Утром во вторник в районе ингушского селения Нижние Ачалуки была расстреляна автомашина, в которой находился секретарь совбеза республики и заместитель главы комиссии по адаптации боевиков Ахмед Котиев. Уже через несколько часов один из поддерживаемых боевиками сайтов сообщил, что Котиева еще в прошлом году предупреждали – обстреляв его дом – чтобы он прекратил «вооруженное преследование мусульман», но он не прислушался и поэтому был убит.
Заявления Котиева о сдавшихся злили боевиков, они воспринимали это как большие потери
Глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров заявил, что именно служебная деятельность явилась причиной покушения на секретаря совбеза и найти тех, кто совершил его убийство, – дело чести. Котиев был смелым, мужественным и принципиальным человеком, сказал Евкуров, и в последние годы он вел активную работу по адаптации бывших членов НВФ к мирной жизни:
«Его работа действительно приносила огромную пользу, была успешной. Ахмед Котиев не боялся открыто высказывать свое мнение бывшим членам НВФ и их родственникам».
Действительно, боевиков злило не то, что Котиев в качестве главы совбеза республики вел с ними вооруженную борьбу – в реальности поиск и уничтожение бандформирований ведет федеральный спецназ – а то, что он пытался бороться с ними путем убеждения и вывода из леса тех, кто сам уже этого хотел. В этом Котиев был лишь проводником политики главы Ингушетии Евкурова, которому через несколько дней предстоит пройти через процедуру перевыборов в республиканском парламенте. Но связывать убийство Котиева с выборами не стоит – для боевиков гораздо важнее та операция, которую готовила комиссия по адаптации в последнее время.
«Убийство Котиева связано не с выборами главы, а с его работой в совбезе и комиссии по адаптации – он делал в адрес боевиков довольно жесткие заявления, которые не позволял себе в республике ни один чиновник, кроме Евкурова, – говорит общественный деятель и адвокат Калой Ахильгов. – Открыто говорил о необходимости вести ожесточенную борьбу с ними, вел агрессивную информационную политику. Его заявления о сдавшихся злили боевиков, они воспринимали это как большие потери. Котиев им мешал, он занимал очень рискованную позицию – даже для сегодняшнего времени. И он был проводником политики Евкурова, выполнял те задачи, которые глава ему ставил».
Сама идея создания подобной комиссии (ее полное название – «Комиссия по оказанию содействия в адаптации к мирной жизни лицам, решившим прекратить террористическую и экстремистскую деятельность на территории республики») пришла в Ингушетию из Дагестана. Эта республика за последние годы вышла на первое место как по количеству терактов, так и по численности вооруженного подполья. Несколько лет назад, когда стало ясно, что «лесные» переживают приток новобранцев – причем из числа образованной и благополучной молодежи – было решено начать работу по вытаскиванию из подполья тех, кто, столкнувшись с реальным содержанием «джихада», действительно захотел вернуться к мирной жизни. И на ком действительно нет крови.
Ахмед Котиев (фото: РИА "Новости") |
В 2011 году Евкуров отправил в Дагестан только что назначенного секретарем совбеза Котиева для того, чтобы тот ознакомился с работой тамошней комиссии по адаптации, которую возглавлял вице-премьер Курбанов.
«Евкуров в итоге решил создать не только республиканскую комиссию, но пойти глубже, создать ее отделения на уровне районов, городов и сел – до больших начальников далеко, а на местном уровне проще», – говорит начальник управления по взаимодействию со СМИ администрации главы Ингушетии Тимур Боков, до недавнего времени работавший помощником Котиева по совбезу и комиссии по адаптации.
Работа комиссии началась в сентябре 2011 года, а осенью 2012-го Евкуров обнародовал еще и свой личный телефонный номер, на который призвал звонить тех боевиков, кто готов сдаться, пообещав «каждому, кто придет с миром и сдастся, обеспечить все условия и защитить его права».
Всего за время работы комиссии из «лесу» вышло больше ста человек. Причем среди прошедших комиссию были и те, кто вышел из леса за несколько лет до этого. Например, Арсан Дзейтов, в 2009-м ушедший в подполье. Мать вытащила его оттуда в том же году.
