Есть как минимум три аспекта случившегося, в которых требуется разобраться. Политический, организационный и военно-психологический.
Политика
По плану выборы в ДНР должны были состояться 18 ноября. Эта дата согласовывалась в том числе и в ходе минских консультаций, поскольку легитимное проведение выборов и, возможно, референдума в ДНР – один из залогов хотя бы видимости переговорного процесса в минском формате. Переносить сейчас эту дату будет неразумно, да и перекраивать все переговорные схемы в такой короткий срок уже невозможно.
Параллельно развивается история с президентскими выборами на Украине, которую многие уже напрямую увязывают с террористическим актом против лидера ДНР. По конспирологической версии, которую уже принялась распространять на Украине местная «партия войны», Киеву требуется некий новый руководитель в Донецке, который не был бы лично связан с войной за независимость, поскольку с кем-либо из лидеров донецких повстанцев новый украинский президент дела иметь не будет. Но все это – не более чем радикальные киевские придумки. Кто будет выбран в Донецке – с тем и будут иметь дело.
Александр Захарченко практически не имел равного конкурента на предстоящих выборах главы ДНР. И это при традиционно бурной внутриполитической жизни в Донецке. А его гибель реанимирует ушедшие было в интернет конфликты и споры между различными группировками в Донецке, что обязательно отразится на ходе выборов. Может развернуться нешуточная борьба с непрогнозируемым результатом. А это как раз тот случай, которого меньше всего хотела бы видеть Москва. Спокойная и прогнозируемая выборная кампания была и остается единственной политической целью в Донбассе, как и проведение референдума о характере отношений с Россией (только формулировка его пока не готова). Никто не говорит, что в ДНР в последующие два месяца произойдет что-то экстраординарное, но перегруппироваться за это время никто не успеет.
Сложно искать в сложившейся ситуации какие-то положительные моменты. С другой стороны, избирательная кампания станет более напряженной, что придаст ей внешний флер «представительной демократии», как ее понимают на Западе. Хотя и донбассцам, и нам по большому счету должно быть наплевать на мнение западнее линии фронта. Но вера в «безальтернативность» Минских соглашений заставляет постоянно на них оглядываться, как и на бесконечно меняющиеся «форматы» переговоров.
По Донецку уже пошел гулять грустный вопрос: «сколько еще хороших людей должно погибнуть за «безальтернативность» Минска?».
Спикер Госдумы Вячеслав Володин уже заявил, что гибель Захарченко «обнуляет смысл Минских соглашений». Это верно хотя бы по факту того, что под ними стоит подпись Захарченко. Но последствия отказа от минских бумаг до конца не просчитаны, несмотря на то, что всем понятно, что они не работают, как не будет работать никакая политическая бумага, реализацию которой нельзя навязать Киеву силовым путем.
Тяжело это признавать, но надо все-таки сказать вслух, что нет никакого варианта политического соглашения с Киевом, хоть ты тресни. Люди, конечно, гибнут за Родину, а не тексты на бумаге, но все-таки есть в этом что-то неправильное.
Организационный
Александр Захарченко завязал лично на себя практически все нити управления ситуацией. Он был и главой ДНР, и председателем совета министров, и верховным главнокомандующим. В условиях непризнанной и воюющей республики, находящейся в очень сложной ситуации и под жестким внешним давлением, такая схема была вполне логична, понятна и работала, несмотря на отдельные эксцессы. Такой же концентрации власти требовала и Москва, которая предпочитает иметь дело с одним понятным лидером, каким бы ершистым он не был бы, а не с очень демократичной и внешне для многих привлекательной партизанщиной образца Донецка 2014 года, в которой как-то уживались люди и группировки прямо противоположных политических и идеологических взглядов.
По крайней мере до ноябрьских выборов такой концентрации власти просто не будет. Конечно, в самое ближайшее время будет налажена нормальная работа государственного аппарата на месте, но нет никаких сомнений, что существуют некие особые аспекты взаимоотношений, например, с Москвой, которые были связаны именно с личностью Александра Захарченко. На восстановление этих связей потребуется время.
В самом Донецке, к сожалению, внутриполитическая и личностная обстановка таковы, что она не позволит в ближайшее время сформировать некий единый центр власти, способный выступить в роли «коллективного Захарченко». Слабость конструкции, в центре которой был Захарченко, как раз в том, что восстановить ее с другим человеком на этом месте уже не получится.
Кроме того, гибель Захарченко в такой трудный период, отягощенный выборами, немедленно перерастет в череду внутренних конфликтов. Даже если они не будут носить открытый или демонстративный характер (хотя и этого, похоже, не избежать), разрушится система общения «один на один», которая устоялась у Захарченко с некоторыми московскими руководителями. Сейчас же в Донецке разные группы и личности просто в силу сложившейся расстановки сил примутся привлекать к себе внимание и помощь тех структур и ведомств в Москве, на которых были ориентированы все предыдущие годы. Сложится обстановка ненужной и нездоровой конкуренции между различными ведомствами.
Но придется иметь дело с тем материалом, который есть в наличии. Во многом выравнивание ситуации будет зависеть от поведения соответствующих людей в Москве, которым придется попытаться изжить в себе личные пристрастия и эмоции.
Военный и психологический
Александр Захарченко не был военным человеком в прямом понимании этого термина, но он принадлежал к небольшой плеяде самородков, которые фактически вытянули на себе всю войну. Именно эта узкая группа харизматиков составляла идеологический и, если можно так выразиться, чисто мужской костяк сперва ополчения, а затем и вооруженных сил ДНР. Это нормальная, естественная ситуация для таких республик и общин, когда люди, от которых этого можно было не ждать, становились народными героями в силу личных качеств и ранее не проявлявшихся боевых навыков. При этом они не считали зазорным передать часть управления вооруженными силами профессионалам, сохраняя за собой ответственность за сформированные на добровольческой основе подразделения, которые во многом и держались на харизматичности командующих.
И, к сожалению, именно эта группа понесла в последние полтора года невосполнимые потери в результате террористических актов, а порой и просто шальных пуль.
На фронте вряд ли можно ждать какой-либо серьезной эскалации, кроме усиления артиллерийских обстрелов или разовых операций тактического характера на фоне обмена грозными заявлениями. Общая обстановка и соотношение сил таковы, что ни ВСУ, ни ВСН не готовы самостоятельно вести длительную интенсивную наступательную операцию. Кроме того, особой потери управляемости частями ВСН не будет в силу именно отлаженной самостоятельной структуры армии. Захарченко как верховный главнокомандующий выступал в основном в роли военно-политического, а не военно-тактического руководителя.
В Донецке постоянно кого-то критикуют. Захарченко не был исключением. Оппозиция (она есть, хотя бы Губарев) регулярно выпускала «разоблачительные» ролики, вела агитацию в интернете. Но Захарченко оставался признанным авторитетом, заменить которого на деле невозможно. Это уже не вопрос предвыборных раскладов, а чистая психология. Вот как с этим справится традиционно безалаберный и по-южному расхлябанный Донецк, пока непонятно.