кубышки из-за падения цен на нефть и неэффективного хозяйствования на местах.
Горбачев делал то, что от него требовали либо низы, либо строчки союзного бюджета. Проводил демократизацию, разрешал запрещенку, вводил элементы рыночной экономики, налаживал диалог с остромодными тогда державами, сокращал распухшие расходы на оборону, снимал с довольствия зарубежных дармоедов (в Восточной Европе об этом особенно хорошо помнят болгары).
На этом настаивали не страны агрессивного блока НАТО, а миллионы советских граждан. Горбачеву можно предъявить многое по части результатов, но ничего – по части целеполагания.
Он не предатель, не иуда, не инородный элемент в советской системе, а прямое ее порождение. По утвержденным ей же критериям, генсек был эталоном «нашего человека», лучшим из лучших.
Выходец из глубоко провинциальной русско-украинской крестьянской семьи с отцом-ветераном окончил школу с медалью и орденом Трудового Красного Знамени за сбор урожая в кармане, а уже год спустя был кандидатом в члены партии.
Впоследствии его опекал лично Суслов, на пост секретаря ЦК КПСС рекомендовал лично Брежнев, на роль генсека выдвинул лично Громыко, а всемогущий глава КГБ Юрий Андропов именно Горбачева видел своим преемником в кресле советского лидера – так бы и случилось, если бы брежневский секретарь Черненко не подсуетился вовремя и не замедлил идеальную советскую карьеру «прораба перестройки».
Теперь от самого слова «перестройка» кривятся и ассоциируют его с дербаном страны, но, опять же, не Горбачев распихивал куски Советского государства по карманам ближних, не он отказывался от социальных обязательств ради капитализма бандитского типа. Это тоже – примета нового времени, начавшегося с победой Ельцина над своим главным врагом и переездом первого президента России в Кремль.
Впоследствии он, взвалив на Горбачева собственные грехи, припишет себе его заслуги. Но не Ельцин сделал Россию свободной страной, поскольку свободной страной был уже горбачевский Союз. Гласность, парламентская демократия, еще сто свобод и элементы рыночной экономики, когда государству не принадлежит вообще все вокруг, вплоть до парикмахерских – все это появилось при Горбачеве, а не было дарами команды Ельцина и ее западных друзей.
Горбачев мог стать русским Дэн Сяопином, а стал русским Гербертом Гувером - с поправкой на то, что в ходе Великой Депрессии от США не отвалились Техас и Калифорния. Генсек не смог обуздать центробежные процессы, когда копившиеся годами «застоя» проблемы одновременно всплыли на поверхность. В этом смысле ему не хватило таланта, как не хватило беспринципности и цинизма для успеха в политической борьбе – того, чего у его оппонентов было в достатке.
Он не смог стать и тем, кто вовремя грохнул кулаком по столу. Горбачев медлил с применением необходимой силы, а применяя ее, пытался избежать публичной ответственности лидера – того, без чего в лидеры смутного времени не принимают. Он пытался оставаться демократическим персонажем тогда, когда стране был необходим кризис-менеджер. Он ошибся в себе и своих силах, но еще раньше в нем и в них ошиблись Андропов, Брежнев, Суслов и Громыко. Видимо, это ошибка из серии неизбежных.
Проживая затем абсолютно новую и удивительно длинную по меркам политического пенсионера жизнь, Горбачев безуспешно пытался обелить свое имя в среде соотечественников, переживая не столько за то, что сделал, сколько за то, чего не смог. За эти тридцать с лишним лет он ничем не подтвердил имидж материально озабоченного человека, «приклеенного» к нему в конце карьеры (пресловутая и позорная реклама пиццы в 1997-м – пример не жадности, а нужды). Он не уехал на Запад, где его боготворили, оставшись в стране, где его ненавидели – в своей стране, все беды которой остро переживал, радуясь тогда, когда новому поколению политиков удавалось исправлять некоторые его ошибки.
К ужасу западных поклонников Горбачева он перешел от критики действующей российской власти к ее поддержке сразу после воссоединения с Крымом.
В конце XX века благими намерениями генсека выложили дорогу в русский ад. В XXI веке высший суд судьбы оказался к нему гуманнее и, наверное, справедливее, чем суд молвы. Горбачев прожил долго, он видел всё, но главное, что успел засвидетельствовать – это переломный момент истории, когда последствия некоторых его фиаско больше не выглядят необратимыми, а потерянная при нем сверхдержава как будто расправляет плечи.
Он не мог уйти из нашего мира со спокойной душой, но смог – с надеждой на то, что ущерб российского государства от его правления будет меньше, чем казалось всего полгода назад.