Тереза Мэй останется премьер-министром Великобритании – ее партия выиграет досрочные парламентские выборы. Собственно говоря, она и назначала их на три года раньше срока для того, чтобы укрепить свою власть.
Победа Мэй вовсе не означает, что Британия еще долго будет продолжать настаивать на жестком варианте развода с ЕС
Мэй не столько нужны были дополнительные места в Палате общин – у консерваторов есть хоть и небольшое, всего в пять мандатов, но абсолютное большинство (331 место из 650) – сколько подтверждение как своего лидерства (она стала главой партии и правительства меньше года назад), так и курса на выход из Евросоюза. Таким образом, британцы уже третий раз за последние два года идут голосовать: в 2015 году они выбирали парламент, в 2016-м – голосовали на референдуме по Брекзиту.
Шесть недель назад, когда Мэй внезапно объявила о роспуске парламента и досрочных выборах, расчет казался беспроигрышным – ее личный рейтинг был высок, и, главное, рейтинг ее партии чуть ли не вдвое превышал рейтинг оппозиционных лейбористов. Спустя полтора месяца и два теракта ситуация уже не столь однозначна: лейбористы существенно сократили свое отставание. Разные опросы показывают преимущество консерваторов от 1 до 11 процентов, в среднем выходит 4–5, а памятуя, как все ошиблись с Брекзитом (опросы предсказывали победу его противников), можно подумать, что шансы двух партий равны.
И так действительно могло бы быть, то есть 44 процента у консерваторов и 40 процентов у лейбористов могли бы поменяться местами и привести к смене власти в стране, если бы не одно «но». В Великобритании не голосуют за партийные списки – вся Палата общин избирается по одномандатным округам.
То есть, как и в случае с американскими президентскими выборами, можно получить больше всех избирателей в общенациональном масштабе – и не набрать большинства в парламенте (или выборщиков от штатов, в американском случае). А прогнозы на голосование по округам однозначно сулят победу консерваторам. То есть они в любом случае получат мест больше, чем какая-либо другая партия. Вопрос в том, насколько больше.
В самом худшем для них случае они лишатся абсолютного большинства – получат 304 места, а в лучшем случае увеличат представительство до 375. Для того чтобы сбылся худший для консерваторов прогноз на выборы, в массовом порядке должна прийти молодежь – среди молодых избирателей очень популярен Джереми Корбин, самый левый и антисистемный лидер партии за много десятилетий. Его сравнивают с Берни Сандерсом, претендовавшим на выдвижение кандидатом в президенты США от Демократической партии и побежденным в нечестной борьбе Хиллари Клинтон.
Но как Корбин сильнее Сандерса, так и Мэй популярнее Клинтон. Во всех вариантах, кроме самого худшего, Мэй легко формирует правительство. Даже если вместо нынешних 330 у тори будет 320, власть они не потеряют. Они могут сформировать правительство самостоятельно или же образовать коалицию, но для такой коалиции есть фактически только один партнер, либеральные демократы (и еще нужно чтобы их голосов хватило для достижения абсолютного большинства). А учитывая, что либеральные демократы стали единственной из трех старых общенациональных партий (кроме них это консерваторы и лейбористы), четко выступающей против Брекзита, представить себе подобную коалицию невозможно. Так что консерваторам будет проще править самим, не имея абсолютного большинства, а при каждом конкретном голосовании в парламенте договариваться с независимыми депутатами.
Единственный вариант потери власти консерваторами – это если оправдаются худшие прогнозы и они получат чуть больше 300 мест. А оппозиция в сумме наберет больше: у лейбористов будет 266, у шотландских националистов – 46, и у либеральных демократов – 12. То есть с 224 голосами эти три партии, вступив в коалицию и добавив еще пару голосов беспартийных депутатов, получили бы абсолютное большинство. Но и тут все не просто – идею такой коалиции поддержала Никола Стерджен, премьер-министр Шотландии и лидер Шотландской национальной партии, но отверг Джереми Корбин, лидер лейбористов. Впрочем, если расклад действительно окажется таковым, разговоры о «союзе трех» снова станут актуальны. Тем более что их объединяет общий скептицизм по отношению к Брекзиту.
Да, лейбористы не стали призывать к пересмотру решения о выходе из ЕС – потому что среди их избирателей немало тех, кто поддерживает выход из союза. Но все знают, что и Корбин, и большинство в партии выступают против расставания с Европой – сейчас это приобретает форму борьбы за мягкий вариант выхода.
То есть Великобритания покидает ЕС, но остается в едином экономическом пространстве с Евросоюзом (по такой схеме живет, например, Норвегия). Так что лейбористы вполне могут сойтись на этой почве с либерал-демократами (которые вообще за отказ от Брекзита – через проведение нового референдума) и шотландскими националистами, которые ради того, чтобы остаться в ЕС, готовы даже выйти из состава Соединенного Королевства.
Но для того, чтобы у подобной коалиции появились шансы на создание, консерваторы должны сначала проиграть выборы 8 июня. При всем падении их популярности, у них все же больше закаленных бойцов в округах – там, где и определится состав будущего парламента. При этом победа Мэй вовсе не означает, что Британия будет продолжать настаивать на жестком варианте развода с ЕС.
Потому что для его осуществления у нее не хватает сил, как внутренних, так и внешних. Начнем с внутренних – если Мэй будет упорствовать на жестком варианте развода, то Шотландия и Северная Ирландия будут вести дело к референдуму о независимости. Им можно запретить его, но это будет означать лишь создание бомбы замедленного действия. И к следующим выборам 2022 года вопрос выхода Шотландии из Соединенного Королевства станет уже центральным во всей британской политике.
Так что в интересах сохранения единого государства Лондон все равно будет вынужден пойти на уступки Шотландии в вопросе отношений с ЕС – и сделает это не после выхода из Евросоюза, намеченного на 2019-й год, а уже в ходе переговоров с Брюсселем.
Тем более – и это уже внешний фактор – хотя Мэй и обещает быть очень жестким переговорщиком, Лондон не сможет добиться от Европы выгодных условий развода в том случае, если будет настаивать на жестком варианте ухода. ЕС показательно накажет Британию – и для этого у него есть много возможностей. Ответная игра Лондона может заключаться только в ставке на ослабление Евросоюза как такового – то есть попытаться углубить существующие противоречия, отвлечь ЕС на внутренние «разборки» и ослабить тем самым давление на Великобританию. Но это опасная игра (которую Лондон частично уже начал), ведь она будет провоцировать Брюссель (точнее Берлин) на еще более жесткие ответные действия.
Да и всерьез рассчитывать на ослабление ЕС Лондон может только в том случае, если к этой игре по полной подключится Вашингтон. И хотя Трампу явно не нравится усиливающийся ЕС, валить его ради британского интереса он не будет. Так что Британии можно надеяться только на удачу, то есть на то, что внутренние противоречия в ЕС в ближайшие пару лет сами по себе загонят объединенную Европу в настолько глубокий кризис, что Брюсселю будет не до Лондона. Вариант не сказать чтобы очень реальный.
Ну и главное – жесткий вариант развода с ЕС противоречит интересам существенной части британской элиты. Не говоря уже о том, что он полностью неприемлем для Сити – финансовой столицы мира, который по ошибке часто называют «районом Лондона».
Так что после того, как Тереза Мэй выиграет выборы 8 июня, она, конечно, продемонстрирует серьезный настрой на жесткий развод с Евросоюзом. Но спустя год выяснится, что нужно договариваться, – и Брекзит в итоге пройдет по мягкому, декоративному сценарию.