Сейчас модно подсчитывать и прикидывать, чего «больше не найти» в Москве. Даже не то чтобы сейчас, а минимум с 2015 года, когда исчез тот самый пармезан. Но в этом году, конечно, дефицит – самая светская тема, как говорила мышь в детской пластинке про Алису. Не могу остаться в стороне и подкину в копилку «что исчезло» одну неочевидную штуку.
Из Москвы, дорогие товарищи, в последние годы куда-то почти напрочь пропала агрессия. Вот это неприятное ощущение натянутой струны, опасности. Сейчас входишь в вагон, хоть бы и в самом что ни на есть Люблино, или выходишь на улицу, пускай и в максимальных Котельниках – и не ищешь автоматически пути к бегству, и не нащупываешь в кармане тяжелый брелок с острыми ключами. Замечали? Нет? А вы присмотритесь, причувствуйтесь. Правда же, нет такого больше.
Четверть века назад в уже вполне обжитом тогда районе Отрадное мне, старшекласснику, прошаренные товарищи чуть ли не карту московских опасностей рисовали. Значит, так: на той стороне Декабристов правят «пестелЯ», им надо сказать, что знаешь Жмура и Вовика, и все будет нормалек. А за Хачатуряна ни в коем случае не ходить, там алтуфьевские, которые вообще звери. В центр поедешь – учти, на ВДНХ могут войти рэпера (побьют, но не больно), на Сухаревке металлисты, а на Китай-городе скины, этих увидишь – беги сразу. А, да, паспорт с собой носить обязательно: менты лютуют.
С тех пор прямо-таки на автомате много лет было: идешь по городу – верти головой, сканируй ушами, фиксируй догоняющие тебя тени на асфальте, мало ли что. И надо сказать, периодически случалось нечто, заставлявшее освежать и закреплять. В метро – не спи: в нулевые не так уж редко в вагонах бушевали скинхеды и «околофутбол», в десятые бывали инциденты с мигрантами. В магазинах и кафе, особенно на окраинах, можно было нарваться на «борзых» товарищей, желающих навести порядок и нанести добро доступными средствами.
Никогда не забуду, как в 2006 году я на своей вазовской «пятерке» бодро вырулил на Ленинградку в поток непривычно роскошных для того времени машин (сейчас, пожалуй, для центра Москвы зрелище было бы типичным, но тогда!). Не успел удивиться, почему это все «майбахи», «шестисотые» и «гелики», разбавленные немножко «девятками» с глухой тонировкой, мигают аварийками – и тут из окошка ближайшей машины мне приветливо помахали пистолетом. Извините, ошибся, не знал, что у вас тут свадьба, совет да любовь!
Так вот: вы заметили, что даже в автомобильном варианте «борзота» куда-то делась? Несчастный блогер Бил, который, и то, гонял, но не махал стволом, – был, кажется, чуть ли не последним ярким персонажем такого рода. В метро тоже: опасных пассажиров на глаз стало намного меньше. И в электричках тоже – тут, конечно, новый подвижной состав сыграл роль.
Острое ощущение 2000-х – жить рядом со стадионом или вообще гулять в городе в дни больших матчей. Помните – погром в центре 2002 года после проигрыша в Токио? А я лучше помню выход нашей сборной с Гусом Хиддинком в полуфинал в 2008 году – на следующее утро в крышке багажника все тех же моих «жигулей», стоявших около тропы от стадиона к ближайшему метро, был обнаружен самый натуральный топор (да!). Сейчас я тоже живу недалеко от стадиона – новой арены ЦСКА на Ходынке. И, хотя жители Песчаных улиц по-прежнему ворчат на перекрытые дворы и толпы людей, бояться им в голову не приходит. Болельщиков узнаешь только по шарфам – на стадион идут прекрасно одетые пары, семьи, папы с детьми.
Экстрим 2010-х – сходить к одной из московских мечетей в пятницу утром, а того пуще в один из больших праздников. Окрестности «Новокузнецкой» или «Проспекта Мира» внезапно наполнялись совершенно чужими людьми, в которых пугало чуть ли не все: темная потертая одежда, бороды без усов, отсутствие женщин, да и сами синхронные земные поклоны, похожие на идеальные армейские построения на параде. Сейчас на праздники народу у мечетей не меньше, чем было, но одеждой большинство молящихся уже напоминает обычных москвичей. Перекрывать улицы чаще всего получается щадящим образом, оставляя проходы для людей. А самое главное – лица людей у мечетей перестали быть особенно угрюмыми: обычные московские лица, все чаще с улыбками.
Сравниваешь свое ощущение от города двадцать лет назад и сейчас – и понимаешь, что почти всех тогдашних раздражителей, всех «чужих», «незнакомых» и «опасных» Москва адаптировала и сделала своими, знакомыми и почти всегда дружелюбными. Именно адаптировала, сохраняя специфику, от красных мокасин до футбольных шарфов и от тонированных «лад» до хиджабов. Не изгнала, не уничтожила, не ассимилировала (к чему, конечно, всегда кто-нибудь да призывает). Сгладила самые острые углы и включила в себя.
И удивляться тут совершенно нечему – просто потому, что Москва всегда работала именно так. Сотни и сотни тысяч рабочих и просто мужиков на заработках пришли вместе с железными дорогами в конце XIX века – через непременный этап «слободки» стали коренными москвичами. Людская лавина после революции – пришлось построить метро, иначе город бы встал, но всех адаптировали. «Лимитчики» послевоенных десятилетий – так ведь и они сейчас уже москвичи самые настоящие. И дети их тоже. А внуки будут и коренными.
Есть в этой незаметной работе города какая-то магия. Состоящая, как водится, из тысяч осознанных и не очень практик, мер, правил, традиций. В том, как это получается, стоит разобраться социологам, а нам достаточно того факта, что с ролью не плавильного, а правильного котла Москва справляется лучше большинства мировых мегаполисов. А может быть, и вообще лучше всех – по крайней мере, никаких гетто у нас, несмотря на все прогнозы, так и не появилось, а напряженность у нас снижается аккурат тогда, когда в больших европейских городах растет.
А значит есть большие шансы, что и нынешний радикальный рост мегаполиса переварим, переживем, освоим и сгладим. Единственное, что ворчание «коренных» в адрес «понаехавших» уж никуда не денешь. Ворчали и ворчать будем. Игра такая, или, если угодно, традиция.