«В лесу было много людей – многие жители соседних сел ходят туда за черемшой, этим и живут. Я останавливала буквально каждого и расспрашивала про своего мальчика. Я искала Арсана больше двух недель: кричала, звала его, пока не сорвала голос и не заболела. Ходить больше я не могла, пришлось вернуться домой», – рассказывала мать Дзейтова сайту «Кавказский узел».
Тогда сын все-таки узнал о розысках матери и ушел от боевиков. Мать увезла его в Калининград, где он учился в институте, женился и перебрался в Москву. Но в 2012 году в интернете была опубликована фотография Дзейтова с оружием в руках, он был арестован. По ходатайству адаптационной комиссии Арсен Дзейтов получил условный срок – 4 года – и из зала суда отпущен на свободу.
Нынешние обитатели леса в основном молоды – средний возраст около 21 года, как правило, неженатые и бездетные. По словам Тимура Бокова, «лесные» сейчас сильно помолодели:
«Есть и студенты, те, кто учился в Москве или Назрани. В основном молодые, безбашенные. В интернете начитаются про «лесных Робин Гудов», героический образ вообразят себе – вот и уходят. Молодежный максимализм. Но с ними работают люди, которые обучены иностранными спецслужбами общению с разными группами населения, с разными народами. Вот видят ингуша и начинают – вас выселили в 1944-м, потом из Пригородного района в 1992-м выкинули, нет для вас справедливости».
Живут они небольшими группами, координации между которыми уже практически нет – боевики сильно децентрализованы после того, как в 2011 году около селения Верхний Алкун бомбовым ударом были уничтожены 17 человек, практически вся верхушка подполья.
«И никаких денег у них теперь там нет, – говорит Боков. – Это раньше иногда лесные отправляли деньги своим домашним – чтобы показать, что вот, какой я герой, помогаю своим. А теперь им кислород перекрыли, и денег у них нет. Сейчас не 2005-й, когда они могли приехать ночью к дому министра, кинуть во двор гранату и заявить: плати, а не то... И молчали, и платили. Сейчас у них нет средств к существованию».
Поэтому когда сейчас в каком-нибудь ингушском селе начинает на выгоне пропадать скот, оперативники уже знают: рядом появились «лесные».
«Уходят в лес, а там понимают, что это не игра, и бои далеко не каждый день, а нужно все время убегать, да еще и вертолеты над головой у тебя летают, – говорит Боков. – Проходит драматизм, приходят суровые будни. И они уже и не рады, наступает разочарование – но уже никто их не отпускает, ведь они знают все схроны и стоянки».
Кроме разочарования и угрозы возмездия к решению о выходе подталкивает и работа властей, говорит Боков. «Каждый день во всех СМИ, в интернете публикуются номера телефонов, по которым можно обратиться. Очень много звонят и на телефон Евкурова, который он специально оставил для желающих выйти. И практически со всеми вышедшими Евкуров лично встречается. В последнее время еще и наша пропаганда работает – у нас появилось радио «Ангушт», и когда нам один из вышедших рассказал, что в лесу они слушали только это радио, мы начали работать через радиостанцию. Ведь интернетом им там пользоваться опасно, засекут, вот они радио и слушают».
Недавно сдавался Мусса Полонкоев, который два года находился в лесу – он пошел за водой и увидел на столбе знак с объявлением и номером телефона: «можете позвонить и вернуться домой». «Так он бросил канистру, зашел в первый попавшийся дом и попросил позвонить по этому номеру, – вспоминает Боков. – Позвонили, мы приехали – он сидит бородатый, нечесаный».
Когда боевик выходит из лесу, то первыми – если он не вышел к родственникам – с ним встречаются представители комиссии.#{crime}
«После беседы с ним мы передаем его в полицию, – рассказывает Тимур Боков, – но его в отделении помещают не в общую камеру для задержанных, а отдельно, чтобы не светить. Потом мы готовим бумаги в Следственный комитет, прокуратуру и МВД или ФСБ с ходатайством об отказе в возбуждении уголовного дела. Например, районная комиссия по адаптации, в которую входит глава района, имам мечети, уполномоченный по правам человека, общественники-оппозиционеры из НКО, просит взять на поруки такого-то. После того как заключается досудебное соглашение, человек уже может идти работать. А в отношении тех, по которым были уголовные дела, работа идет в сторону смягчения приговора – светило человеку 8 лет, он получает 4 года условно».
