О том, почему он не называет имен своих учеников, что думает о молодом поколении, что изменилось в его жизни, юбиляр рассказал обозревателю газеты ВЗГЛЯД Андрею Морозову.
Главное – уметь предъявлять себе гамбургский счет, сначала себе, а потом – другим
– Всеволод Николаевич, вам самому-то верится, что 70?
– Нет. Потому что у меня ничего не меняется. Как жил, так и живу – встаю в половине седьмого и работаю по 15–17 часов, снимаюсь, сам снимаю, преподаю. Ничего в жизни не изменилось, только вот награды прибавляются.
– Это подтверждают слова Чуковского: «В России надо жить долго»?
– Это не от нас зависит.
– Где снимаетесь? Что сами сняли?
– Недавно закончил сниматься у очень хорошего режиссера и сразу начал съемки в другом фильме. Есть и свои режиссерские работы, но говорить об этом пока не стоит. Когда фильм появится на экране, тогда видно работу. А во время съемок может случиться что угодно.
Вот снял я 12 серий «Полиция Хоккайдо», и они уже два года лежат на полке. Нет еще ни монтажа, ни окончательного озвучивания…
– Насколько я знаю, когда-то вы брали такие же уроки мастерства у великих «стариков» МХАТа.
– Что значит «брал»? Я учился у них. Мы, молодые артисты, были у них штучным товаром. А вот сейчас в театральном училище поток.
– МХАТ был театром академическим...
– Я бы даже сказал – придворным. Это означало близость к партийному руководству страны. Сталину очень нравился МХАТ.
Раньше в Москве академическими театрами были Большой и Малый, а в Ленинграде – Мариинка и Александринка. Это были императорские театры. Это были академии.
А МХАТ вырос, как шпана, из самодеятельного кружка Алексеевского, который потом стал Станиславским. В то время в России был такой же период, как и сейчас. На смену дворянству пришли молодые ребята, которые умели зарабатывать деньги. Они-то и поверили тем, кто создавал МХАТ.
Кто же знал, что эти молодые артисты станут потом великими? Но в них поверили, потому что у них была громадная культура вождей, они собирали вокруг себя команду единомышленников.
МХАТ вошел в громадную мощную реку русского искусства, как атомный ледокол. В начале неприятие было полное. В газетах были страшные рецензии. Но постепенно-постепенно корабль завоевывал пространство – и со временем Художественный театр стал эталоном. У тех, у первых «стариков», были ученики – вторые «старики». Они были уже моими учителями.
– Вы сказали, что были штучным товаром у своих учителей – «стариков» МХАТа. Сейчас у вас есть своя мастерская во ВГИКе. Можете так же сказать про своих учеников?
– У меня других нет. Я набираю небольшой курс, все студенты с высшим образованием. Еще я преподаю на режиссерском курсе, которым руководит Ланской. Моя актерская мастерская целиком моя. Мои студенты два года учатся мастерству актера, речи, вокалу, движениям, танцам, фехтованию, пластике, манерам…
– Вы можете назвать кого-нибудь из ярких учеников?
– У нас профессия, зацикленная на самолюбии, тщеславии, и если вдруг я кого-то не назову, то у человека может испортиться настроение на целый год. Я их всех очень люблю, они мне даются кровушкой.
Они как дети. Если ты при всей дикой требовательности не любишь своих студентов, то ты не педагог. Это твои дети, ты отвечаешь за их судьбу, помогаешь им с режиссерами, устроиться в театры.
– Спрошу по-другому: многие ли из них успешны?
– Да. Если ты не веришь в их судьбу, тогда стоит ли воспитывать? Они выходят высокопрофессиональными актерами. Ведь таланту научить нельзя. Можно научиться ремеслу, интеллекту, хотя и это дается от Бога.
Но если ты работаешь с раннего утра до поздней ночи над собой, то результат будет. Правда, для этого надо очень требовательно относиться к себе.
Я уже пятьдесят лет занимаюсь своим ремеслом, а всё как на первом курсе. Главное – уметь предъявлять себе гамбургский счет, сначала себе, а потом – другим. Если ты этого не умеешь, ты или ханжа, или скотина.
Когда за тобой могут пойти люди? Когда они видят твои поступки. Слова – ерунда. Мастер познается в поступках. Как он относится к своему ремеслу? Как он относится к своим товарищам и коллегам? Вот и студенты смотрят, как поступает их педагог, и если поверят, то идут за ним.
– Вы – актер старой мхатовской школы. Нынешние студенты живут в совсем другой реальности. Имеет ли значение при преподавании разница в воспитании?
– Никакого. Я вам назову, кого я люблю из молодых актеров, – Владимир Машков. Какой он школы? Он актер русской школы.
