Несколько месяцев назад, беседуя с Евгением Гришковцом, мы договорились условно называть это поколение поколением «Амели». Независимо от возраста, потому что дело не в возрасте, а в том, как ты воспринимаешь вселенную. Лу, Гришковец, Олег Нестеров из группы «Мегаполис», создатели фильма «Амели»…
Жизнь – как навязанная обязанность по уходу за телом. Не хочешь, а почистишь зубы
На самом деле их много. Вся первая половина 2000-х годов прошла под знаком этого поколения. Мир читал, слушал, смотрел на людей, которые мужественно защищали свое право быть слабыми, не делать ничего особенного, не быть героями. Жить, а не выживать. Право быть немножко детьми, растерянными, сомневающимися. Зато дети воспринимают мир с нежностью.
— И что происходит на этом фронте? – спросил я Гришковца. – На фронте борьбы за право быть слабым?
— Бои местного значения. Иногда, задним числом, оказывается, что ты сходил в атаку. Но чаще всего идет медленное отступление с боем.
Вот об этом отступлении с боем и написал свой новый роман Эрленд Лу. Хотя речь там идет вовсе не о тридцатилетних–сорокалетних. Главная героиня – девочка 19 лет, оставшаяся без родителей. Они погибли в авиакатастрофе. Эту коллизию можно сравнить с положением современного человека. В 80-е годы уютный, устойчивый мир рухнул, и мы оказались на перепутье, без защиты и без поддержки. Глуповатые, беспомощные, наивные.
Но даже если ни с чем не сравнивать, понятно, что ситуация экстремальная. Девочка паникует, мечется, хочет покончить жизнь самоубийством. Рецептов правильного поведения не существует. И она, как герои многих романов Лу, отправляется путешествовать. Париж, Лондон, Канары, Копенгаген. Весь мир – как огромный супермаркет.
Сверкающие стеклом аэропорты, песчаные пляжи, отели. И постоянное одиночество. Но оно не имеет ничего общего с одиночеством героев Ремарка, которые тоже проводили всю жизнь в отелях. Пили, тосковали и даже вешались. Для Лу и его поколения – мир игрушечный и нестрашный. Скорее уж равнодушный. Никто ничему не удивляется, никому ни до кого нет дела. В этом мире нет сильных чувств. Невозможно поверить, что в этом мире кто-то может покончить с собой. Правда, героиня Лу пытается.
Трижды! Но всякий раз, как феникс, возрождается и продолжает жить, не делая ничего особенного. Жизнь – как навязанная обязанность по уходу за своим телом. Не хочешь, а утром почистишь зубы.
Она выдумывает такие способы самоубийства, какие и в голову не придут. Заразиться птичьим гриппом, ходить по мусульманским домам с карикатурами на Пророка. И летать, летать бесконечно много, надеясь, что однажды с ней тоже случится авиакатастрофа.
Детское сознание автора и героини не позволяет сделать из романа и жизни депрессивную драму, душераздирающую трагедию. Достаточно изменить одну букву в слове «музей» – «мулей», чтобы жизнь снова превратилась в игру, в бесконечный паззл, который она складывает на полу гостиницы.
Эта игра на всю жизнь – пока не сложишь паззл, у тебя нет права покидать мир. Вопреки адвокатам, топ-менеджерам, политикам и другим людям, которые делают жизнь скучной. Но ей (и нам) нет до них никакого дела. Мы не хотим замечать их, как когда-то Бродский с Довлатовым отказывались замечать советскую власть.
Даже дочку свою эта девочка мечтает научить загадочному слову «мулей». «Мулей» – как символ сопротивления, знак того, что, да, мы отступаем, но с боем, и следующее поколение, будьте уверены, вырастет таким же странным, таким же ненормальным, таким же нежным, как были когда-то мы.
Напоследок еще одна цитата из разговора с Евгением Гришковцом.
— Может быть, мы и слабые, – сказал Гришковец. – И я не знаю, какое будущее нас ждет. Но единственное, что я знаю точно, это то, что нас невозможно топтать ногами. Ни при каких условиях. Не получится.
Интервью с писателем Эрландом Лу читайте в ближайшее время в газете ВЗГЛЯД.