Масштабные гонения на Украинскую православную церковь, особенно в эти дни Страстной седмицы и Пасхи, не могут не вызывать евангельских ассоциаций. В Церкви торжественно вспоминают, как Спаситель был отвержен, оклеветан, подвергнут истязанием и казнен – и мы видим, как верующие идут по Его стопам, претерпевая клевету, оскорбления, изгнание, заключение и побои.
Вид пожилых прихожанок, идущих в храм сквозь буйствующую толпу «активистов», неизбежно приводит на память такую же толпу в Евангелии; «активист», бьющий епископа, делает это именно в те дни, когда Церковь вспоминает, как «плевали Ему в лице и заушали Его».
Интернет дает возможность множеству людей виртуально присоединиться к толпе гонителей, и тут, увы, язвительные голоса «так им и надо, московским шпионам» сливаются с не менее язвительными «так им и надо, отступникам от Москвы».
Среди других эмоций, происходящее вызывает сильное недоумение – в чем смысл таких действий украинского руководства? В ситуации острого вооруженного конфликта власти обычно пытаются обеспечить себе лояльность всех групп населения. Официальная версия, что УПЦ гонят за промосковские симпатии, выглядит неубедительно по целому ряду причин.
Другие мотивы – желание понравиться Госдепу, который ставит на созданную при его живейшем участии ПЦУ, уничтожить общее культурное пространство, которое сохраняется в УПЦ независимо от текущих политических настроений, найти «козлов отпущения» для канализации общественного недовольства – могут быть вполне понятны, но недостаточны.
Чем дальше, тем больше складывается впечатление, что противостояние властей и УПЦ носит не политический, а духовный характер. Церковь подвергается гонениям не за свою предполагаемую «московскость», а за свое христианство. За то, что самим своим существованием свидетельствует о другом – и более важном – измерении реальности. Фундаментальную причину противостояния хорошо сформулировала одна прихожанка УПЦ: «в Церкви нет ни русского, ни украинского, ни европейского мира. В церкви есть мир Божий, любовь Божья, любовь к Богу и вера в Бога».
Такое отношение к жизни неизбежно – и на самом глубоком уровне – приходит в конфликт с национал-патриотической идеологией, в приверженности которой в наши дни спешит поклясться любой чиновник. Христианство есть религия универсальная и персоналистская. Его универсализм означает, что Бог, которому поклоняется Церковь, не является племенным, национальным или государственным. Он не является украинским, русским, американским или еще чьим-то частным Богом. Он есть творец и искупитель всех народов.
Церковь провозглашает единство человеческого рода, падшего в Адаме и искупленного во Христе. Персонализм христианства исходит из того, что Бог творит каждого человека лично, о каждом имеет свой замысел. Как говорит псалмопевец: «Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был во глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было» (Пс.138:15,16). Сын Божий воплотился, умер и воскрес не ради племен и наций, государств и империй, партий и движений – но ради отдельных, конкретных людей. Как говорит святой апостол Павел: «Я живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня» (Гал.2:20).
Бог призывает каждого человека к глубоко личным, уникальным отношениям с Ним. Мы отзываемся на Его призыв не как члены тех или иных коллективов, но как отдельные люди, принимающие решения по своей свободной воле. Как писал русский философ Николай Бердяев, «человеческая личность духовно освобождается от кровно-племенной религиозной связи, ее отношение к Богу определяется не через расу, не через национальность, не через природное общество, а через духовное общество, т. е. через Церковь... Христианство несовместимо с верховенством нации, оно признает священные права человеческой личности, независимо от воли нации и коренящиеся в порядке духовном, а не социальном».
Именно люди, а не нации или государства, призваны Богом к вечной жизни. Именно вечная и блаженная жизнь в Боге является целью, для которой мы созданы – вечное спасение конкретных людей бесконечно важнее чего бы то ни было еще. «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Матф.16:26). Это неизбежно противоречит национализму. Как пишет тот же Бердяев, «национализм и этатизм требуют воздавания божеских почестей национальности и государству, т. е., «кесареву», и потому означают возврат к язычеству и многобожию. Христианство духовно освобождает личность от абсолютной власти нации, города, государства, власти над духовной жизнью, оно допускает лишь подчиненную ценность национальности и государства».
Национализм есть одна из тех коллективистских идеологий, которая исходит из того, что христианское обетование вечной жизни ложно, но человек может обрести суррогат бессмертия, слившись с чем-то более долговечным, чем он сам – например, партией или нацией. Одним из любимых слов национализма является «бессмертие». Но это «бессмертие» носит метафорический характер и обретается не во Христе, а в нации.
Нация понимается как сверхорганизм, по отношению к которому ее отдельные члены являются клетками. Клетки несравненно менее важны – и интересны только с точки зрения организма в целом. Национализм обычно не стремится уничтожить Церковь – но видит ее предназначение исключительно в решении национальных задач. В том, чтобы воодушевлять на битву воинов нации, на чадородие – матерей нации, на усердный труд – работников нации, чтобы обещать рай героям нации и ад – изменникам нации.
Церковь, где «есть мир Божий, любовь Божья, любовь к Богу и вера в Бога», для этих целей совсем не подходит. Проблема Украинской церкви в том, что в ней слишком много Бога, слишком много живой, искренней веры. И это не устраивает ее гонителей. Но Евангельская история – которую мы вспоминаем в эти дни – не кончается распятием и погребением. Она кончается воскресением из мертвых. Церковь Христову невозможно вытеснить, подменить или уничтожить. Многие пытались. Никому это не удалось.