Снят «Шультес» предельно просто. Размеренно, в единой приглушенной цветовой гамме, без звуковых и визуальных акцентов. Без интриги, внутреннего напряжения. Этим-то и ставит в тупик.
Будь картина документальной, все приемы, равно как и биография героя, обрели бы остроту сиюминутности. Но фильм как бы художественный, притворяющийся иногда документальным.
Получается некое глубокомыслие, потуги на притчевую отстраненность. Но в итоге – лишь растянутая во времени и пространстве зарисовка с натуры. Да и натура сомнительная.
Кто же ты, брат?
Ведь и историю «человека-ничто» можно рассказать увлекательно. Однако сомнительно, что Бакурадзе знает, как это делается
Шультес – фамилия главного героя. Имя у него банальное – Леша. О чем ему регулярно напоминает глупая песенка «Леша я или не Леша», поставленная в качестве звонка на мобильнике.
Таким же банальным выглядит и его жизнеописание. На первый взгляд. Бегает в парке, смотрит телевизор, пьет пиво, которым затаривается в ближайшем магазине, вяло отвечая на флирт молоденькой кассирши. Присматривает за больной матерью. Каждый день похож на другой.
Никакой разницы.
Эта серая обыденность дней, история человека, в чьей жизни не происходит никаких событий, могла бы стать интересной. Но не хочет режиссер делать героя обыкновенным.
Шультес – вор. Карманник. Своим делом он занимается легко, умело, даже красиво. Безошибочно вычисляет будущий объект. Ни разу не то что не пойман – не замечен. Хотя людей вокруг хватает. А милиции в кадре вообще нет.
Конечно, никто не ждет от Бакурадзе воспевания воровской романтики. Равно как и нравоучений. Однако, если Шультес столь удачливый преступник, у него могло быть и поболе ярких качеств.
Да и смысл в его действиях должен быть. Любой, но смысл. Чтоб задеть. Удивить. Возмутить даже.
Бакурадзе же нарочно лишает героя каких бы то ни было человеческих качеств, свойств и реакций. Человек-пустота. Человек-ничто. Ворующий только для того, чтобы были средства на пиво и на лекарства матери (впрочем, на мать все-таки он тратится, когда та отдает богу душу – заказывает дорогой гроб).
Да, можно и так. Но как же скучно. Ведь и историю «человека-ничто» можно рассказать увлекательно. Однако сомнительно, что Бакурадзе знает, как это делается.
Хотя заворот под конец он все-таки придумывает: оказывается, у Шультеса частичная амнезия, результат черепно-мозговой травмы. Он не помнит адресов и телефонов, в том числе собственных.
Не помнит и того, как и за что ему дали по голове. Впрочем, это как раз не удивляет – при таком образе жизни рано или поздно можно нарваться. Что и произойдет в финале.
Беда в том, что эти душераздирающие подробности возникают слишком поздно. Герой уже бесповоротно скучен, и никакие новые подробности не добавят ему привлекательности. Или хотя бы незаурядности. Как говорится, жил никем и умер никем. Никто и не заметил.
Город, которого нет
Одним из основных достоинств картины называют достоверное отображение Москвы. Сегодняшней. Холодной. Негостеприимной. Безусловно, к нашему городу можно относиться по-разному. И видеть вполне определенные черты. Только вот определенности у Бакурадзе нет и здесь.
Москва в «Шультесе» лишена отличительности. Если не объяснить, что это Москва, никто и не поймет. Такие темные дворы, рынки, подъезды многоэтажек, маленькие неуютные кафешки с маргинальной публикой скорее характеризуют какой-нибудь провинциальный город.
Только метро, где промышляет герой, столичное. Но смысла это не добавляет. Создается ощущение, что режиссер относится к Москве со скучающим пренебрежением. Она ему совершенно неинтересна.
И цели показать город у него не было.
И другие
Предполагая собственное умение управлять зрительскими реакциями, режиссер сделал кульминационным эпизод, где герой извлекает из украденной видеокамеры кассету и смотрит ее.
А там барышня излагает сентенции из серии «когда зубы чистить вместе – не скучно» и поет что-то протяжное. Вроде как признание в любви. Кому-то. Но такое же вялое и равнодушное, как и весь фильм.
Режиссер прав в одном: крупный план, помноженный на текст-откровение, и правда может производить сильнейшее впечатление. Но в своем случае он ошибся дважды. Не заложил никаких эмоций.
И неверно выбрал актрису. Сесиль Плеже не играет ну совсем ничего. Рассказывает текст, любуется собой. И все.
И становится обидно. Ведь именно на этой сцене концентрируешься, ждешь, наконец, кульминации. Которой не будет.
С актерами вообще в «Шультесе» дело обстоит непросто. Гела Читава, обладатель грузинского имени и нетипичной рыжей масти, хорошо вписывается в роль «человека-ничто». Даже слишком хорошо.
Видимо, режиссер дал ему задачу ни в коем случае ничего не играть. Сдерживать любые проявления. В итоге у героя за весь фильм ни разу не меняется ни выражение лица, ни голос, ни пластика.
Единственное существо, оживляющее это тоскливое сочинение, – мальчик, сыгравший напарника героя. Всем известно, что ребенка и кошку невозможно переиграть. Они живут, что на сцене, что в кадре.
И на фоне мальчика еще вымученнее, еще фальшивее смотрятся все остальные.
После «Шультеса» выходишь из зала с тягостным вопросом: что это было? Для чего рассказана эта история? Что нужно из нее понять? Что воровать опасно – могут голову проломить?
Тогда Бакуру Бакурадзе стоило снимать пособие для колонии общего режима. Хотя находящиеся там явно знают сюжеты поувлекательнее. Единственная внятная мысль по просмотре – что, когда едешь в метро, надо внимательно следить за своими вещами.
Чтобы не обогащать своей рассеянностью всяких Шультесов.