У него потрясающая техника, грандиозное сердце, грандиозная фантазия. Он тончайший мастер и как актер, и как режиссер. Он воспитанник Олега Табакова. А кто воспитывал Табакова? «Старики» МХАТа.
– В совсем забытом сегодня фильме «Скорость» вы сыграли советского барышника, который соблазняет материальными ценностями героя Харатьяна…
– У моего героя, отрицательного, в отличие от героя Баталова, была замечательная фраза: «Я хочу, чтобы ты за свой талант получил неплохо не в обозримом будущем, а сейчас».
Тогда, в начале восьмидесятых, эти слова были суперотрицательными, потому что была такая идеология: сейчас ты должен подыхать, а когда будет твой успех – значения не имеет. Ты – песчинка…
– Но вот пришло время этих барышников…
– Какие барышники? Не согласен. Я и тогда понимал, что говорю.
Жизнь…
Семьдесят лет – как дуновение ветерка. Вот когда вам будет семьдесят, тогда поймете. Но если бы, придя во МХАТ, я получал бы за свой талант не 69 рублей в месяц, а деньги, которые могли бы содержать не только меня, но и маму, которая вышла не пенсию, то сколько бы сил я сэкономил на произведения искусства.
А мне, кроме театра, приходилось вкалывать и на телевидении, и на радио. Даже сейчас, уже будучи мастером, за плечами которого десятки постановок, ролей, я получаю по сравнению с западными артистами ниже прожиточного минимума.
Мой герой был прав. О каких барышниках вы говорите? Сейчас молодой человек с умом, интеллектом зарабатывает миллионы долларов. Он их своим талантом заработал.
– Но миллионы еще и воруют…
– Для этого тоже надо иметь талант… Но я говорю не о тех, кто ворует, а кто зарабатывает. У нас есть такие замечательные люди.
Я всегда говорил, что молодежь ругать нельзя. Она не виновата, виноваты дяденьки и государство. Молодежь рождается стерильной. Можно ли их обвинять в том, что в нашей стране, потерявшей в Отечественной войне 30 миллионов человек, появились фашистские организации?
Разве молодежь в этом виновата? Да она понятия не имеет, что такое фашизм, что такое коммунизм… Это им дяденьки подсказали.
– Кем вы себя ощущаете в большей степени – актером или режиссером?
– Могу поставить знак равенства.
– Скажите, что же всё-таки важно для актера – успех у публики, призы на кинофестивалях, положительные рецензии или что-то другое?
– Нет, только не это. Сейчас стало модным называть кого ни попадя гением, хотя порой этот «гений» и полкопейки не стоит. Сначала я был учеником, потом партнером, потом режиссером у тех людей, перед которыми преклонялся весь мир.
Мне кажется, если ты ощущаешь, что владеешь своим ремеслом, если ты можешь привлекать внимание нашего изумительнейшего зрителя, то больше ничего не надо. Тщеславие у меня в постановках, в ролях.
В Челябинске я увидел на их Арбате диск «Легенды советского кино» с моими фильмами. Никогда не предполагал, что стану легендой. Но это же не я придумал, а те, кого вы назвали барыгами. Они считают, что если люди покупают эти диски, значит, никто не скажет, что Шиловский – не легенда.
То, что дают награды, конечно, приятно. Но вот когда говорят: «Следующий орден вы получите через пять лет», – оскорбляет. Получается, доживет актер до этого времени или нет, – вопрос второй.
Я поехал в Чернобыль через две недели после аварии. Как-то меня спросили: почему удостоверение не получаю? Я пошел к министру, он вызвал генерала и потребовал выдать мне удостоверение.
На следующий день мне позвонили и сказали, что на меня нет сопроводительной бумаги, дескать, они все остались в архивах ЦК партии Украины и потеряны. Поэтому удостоверение выдать не могут.
Вот вам Райкин: «Что главнее – человек или бумажка?». У меня есть и рекомендации, и фотографии, и пропуск на зону, а сопроводиловки нет. Родина сказала: «Надо, старик, ты должен…»
Только вот в следующий раз задумаешься: «А у кого есть вторая запасная жизнь?». У меня ее нет. А ведь снаряды всё ближе и ближе.
Сколько уникальных, неповторимых артистов потеряли уже за этот год! Тут задумаешься. Ты с открытым сердцем бросаешься в пекло, а тебе потом говорят: «На вас нет сопроводиловки»
– В последнее время страсти вокруг Дома кино поутихли. Это перемирие с Михалковым или затишье перед бурей?
– Пока нас оставили в покое. Нужны деньги на хороший ремонт. Но это прерогатива Союза кинематографистов, а не Дома кино. Пленумы с нарушением устава откладываются, ничего не решается. Но это – жизнь, данность, такие руководители. А мы, как в Сталинграде, держим оборону.