На Московском финансовом форуме на прошедшей неделе перед участниками и многомиллионной теле- и радиоаудиторией выступили, по сути дела, все, кто в России отвечает за экономику. Обсуждалось много интересных вопросов, но, как и ожидалось, основное внимание было приковано к дискуссии об экономическом росте. Копий было сломано немало. Вот только рецептов повышения темпов роста ВВП никто не представил.
Более того, ВИП-персоны из правительства и крупнейших банков сошлись на том, что ожидать такого повышения не стоит. Никто не осмелился прогнозировать рост даже в 2–3% в год. 1,7% – это самая оптимистичная оценка, данная на форуме. При этом американская экономика растет на 3–4% в год, а китайская – на 6–7%. Обе они в разы больше нашей, так что мы попросту увеличиваем свое отставание от двух ведущих держав мира. И это отставание в абсолютных цифрах выглядит все более пугающе.
И ведь нельзя сказать, что у России нет сил и средств для развития. Деньги есть. Есть и программы – те же нацпроекты, призванные стать «движком» экономического рывка нашей страны. Но воз и ныне там. Антон Силуанов признался: «Денег в бюджете много, бюджет профицитный, Фонд национального благосостояния растет, на депозитах компаний 28 трлн лежат, а экономического роста нет».
Самое удивительное состоит в том, что такое положение вещей не вызывает у топ-менеджмента нашей экономики ни приступов самобичевания, ни даже паники. Напротив, высокопоставленные представители Минфина, ЦБ и Минэкономразвития с энтузиазмом говорят о том, каких рисков им удалось избежать. Они в целом «с оптимизмом смотрят в будущее». Серьезные проблемы нам грозят не из-за отставания по темпам роста и по освоению новейших технологий, а, как мы уже не раз слышали, из-за скорой повальной автоматизации и роботизации не только производственного сектора, но и значительной части постиндустриального.
В общем, готовиться следует не к рывку, а к роботизированно-виртуальному завтра, в котором понятия «экономический рост» и тем более «рабочие места» потеряют всякий смысл. В этом смысле рецессия действительно неизбежна, но ничего страшного в этом нет. Перемены «к лучшему» неизбежны, надо просто позаботиться о «неготовых к ним слоям населения».
Неслучайно в последнее время активизировались разговоры о переходе к неполному рабочему дню или четырехдневной рабочей неделе. Эти разговоры ведутся с прямой подачи российского правительства. Оно, с одной стороны, недовольно отсутствием экономического роста, с другой – считает возможным сокращение рабочего времени «хоть завтра». И вот уже Государственная дума готова обсудить четырехдневку.
Здесь стоит сделать важное уточнение. Предложенные недавно Кабмином поправки к Трудовому кодексу содержат очень важные и нужные положения. Например, о защите прав удаленных работников и тех, чье рабочее время нельзя втиснуть в прокрустово ложе «с девяти до шести». Тем не менее, нельзя не признать, что настойчивое повторение тезиса о неизбежности ликвидации пятого рабочего дня в неделю никак не вяжется с призывами осуществить экономико-технологический рывок.
Конечно, существует западный опыт, который на первый взгляд кажется позитивным. Так, в Нидерландах рабочая неделя составляет всего 29 часов (и люди многих профессий там действительно трудятся четыре дня в неделю), в Дании – 33 (и аж пять недель оплачиваемого отпуска), во Франции – 35. И ведь там уровень жизни выше, чем у нас! Но это лишь одна сторона медали. ВВП Западной Европы практически не растет, а в Германии в третьем квартале 2019 года зафиксирована техническая рецессия – экономика лидера Старого Света «похудела» на 0,1%.
Уровень благосостояния европейцев тоже не следует переоценивать. Снижение реальных доходов, сокращение рабочих мест, рост налогов и повышение того, что у нас называют тарифами ЖКХ – все это вызвало небывалый политический кризис на Западе. Национал-популисты и евроскептики не просто так из года в год получают все больше голосов на выборах разного уровня. Да и «Желтые жилеты» во Франции выходят на улицы каждую субботу уже много месяцев подряд явно не от хорошей жизни. Обнищание и размывание среднего класса (в который «у них» входят квалифицированные рабочие, учителя, врачи, военные и, само собой, инженеры) стало главной причиной электоральных поражений либерал-глобалистской элиты в последние годы.
Мейнстримные западные медиа очень часто объясняют недовольство избирателей исключительно иммиграцией из Африки и с Ближнего Востока. Мол, эти переселенцы отбирают у коренных жителей работу и социальные гарантии – вот люди и голосуют за Трампа, Сальвини и иже с ними. Кроме того, мигранты несут с собой иную культуру, что и вызывает раздражение у «преимущественно белой общественности».
