Ровно 70 лет назад была опубликована резолюция Коминформбюро, которая предложила югославским коммунистам «заставить своих нынешних руководителей открыто и честно признать свои ошибки и исправить их, порвать с национализмом, вернуться к интернационализму и всемерно укреплять единый социалистический фронт», а если руководители югославской Компартии сделать этого не в состоянии, необходимо их «сменить». Сей ультиматум Белград предсказуемо отверг, а через год дипломатические отношения между СССР и Югославией были разорваны вплоть до хрущевской «оттепели».
Несмотря на краткосрочность и искусственность этого конфликта, последствия ощущаются до сих пор, так что его вряд ли можно записать в раздел исторических недоразумений. Иногда разрыв отношений рассматривают как личную ссору между Иосифом Сталиным и Иосипом Брозом Тито, особенно часто – в рамках либеральной трактовки истории, где Сталин – злой гений Восточной Европы, а Тито – свободолюбивый патриот. Меж тем если и было там что-то личное, то лишь на толику малую. В целом всё гораздо сложнее.
Как Иосип разозлил Иосифа
К 1948 году Югославия стала самым верным и самым крупным союзником СССР в Восточной Европе – именно союзником, а не оккупированной территорией без личной воли. Москва возлагала на Белград большие надежды и вложила беспрецедентные средства в перевооружение югославской армии.
Да, Сталину приходилось неоднократно одергивать Тито, когда он, используя покровительство Москвы, пытался прирезать к Югославии части Италии и Австрии, фактически провоцируя военное столкновение с англичанами и американцами. С точки зрения Москвы, это было стратегической ошибкой, с позиции Белграда – предательством союзника.
И все же ни с одной другой страной Европы у СССР не было такого взаимопонимания, как с Югославией. С Польшей всегда проблемы. В Чехословакии мелкобуржуазный раздрай. Венгрия и Румыния входили в число бывших сателлитов Германии, а Болгария балансировала на грани этого статуса. Албания же была и остается серой зоной Средневековья, с которой даже югославы не могли совладать. «Славянам с этими делать нечего», – докладывал в 1943 году Тито его генерал Вукманович «Темпо», посланный в Албанию налаживать связи с местным коммунистическим подпольем.
Даже неудивительно, что основной причиной для разрыва советско-югославских отношений стала именно Албания. 19 января 1948 года Тито направил ее лидеру Энверу Ходже телеграмму с «предложением» предоставить ему на юге страны базу для ввода полноценной югославской дивизии в целях «защиты от англо-американского вторжения» из Греции, где тогда шла малоизвестная российскому читателю гражданская война. Собственно, две отмобилизованные дивизии уже стояли на албанской границе – в Черногории и Македонии.
За пару недель до этого лидер Болгарии Георгий Димитров выступил с пространным интервью, в котором поддержал идею создания «Балканской Федерации» и, более того, конфедерации восточноевропейских стран, которая включала бы Венгрию, Румынию, Чехословакию и даже Польшу (в Варшаве ужаснулись). И если югославский ультиматум албанцам был локальной историей, то интервью Димитрова – бывшего главы Коминтерна и второго по значимости (после Сталина) «деятеля международного коммунистического движения» – вызвало в Европе резкую ответную реакцию. Для Вашингтона и Лондона создание столь странного то ли блока, то ли государства означало нарушение Ялтинских и Потсдамских соглашений.
На этом фоне в середине марта в Брюсселе Великобритания, Франция, Бельгия, Голландия и Люксембург подписали договор о Западном блоке. Это был прямой ответ на заявления Димитрова и Тито – и начало создания НАТО. Сталин был в бешенстве: какие-то военно-политические блоки появляются самотёком и без оглядки на Москву, а атомной бомбы у СССР тогда еще не было.
И другие несознательные товарищи
Формальной претензией к Тито было то, что Белград со своей попыткой аннексии Албании (никто не сомневался, что две обученные югославские дивизии с их боевым опытом просто проглотят албанцев, как СССР прибалтов) не поставил Москву в известность. Точно так же и Димитров не информировал Сталина, обнародовав свои далеко идущие планы по созданию конфедерации восточноевропейских стран, в которой главенствующая роль отводилась Югославии как наиболее сильной в военном отношении. Но «интервью товарища Димитрова» было жизнелюбиво сочтено «политической ошибкой» и «несвоевременным жестом», а вот практические действия югославов вызвали предельно жесткую отповедь, сформулированную в специальной телеграмме.
На переговоры в Москву было срочно вызвано руководство обеих стран: и Югославии, и Болгарии. Димитров поехал, а Тито сослался на плохое состояние здоровья. Он вполне обоснованно опасался за свою безопасность.
Сталин был прав практически во всем и демонстрировал чудеса в плане терпения. На встрече в Москве он на пальцах объяснял болгарам и посланцам Тито (Карделю и Джиласу), что Албания все еще не принята в ООН, не признана США и Великобританией, так что введение туда югославских войск будет расценено как агрессия и даст повод западным странам для начала войны, следовательно, «албанские товарищи должны сами обратиться за военной помощью». Советский лидер даже продемонстрировал гостям донесения разведки о планах развертывания американских войск в Греции. Уже тогда было понятно, что тамошняя гражданская война коммунистами проиграна, а остатки ЭЛАС надо просто эвакуировать, пока их не перевешали на оливах.
