Пока в Минске майданщики никак не раскачают акцию до звенящих киевских высот, по нашу сторону границы уже зазвучали голоса, что следующей будет Россия. Дескать, на соседях обкатывают методику, по которой будут качать уже нас. Кто-то говорит это с тревогой, кто-то с нескрываемым злорадством. Можно было бы согласиться, поскольку антироссийская направленность большинства постсоветских Майданов совершенно очевидна. Вот только есть один нюанс. Мы не следующие. Мы, как обычно, первые.

Дело в том, что первый «Майдан» в огромной череде самого разного рода цветных революций состоялся почти тридцать лет назад. И состоялся он в Москве. Именно его годовщину мы отмечаем каждый год в августе. Тогда тысячи людей (и не только москвичей, ехали и из провинции) вышли на площадь отстаивать только-только распустившуюся свободу. «Русские рабы» вышли с голыми руками не против дубинок ОМОНа или «Беркута», а против танков. Это так, на минуточку, о нашей трусости, которую так любят мусолить «небратья» и прочие «люди с хорошими генами».

Когда вы с умным видом распинаетесь о генетической неспособности русских к стремлению к свободе и покорности властям, попробуйте вспомнить хотя бы школьную программу – Пугачев, Разин и Болотников таки русские. И Пушкин писал про русский бунт, а не про украинский или там эстонский. И три революции подряд в начале прошлого века, третья из которых в итоге по всему миру аукнулась, тоже именно наши мужички сотворили. Да и в 91-м вы свою незалежность получили именно потому, что «вечные холопы» уперлись рогом перед Белым домом и отстояли свою – и вашу, пановья, тоже – свободу. Отстояли. Отпраздновали. А вскоре ужаснулись тому, что натворили.

Знаете, что больше всего меня вводит в состояние ступора в каждом новом «Майдане»? Это какая-то катастрофическая, патологическая неспособность оценивать чужой опыт. Все, абсолютно все до единой, цветные революции привели к разрушению экономики революционных стран, развалу промышленности и падению жизненного уровня населения, а во многих случаях и к человеческим жертвам. Исключений нет. Ни одного. С огромной натяжкой можно вспомнить относительно бескровную «Бархатную революцию» в Чехословакии, которая не привела к катастрофе. Но исключения лишь подтверждают правило. Все остальные «революции» в это правило вписываются идеально. Сказок про благолепие в Грузии не надо. От промышленного потенциала времен СССР в Сакартвело не осталось и четверти.

Мы – те, у кого память работает в постоянном режиме, а не в избирательном – прекрасно помним результаты нашего «Майдана». Нищие старики, умирающие от голода и продающие свои ордена; толпы бомжей и беспризорников на вокзалах; забитые менты, которые боятся бритоголовых качков; стрельба на наших улицах; повальное воровство, ставшее образом жизни и целью; бесстыжие олигархи, цинично вершащие судьбы страны; ничтожества во власти; распродажа нашей промышленности за гроши. Западные разведки хозяйничали тут даже не скрываясь, долги МВФ и транснациональным корпорациям уже превышали ВВП, а распоряжения правительству давал даже не вечно пьяный президент, а глава этого фонда.

Добавьте сюда бойню в Чечне и угрозу отделения других регионов вроде Башкирии, Татарии, возможные образование Уральской республики и ампутация Дальнего Востока. Страна уже не принадлежала нам. Наша телега удержалась на краю обрыва, одним колесом вися над бездной. Что нас спасло? Не знаю. Слишком соблазнительно дать простой ответ. Но, думаю, достоинств одной личности для такого спасения недостаточно. Сработал комплекс причин. Чтобы умирающий в реанимации человек вдруг начал выкарабкиваться, одного доктора мало. Нужно чтобы и сам человек вдруг решил жить и цепляться за жизнь зубами и ногтями. Видимо, мы просто захотели жить.

Все вокруг – и украинцы, и белорусы в том числе – видели, как мы умираем. И симптомы нашей болезни видели. И как мы передумали умирать, тоже видели. Видели, но с маньяческим упорством пошли по нашим граблям. Когда говорят, что украинцы передали белорусам свои грабли, ошибаются. Они им передали не свои, а наши грабли. Хлопцы с огромным энтузиазмом сначала устроили у себя революцию, потом отпраздновали, потом угробили промышленность, набрали долгов, устроили битву олигархов, посадили на трон клоуна, обнищали ударными темпами, вручили пульт дистанционного управления собой и своей страной заморским байденам и нуландам, и не забыли повязаться кровью, заполучив свою собственную «Чечню» в Донбассе. Почти ни единого нашего шага по граблям не пропустили. А ведь видели же, к чему это приводит! Видели!

И белорусы видели! И нас, и украинцев видели. И все равно не могут остановиться. Ну что тут поделаешь? Почему же я уверен, что у нас «Майдана» не будет, если даже трезвомыслящие белорусы слепо топают по этой поляне с граблями? Мы что, умнее что ли? Нет, не умнее. Были бы умнее, не убили бы свою страну в 91-м. Но мы опытнее. Мы на своей шкуре испытали последствия таких перемен. И наши сердца уже их не требуют, они от них в ужасе трепыхаться начинают. Только клинический идиот, едва не сгорев, снова полезет в огонь.

Есть еще один момент. Киевский Майдан при всей внешней направленности на Европу, был антироссийским. На этом формировалась идеология Майдана. И эта идеология формировалась не в 2014-м, а с конца 80-х. Еще точнее, с 1914-го, через бандеровцев Великой Отечественной, а во время перестройки она была реанимирована. Догадайтесь, кем и зачем. Ей, этой самостийной идеологией «господаря украинца», болело ВСЕ украинское общество. Поэтому движущая сила Майдана – молодняк – подкреплялась серьезной базой взрослого общества. Все были спаяны одной «великой» целью – отделить наконец себя окончательно от России. И тогда будет счастье.

А против кого можно запустить русский Майдан? Против внутреннего врага? Не сработает, у «внутреннего врага», которым любит потрясать оппозиция, стабильный перевес в обществе. И протест молодняка взрослым, то есть решающим и обеспечивающим существование государства, обществом не поддержан. Был какой-то шанс качнуть страну во времена «болотных событий». Но не срослось. И это самое взрослое решающее общество, которое уже пережило Майдан 1991–1993 годов и вдоволь нажралось обещанной свободой, до тошноты нажралось, до кровавой блевотины, оно вдруг вспомнило это состояние опьянения борьбой. И вспомнило, какой жуткий отходняк был после этого опьянения. Вспомнило и отшатнулось. И пока это взрослое общество у руля, молодняк может мутить воду, но не более того. Вот когда нынешние 40–50-летние начнут сходить со сцены и их место начнут занимать те, кто этого всего лично не кушал, тогда возможны эксцессы. Так что лет 20–30 у нас есть. Они будут тоже трудны. Но не смертельны.

Это не означает, что можно легкомысленно махнуть рукой на протестные движения: мол, пусть скачут, перебесятся. Если им не противодействовать, то ничего хорошего не будет. Обломком кирпича дом не разрушишь. Но если не отнять кирпич и не обращать внимания, то один придурок может перебить все окна в доме и жить в нем будет неуютно, а зимой и невозможно. Надо отобрать у него этот кирпич и дать в руки лопату.

«Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». (с) Столыпин. Вот нам очень надо еще 20 лет.