Но те же самые СМИ говорят о том, что привычный образ жизни «не вписавшихся в новый мир» людей вскоре будет разрушен роботами и «цифрой». То есть кто бы ни рушил этот образ жизни – промышленный автомат с элементами ИИ или «более разнообразное» население – такое разрушение неизбежно и по большей части пойдет планете на благо.
Важно понять, что разрушается не абстрактный «мир белого человека» (на Западе обычно добавляют к его характеристикам такие качества, как патриархальность и гетеросексуальность), а культурная парадигма, связанная с промышленной революцией, экономическим ростом и индустриально-технологическим развитием.
Либерал-глобалистская элита целенаправленно подавляет и уничтожает субъект роста – человека, ориентированного на труд, приумножение благосостояния и освоение новых пространств.
Цвет кожи, пол, национальность и религиозная принадлежность такого человека не имеют значения. «Устаревших» принципов развития придерживаются мужчины и женщины в России, США, Китае, Израиле, Иране, Корее, Бразилии и т. д. И им в равной степени не нравится и мир, где социальные блага распространяются на тех, кто их не создавал, и мир, где «вкалывают роботы, а не человек». За это в мейнстримных СМИ их называют «расистами», «ретроградами», а то и «опасными фантазерами». Хуже того, их обвиняют в страшных преступлениях перед различными меньшинствами, народами стран, не преуспевших в развитии, и, конечно же, в приближающейся климатической катастрофе.
На субъектов роста (реальных и потенциальных) ведется скоординированная атака по трем основным направлениям – культурному (отсюда борьба с «мужским шовинизмом», пропаганда ЛГБТ и «чайлдфри», а также очернение национальных историй), гражданскому (сопротивление бесконтрольной миграции приравнено к расизму) и эколого-климатическому (промышленность, мол, убивает «мать Землю»).
Последнее направление особенно ярко иллюстрирует лицемерие глобального начальства и его истинные цели. Все учение об антропогенном изменении климата – уже давно не научная теория, а идеология.
Но даже если принять на веру, что эмиссия углекислого газа автомобилями, самолетами и заводами ведет к разогреву атмосферы планеты, все равно у климат-алармистов не сходятся концы с концами. Ведь производство солнечных батарей, аккумуляторов для электромобилей и компонентов ветровых электрогенераторов, а также добыча полезных ископаемых для их изготовления требует огромных энергозатрат, которые ложатся на плечи углеводородной энергетики, а значит, приводят к дополнительным выбросам CO2 и других парниковых газов.
Один из главных идеологов борьбы с глобальным изменением климата Адам Дин на страницах экологического интернет-издания «Окружающая среда» (Medium), анализируя «зеленую новую сделку», предложенную американскими социалистами, весьма откровенно говорит о том, что возобновляемая энергетика не решит никаких проблем, поскольку любое развитие индустрий и инфраструктуры (использует ли оно энергию солнца и ветра или нефти и газа) ведет лишь к увеличению выбросов парниковых газов. Вот что пишет Дин: «Проблема «зеленой новой сделки» заключается не только в игнорировании реальных затрат. Ее основная проблема заключается в том, что она поддерживает наше чрезмерное потребление энергии. Рост – вот наша проблема. Он не может быть нашим решением».
Роботы тоже не решают «проблемы». Лишь в антиутопиях они все делают за человека, который предается праздности, пользуясь производимыми ими благами. На деле как в свое время конвейер, пар и электричество породили миллионы новых рабочих мест, так и роботы увеличивают потребность в человеческом труде. Эксперты издания Harvard Business Review Марк Муро и Скотт Эндес, обобщив исследования в области промышленного применения робототехники, выяснили, что автоматизация и роботизация лишь повысили производительность труда хомо сапиенс, а вовсе не вытеснили его из реального сектора. Более того, больше всего рабочих мест в индустриальной сфере потеряли те страны, что не инвестировали в робототехнику. Эти страны выводили производства в Азию, Африку и Латинскую Америку, а также активно использовали труд мигрантов.
Так что не роботы и не «цифра» являются убийцами рабочих мест (или в пересчете – рабочего времени), а глобалистская модель экономики, резервы роста которой на сегодняшний день исчерпаны. Дальнейшее развитие возможно только при ее демонтаже. Верно и обратное. Остановка роста с высокой вероятностью сохранит нынешнюю модель вкупе с властью либерал-глобалистской элиты и транснациональных корпораций. Конечно, остается открытым вопрос о полезности роста, его содержании и целях. Он порождает не только новые блага, но и новые проблемы и вызовы. Это сложная тема, требующая отдельного рассмотрения. Глобальное начальство свой выбор сделало. Подавление роста на нынешнем этапе необходимо для его самосохранения.
Следовать ли в его фарватере или идти ему наперекор – это и есть выбор большой национальной стратегии любого государства на ближайшие 20–30 лет. Стратегии, которая выходит далеко за рамки экономики.