В общем, провоцировать англичан и американцев на интервенцию на Балканах было, мягко говоря, несвоевременно. В качестве компромисса Сталин предложил, если уж хочется, создать конфедерацию между Югославией и Болгарией и на время забыть об остальных странах вокруг них. Пусть живут.
Югославы и болгары кивнули и разъехались по домам.
Вернувшись в Белград, югославская делегация отчиталась о ходе московских «консультаций» на Политбюро ЦК КПЮ. Материалы этого заседания в тот же день стали достоянием советской разведки в Белграде (по разным данным, информаторами могли выступать министр финансов Жуйович и министр промышленности Андрия Хебранг, лидер коммунистов Хорватии). Посол Лаврентьев и военный атташе Сидорович отправили в Москву донесения, из которых следовало, что руководство Югославии и лично товарищ Тито негативно отнеслись к рекомендациям товарища Сталина и нехорошо ругались. При этом от союза с Болгарией решено было отказаться, поскольку там «сильно советское влияние» – «болгары чувствуют вину за позицию во время войны» и заискивают перед Москвой.
Так разногласия по тактике поглощения стран Восточной Европы перешли в перебрасывание марксистскими цитатами и обвинения в «отступлениях от ленинского курса». Тито и Сталин обменялись парой резких писем, тон которых не оставлял сомнений в том, что компромисса не будет. В конце концов из Москвы пришла «окончательная бумага» за подписью Молотова, которая суммировала все обвинения в адрес «клики Тито – Ранковича», за которой последовал отзыв советских военных советников и гражданских специалистов. Для югославов такой поворот событий был неожиданностью, и они некоторое время пытались как-то договориться, но Москве нужно было исчерпывающее покаяние со стороны Белграда, а на такое Тито пойти не мог.
Брат на брата
Разрыв отношений с Москвой не вызвал в Югославии ни антисоветских, ни русофобских настроений. При этом события 1948–1953 годов принято замалчивать, а ведь далеко не все тогда было спокойно.
Советская карикатура на Тито (фото: Борис Ефимов)
|
МГБ СССР развернуло в странах Восточной Европы 20 антиюгославских разведывательных центров. В венгерском Сегеде такой центр вербовал бывших граждан Югославии для диверсионной деятельности против Тито, а из 500 югославских офицеров, на момент разрыва отношений обучавшихся в советских военных вузах, создали «Союз югославских патриотов за освобождение от фашистского ига клики Тито – Ранковича и империалистического рабства». Возглавил его генерал-майор Перо Попивода, который нравился лично Сталину, хотя разрабатывал пусть дерзкие, но абсолютно нереалистичные планы диверсий. В воспоминаниях Молотова (в пересказе Феликса Чуева) есть эпизод, где советский вождь приветствовал Попиводу словами «Такой молодой, а уже генерал!».
Параллельно в Праге начали издавать газету «Нова Борба» – в пику официальной титовской газете «Борба». В целом идеологическая и пропагандистская кампания против Югославии была беспрецедентной. «Клика Тито – Ранковича» не сходила со страниц советской прессы.
Количество пограничных инцидентов исчислялось сотнями, причем они носили двусторонний характер. При попытке перехода югославо-румынской границы был убит генерал-полковник Арсе Йованович – бывший начальник штаба НОАЮ, Герой Югославии, один из личных друзей Тито, ставший «коминформовцем», то есть сторонником СССР.
Рассматривались и планы прямого военного вторжения в Югославию, но были отвергнуты из-за невысокой боеспособности главных региональных союзников – Болгарии и Румынии. Отзывы советских генералов о качестве местных армий были откровенно уничижительными.
Со своей стороны Генштаб в Белграде разработал план «стратегической обороны», отталкиваясь от анализа ошибок королевской армии в 1941 году. Предполагалось отступать в горные зоны Черногории, Боснии и Косово, а на оставляемой территории разворачивать организованную партизанскую войну. Это породило своеобразный уклад Югославской народной армии, сохранившийся до 1991 года и сыгравший особую роль в войнах 1991–1995 годов. Она была поделена между кадровыми силами и армией территориальной обороны из местных жителей, у которых было разное вооружение, разная система призыва, разная подготовка. В результате уже в 1991 году составленные по национальному признаку территориальные бригады стали массово переходить на сторону национальных республик, а костяк ЮНА остался за сербскими призывниками, что и предопределило характер противостояния.
Можно сказать, что Сталин в стратегическом плане был прав, удерживая Тито и Димитрова от создания «сверхстраны», что повлекло бы за собой англо-американскую интервенцию. А может, не повлекло бы. Может, вся эта гигантская восточноевропейская конструкция рухнула бы в 1991 году с еще большим шумом, хотя куда уж больше. Но в жанре «если» история не работает.
Для многих югославов разрыв отношений с СССР ассоциируется не с этими стратегическими раскладами, а с географическим названием Голи Оток. Крошечный остров у хорватского побережья был тюрьмой еще в Австро-Венгрии, а после 1948 года в организованный там концлагерь наряду с усташами и четниками стали помещать «сталинистов» и «антититовцев». Один из первых фильмов Эмира Кустурицы – «Папа в командировке» – именно об этом. Сейчас на Голи Отоке музей. Впрочем, чуть ли не вся история Балкан лезет со своими экспонатами из каждого угла, включая совсем уж неожиданные.