Школу я заканчивал на газовом Севере в последние годы СССР. В наш поселок летом можно было попасть только на вертолете. Причем происходило это невероятно просто. Достаточно было появиться людям на «вертолетке» – деревянной, а потом бетонной вертолетной площадке. Завидев людей, пролетавший мимо вертолет, если в нем было свободное место, обязательно садился и забирал всех. Как на трассе, мы ловили вертолет и летели туда, куда нам было надо. Причем совершенно бесплатно. А потому сибирское небо я не могу воспринимать отстраненно, ритуально, официально. Для меня оно родное.
Еще помню, как к нам в поселок перебиралось для достройки газопровода какое-то особенное бродячее СУ (строительное управление). Вагончики перетаскивали прекраснейшие вертолеты Ми-10. И я, пацан, напросился к пилотам одного вертолета «полетать». И полетал. Все посмотрел, про все расспросил. Я могу по звуку отличить Ми-8 от Ми-6, Ми-2 от Ми-10. Так было в моем странном поздне-советском северном детстве. И очень жалко, что сейчас далеко не так.
Это какая-то невероятная роскошь – лететь по собственной стране 10 и более часов! И более того – лететь над невероятным океаном суши. 11 часовых поясов! 11 разновидностей света и цвета. Свет и цвет звучат у нас очень по-разному в Крыму и на Камчатке, в Забайкалье и Смоленске, на Урале и в Хибинах.
Наша история – это бурный деятельный роман с пространством. Наша империя двигалась по огромному сухопутному океану. Наше цивилизационное любопытство раскалывало арктические и антарктические льды. Мы научились жить в лесах и степях, тундре и в горах. Мы – великие флибустьеры суши.
Наш роман с таким уж доставшимся нам пространством постоянно сталкивался с неумолимостью физических законов. Мы находимся в нескончаемой мистерии преодоления. Прежде всего преодоления тягучего, твердого, чреватого многочисленными преградами пространства.
Мы всегда мечтали как-то поженить пространство и время. Причем времени нам всегда как-то жалко. Может именно поэтому именно Россия, крестьянская страна, на входе в авиационно-космический ХХ век, вышла из него великой авиационной и космической державой. И даже погром 90-х не смог этого изменить. Мы продолжаем строить самолеты и ракеты.
Но у нас роман с небом остается уделом очень немногих. Очевидно, летать – это дорого или очень дорого. Но все же это возможно. Под нашими ногами распласталось огромное, бескрайнее, но наше, родное, домашнее небо, в котором можно было бы летать.
И сегодняшних бедных или небогатых можно было бы увлечь мечтой о воздухоплавании. И беспилотники летательные должны предназначаться для широкой публики. Ведь нищая, истерзанная Советская Россия заболела небом в 1920–1930-е годы. Уверен, это можно сделать и сегодня.
Наше огромное домашнее небо могло бы стать проходным двором для малой авиации – каких-то самолетиков, вертолетов, еще всякого летающего, парящего. А сколько же у нас пространств и полян для обустройства простеньких аэродромов! Безусловно, приватизация и демократизация нашего родного и домашнего неба – это большая и очень непростая история, многотрудная работа.
Тут надо разобраться с правилами, ответственностью, квалификацией, умениями, ценообразованием на летательные аппараты, обеспечением и поддержкой полетов с земли. Но это очень красивая проблема. И мы могли бы стать настоящими первопроходцами в освоении домашнего неба самыми широкими слоями наших сограждан. И это была бы прекрасная страница нового русского романа с самими собой. Чем черт не шутит, у нас вполне мог бы появиться авиашеринг – по аналогии с автомобилями.
Нам сегодняшним очень нужен роман с собственной страной. Нашу страну можно любить за очень многое. Русские, собственно, еще и не начинали любить свою страну. Постоянно приходилось ее защищать, убегать от не всегда разумного начальства и т. п. А сейчас можно. Есть и время, есть и силы. И наш роман с собственной страной может начаться с романа с нашим домашним небом. Люди там, в воздухе, в полете, даже друг к другу как-то по-другому относятся. Умеющие летать – они какие-то другие. Самое забавное – умеющие летать ближе к людям, чем к птицам.
Мне могут возразить – все это очень дорого. Вон у нас до сих пор еще многое на земле не успели обустроить. Очень жаль. На самом деле, проект демократизации малой авиации может стать новым стилем потребления, новым безынфляционным поводом к стоимости, а именно вязь таких поводов к стоимости и толкает вверх пресловутый ВВП. Нашему государству пора переставать зарабатывать деньги, пора их учреждать, а это учреждение будет возможно только при условии появления способности к созданию поводов к стоимости. А поводы к стоимости – это невероятно увлекательная работа, которая является смесью институционального творчества в социальной сфере, в маркетинге, в вещном мире.
А еще мы можем пригласить летать в нашем домашнем небе всевозможных современных кочевников и номад. Кто знает, но может именно в нашем домашнем небе эти люди найдут себя. Может в нашем небе витает их не найденная самость. В нашем небе можно даже заблудиться – настолько оно огромное и не хоженое простыми людьми.
Может, у нас даже появится какая-то особенная небесная этика. И это будет какая-то особенная этика. И русское небо вполне способно породить каких-то новых людей. Небесных людей.
В нашем русском домашнем небе может зародиться новая русская эксцентричность. Например, вполне можно было бы возродить дирижаблестроение. А почему бы и нет? Это милая и весьма экологически чистая разновидность воздухоплавания. Как-то тепло вспоминается то, что в Свердловске до войны даже существовал настоящий дирижаблепорт. Само имя «дирижаблепорт» уже будит воображение. Дирижабли, как огромные киты, могли бы бесшумно проплывать над нашей страной.
В конце концов, мы придумали вертолет. Мы первыми полетели в космос, мы много чего удивительного летающего придумали. Включая удивительный летательно-плавательный аппарат – экраноплан. Благодаря широкому освоению нашего домашнего неба, мы сделаем нашу страну чуть более уютной, чуть более обжитой и освоенной, чуть более единой. Разве этого мало?