Дальше комиссия занимается трудоустройством «реабилитированных»:
«Мы занимаемся их дальнейшей судьбой, на работу устраиваем – как правило, на строительство, на завод пластиковых окон. Но один вернувшийся захотел стать кинооператором – сейчас помогаем. Двоих ребят устроили каменщиками на строительстве школы в их родном селе, зарплата 25 тысяч – по ингушским меркам хорошая. Но большинство предпочитает переселяться, потому что боятся, ведь соседи все знают. Иногда даже вместе с ними и родня переезжает».
Работа комиссии приводит еще и к неожиданному побочному эффекту – выясняется, что власть зачастую не виновата в тех «преступлениях», в которых ее обвиняют.
«Вышедшие ведь сдают всех тех, кто был с ними в лесу – и часто оказывается, что те, о ком мы думали, что он без вести пропал или о ком у нас кричали, что он «похищен спецслужбами», оказывается, все это время был в лесу, – говорит Боков. – Ведь схема вербовки в лес часто такая: парню говорят – отвези этого человека в определенное место, вас там встретят. Он это делает, а потом его пугают – все, тебе сели на хвост спецслужбы, тебя засекли, теперь срочно надо уходить в лес. И он уходит – а дома начинают кричать о том, что его похитили спецслужбы».
В этом году работа комиссии стала явно набирать обороты – только с начала года через адаптацию прошли 56 человек. Летом Котиев даже говорил о том, что в лесах осталось всего около 40 боевиков – даже если эта цифра сильно преуменьшена, все равно количество покинувших подполье впечатляет. Как правило, выходили по одному или вдвоем, но недавно появился «лесной», информация которого могла позволить вытащить сразу много боевиков. Эта операция в итоге и стоила Котиеву жизни.
«Вышел один парень, и после разговоров с ним мы поняли, что есть шанс на вывод большой группы – 18 человек, – рассказывает Тимур Боков. – Когда он только вышел, мы с психологом поехали с ним разговаривать. Он подавлен, конечно, был, но рассказал, что большинство среди них уже морально созрели, чтобы выйти. Но есть костяк группы, 3 человека, и они всех держат. Они даже спят по одиночке – не бывает такого, что все трое одновременно заснули, дежурят. И они постарше остальных, поопытней. Так что настроение у молодых есть уйти, но возможности нет. Он сам ушел потому, что пришлось за водой далеко идти, он и заблудился – ведь сейчас банды около рек и родников не сидят, боятся того, что спецназ вдоль них ходит, ловит их там. У них даже с едой плохо – он рассказывал, что с голоду помирали, шишки собирали».
Вероятно, какая-то информация о планах властей по выводу столь крупной группы боевиков могла просочиться в лес, после чего и последовало покушение на Котиева. «Буквально накануне должно было состояться мероприятие, на котором официально ряд участников НВФ должны были сдаться правоохранительным органам, – сказал Юнус-Бек Евкуров. – Возможно, это убийство было направлено на то, чтобы сорвать эту акцию».
Ингушские власти уже заявили о том, что комиссия по адаптации продолжит свою работу – чтобы и дальше вытаскивать людей из леса.
«Сейчас колоссальная разница с тем, что было пять и даже три года назад – Евкурову удалось кардинально изменить ситуацию, – говорит Калой Ахильгов. – Есть мнение, что это произошло из-за того, что часть боевиков с Кавказа уехала в Сирию. Они действительно уезжали, но если посмотреть на ситуацию в других кавказских республиках, в частности, в Дагестане, то там это не сказалось на их активности. Так что в Ингушетии все-таки удалось переломить ситуацию – в том числе и потому, что за последние два-три года были уничтожены большие, крупные группы боевиков, после чего и наступила тишина. Но свою важную роль в уменьшении подполья сыграла и комиссия по адаптации».