Кому как, но для нас в последние несколько лет наступила оттепель. Мне никогда в жизни не доводилось писать и публиковать того, с чем я не был бы согласен.

Разумеется, есть разница между тем, чтобы говорить что думаешь – и говорить все, что думаешь. Но в цивилизованном (и уж тем более нецивилизованном) обществе говорить все, что думаешь – никому невозможно. Кроме безумцев.

Собственно, сдерживать свой язык – и уметь пользоваться, например, вилкой или носовым платком – черта любой цивилизации. Просто в некоторых культивируют изящную еду пальцами, а в других учат обращаться с палочками. Так что искусство публичной коммуникации – это сказать то, что ты думаешь, так, как принято здесь и сейчас.

В этом плане моя история – это история вечной оттепели, когда о страхах и ужасах цензуры и о словах, под которыми стоит твое имя, но которые ты не писал, доводится читать либо в исторических свидетельствах о недавнем прошлом, либо в пророчествах о ближайшем будущем.

Возможность открыто высказывать свои убеждения в печати, вести свободную дискуссию, выйти из тисков идеологии и дышать полной грудью – неоценимое благо, неоспоримая ценность истинного либерализма. Но пользование этим благом, как показывает история, никогда не бывает равномерно.

Что для одних оттепель, для других – заморозки. А зима, с учетом геополитического положения России, всегда близко. Впрочем, у этого есть и свои преимущества – вечная мерзлота не дает нам превратиться в болото.

Страх оттепели, как и страх морозов, прирожден отечественной мысли – еще Леонтьев проповедовал необходимость подморозить Россию. С тех пор разморозка и подморозка – основные наши режимы.

Россия, как политический рефрижератор, то обледеневает и перестает работать, то начинает пованивать, как Петербург жарким летом, после того, как лед сходит. Опыт показывает, что ни один русский интеллигент не прожил свою жизнь целиком в условиях свободы – то он высвобождался, то его строили и учили, а некоторым довелось переобуваться на ходу раза по три, по четыре.

А поскольку мы с коллегой занимаемся историей, уповать, что чаша сия минует нас, мешают и опыт, и разум, и здравый смысл. Потому и пришлось мне обратиться к моему старшему коллеге и соавтору с просьбой поделиться опытом, научить, как выжить, когда на смену лютому охранительству придет необузданная свобода.

Ему, как человеку, который помнил московскую Олимпиаду и сознательно прожил 1990-е годы, было что мне поведать.

– Прежде всего, – говорит Владас, – надо научиться каяться. Запомни, за наши, не за свои грехи. За свои можно, но лишь в контексте эпохи – мол, оказался недостаточно тверд, не смог устоять перед искушением, но сдался лишь одним из последних (тем самым незаметно подчеркнешь свой скромный героизм и потенциальную – а если повезет, то и актуальную – близость к движению сопротивления).

Никогда не ссориться с моральными авторитетами. Они не для того, чтобы с ними спорить, а для того, чтобы ими клясться. Близость – на уровне личного знакомства, прочее не считается – помогает в случае нужды сослаться на это и тем самым подчеркнуть, что и в тяжелейшие годы разделял или по крайней мере сочувствовал.

Каяться надобно умело. Пойми, дело не в том, что другие не лучше – каяться нужно за грехи своей родины и своего народа. Разговоры о том, что другие народы совершали аналогичное или худшее, выдают в тебе гордыню и нежелание покаяться как следует.

Собственно, ты, отрок, должен привыкнуть к мысли, что Россия – сосуд греха. Держи, конечно, в уме своем мысленную оговорку, что другие народы – сосуды аналогично, оговорка сия извинит тебя при следующем климатическом повороте. Но помни, что оговорка эта мысленная. При этом научись обрывать оппонентов, выводящих воочию то, что ты имеешь внутри своего ума – указывая им, что каждому народу надлежит каяться в собственных грехах и негоже искать бревна в чужом глазу, не извлекши из своего соринки.

Запомни! Основной навык интеллектуала – умение проводить различия там, где профан видит полное повторение. Вот посмотри, как опытный автор сумел провести качественное различие между милитаристским жестом Дзюбы и полным добрых студенческих традиций жестом иноземных футболистов, прикладывающих руку к пустой голове. Понимаю, что не всегда это легко – сдерживать натиск очевидности, но ведь на то ты и интеллектуал, чтобы быть способным всегда находить способ правильно истолковать реальность.

– Ты вновь не понимаешь – и спешишь. Жить в России – высшее счастье, доступное интеллектуалу, стремящемуся к мудрости, а не надеющемуся всю жизнь прожить скучным университетским профессором, «не поступившимся принципами» (быть может, только потому, что его никто ни разу об этом с должной настойчивостью не просил).

Здесь у тебя получится обозреть реальность со всех 360 градусов, увидеть все повороты интонаций и разучить очередную редакцию российского гимна на ту же самую музыку. Это великая страна – и от нее даже можно получить удовольствие, если посчастливится прожить достаточно долго.

(в соавторстве с Владасом Повилайтисом)