У Станислава Говорухина за его долгую счастливую жизнь в полной мере проявилось удивительное свойство – умение определять стиль и звучание эпохи.

Именно с его «Вертикали» началась всенародная влюбленность в песни Владимира Высоцкого. Самый кассовый советский фильм, «Пираты ХХ века», к которому он написал сценарий, отправил сотни тысяч мальчишек в секции карате.

«Вор должен сидеть в тюрьме», «так жить нельзя», «Россия, которую мы потеряли», «ворошиловский стрелок» – эти «мемы*» говорухинских фильмов определили в той или иной степени мировоззрение сразу нескольких поколений.

Прощаясь с Говорухиным, мы вспоминаем не только обаятельного человека и яркого кинорежиссера и актера, но и политическое и культурное явление, которое, надеюсь, надолго переживет своего создателя.

Основной темой кинематографа Говорухина была сила как справедливость. Не «справедливость силы», что предполагает основной упор на существующие для силы нравственные и правовые ограничения, а именно призвание силы к установлению справедливости.

Сильный человек именно по факту своей силы призван устанавливать порядок, воздавать за зло, защищать слабых. Он совсем не обязательно должен быть добрым, он может быть даже жестоким, его поступки иной раз могут быть безнравственными, но результатом его жизненной активности служит именно справедливость и порядок. В говорухинской вселенной это порождение порядка было внутренне присущим сильному человеку свойством.

Говорухин делал фильмы про сильных, красивых, авантюрных людей – Робинзона Крузо, капитана Гранта, даже Том Сойер и Гек Финн превратились у него в настоящий, сотрясавший наши детские души восторгом и ужасом, вестерн. Обезличенная карающая справедливость «Десяти негритят» не знала никаких смягчений.

Но, конечно, самый совершенный образ этой силы был дан Говорухиным в образе Жеглова. «Место встречи изменить нельзя».

Почти никто не задумывался о драматическом расхождении между романом, где Жеглов с его готовностью переступить через кого угодно – почти отрицательный персонаж, и фильмом, где сочетание говорухинской идейной установки и обаяния Высоцкого сделали из него носителя высшей жизненной правды: «Вор должен сидеть в тюрьме». Сила для того и нужна, чтобы поставить справедливость выше процедуры.

Жеглов у Говорухина и Высоцкого практически не носил погонов, и возникало ощущение, что его правда – выше капитанских звездочек и пистолета. И Говорухин подтвердил это в 1990-е, сняв «Ворошиловского стрелка», ставшего одной из жемчужин «партизанского кинематографа» этого периода.

В эпоху развала и распада, когда зло торжествовало всюду, когда надежда на предавшее народ государство была полностью потеряна, почти одновременно вышла целая цепочка фильмов о народных мстителях, которые берут правосудие в свои руки. «Любить по-русски» Евгения Матвеева, гениальная «Окраина» Петра Луцыка. Финальным аккордом, итогом, вышедшим за границы жанра, был, конечно, балабановский «Брат-2».

Было бы странно, если бы Говорухин не выступил в этом ряду. «Ворошиловский стрелок» отличался простотой, жестокостью и монументальностью великого Михаила Ульянова. Простой русский человек, ветеран, против новых осатаневших участников «великой криминальной революции» и продавшихся им с потрохами органов (в которых, впрочем, находится честный Подберезкин). Тот, кто называет это «гимном самосуду», никогда, наверное, не видел «Жажды смерти».

Однако «Ворошиловский стрелок», в отличие от «Жажды» (по крайней мере – первой, в третьей появляются социальные мотивы), не был личной историей. Это, как и другие фильмы того же направления, было определенное послание к обществу и власти. Напоминание о том, что народ не будет пассивной жертвой, которую будут резать и насиловать уголовники, пока милиционер держит его сзади за руки. Что красная черта уже близко.

И не случайно именно «партизанский» кинематограф стал первой ласточкой наступающей путинской нормализации и декриминализации, горячим сторонником которой, одним из безусловных общественных столпов, стал Говорухин.

Тут, впрочем, придется вернуться немного назад, в 90-е, когда Станислав Сергеевич превратился в фигуру первой величины нашего политического кинематографа. Три его фильма – «Так жить нельзя», «Россия, которую мы потеряли» и «Великая криминальная революция» – должны восприниматься нами как единое целое.

«Так жить нельзя» – как обозначение того тупика, в который завел Россию безумный коммунистический эксперимент.

«Россия, которую мы потеряли» – как обозначение того истинного пути, той точки нормальности, с которой страна была сдвинута революцией.

«Великая криминальная революция» – как разоблачение того ложного пути, по которому страну двинули Ельцин и его приспешники (а Говорухин был одним из самых жестких и принципиальных политических оппонентов ельцинского режима).

Если бы Говорухин снял только первый фильм, его можно было бы обвинить в обычном интеллигентском презрении к народу. Если бы только первый и второй – в лицемерии, когда картинкой старой России прикрывается разграбление и уничтожение страны и народа (собственно, неокоммунисты, как глухари на току, так его и обвиняют).

Но Говорухин снял все три – показав и оба уклона, и верный царский путь.

Своеобразным ключом ко всем трем фильмам стало его большое интервью с Александром Солженицыным, сделанное еще в 1989 году. Именно солженицынская логика – отрицание русофобской сущности коммунизма, отрицание русофобской сущности западничества, ориентация на историческую Россию как норму, придавала конструкции целостность.

В путинской России Говорухин и как политик, и как человек был одной из тех осей, вокруг которых вращалась наша новая нормальность. Тот политический и социально-культурный строй, который у нас оформился за эти без малого два десятилетия, выражал как нельзя лучше базовые говорухинские идеи. Тут и сила, становящаяся справедливостью и идущая к цели без стеснений и жалости, и здоровая консервативная нормальность и в жизни, и в историческом сознании, и в политике.

Нападки на Говорухина-политика, популярные в оппозиционной среде в последние годы, были нечеловечески глупы.

Можно ли называть «охранителем» человека, который хочет идти не спотыкаясь, теряя равновесие – держится за что-то и выпрямляется, вокруг дома ставит забор и имеет обыкновение запирать дверь на замок?

Для Говорухина современная Россия была его нормальным миром, в котором он, как и многие люди его поколения, всегда хотел жить. И, естественно, он защищал этот мир от наползов той дичи, которая едва не сожрала его в былые годы. И, конечно, он уважал любую силу и любые методы, ведущие к этой цели.

Если в чем-то я лично и мог бы упрекнуть Станислава Сергеевича, так это в том, что иногда, по корпоративным соображениям, он оказывался недостаточно консервативен, как с пресловутым заступничеством за пресловутую «Матильду», но это такая мелочь на фоне его жизненного подвига в целом.

Иногда Говорухина называют «нашим Клинтом Иствудом».

Это во многом верно – общность своеобразного силового консерватизма обоих мастеров кино совершенно очевидна. Голливудский масштаб позволял Иствуду сделать больше, однако он был одиноким волком, идущим против стаи. Иствуд остается в Голливуде предпоследним из могикан консервативного кино (последним, если судить по возрасту, будет Мэл Гибсон).

Станислав Говорухин ушел тогда, когда в России начала подниматься свежая консервативная киноволна. И если этот подъем продолжится, многое в наследии ушедшего от нас замечательного режиссера еще не раз будет поднято на щит новыми поколениями.

* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента