Наиболее важные его события и тенденции – в семи номинациях нашего обзора.
Событие года
Ростропович совершил настоящую революцию и вывел виолончельное искусство на новый уровень
Концерты Венского филармонического оркестра с Даниэлем Баренбоймом заранее не оставляли шанса на первое место многим другим достойным программам, которым еще только предстояло прозвучать.
Слушая коллектив такого класса, оказываешься бессилен перед охватывающим тебя звуковым потоком, каждая составляющая которого – выше любых оценок: и солисты в отдельности, и все оркестровые группы, и особенно целое.
Фрагменты опер Вагнера не выглядели нарезкой, прозвучав как целое: Траурный марш из «Гибели богов» буквально слился с увертюрой к «Нюрнбергским мейстерзингерам», поразив отсутствием ощутимого шва.
Идеально синхронные струнные, где можно расслышать каждый инструмент, плотная масса медных духовых – такое исполнение, казалось, поднимает любую музыку на высший уровень.
Оказалось, возможна и иная мера совершенства: ее продемонстрировала Седьмая симфония Брукнера, завершившая второй вечер. В отличие от первого, он обошелся без бисов: для Баренбойма Брукнер был кульминацией московских гастролей.
Представляя симфонию, маэстро показал, что музыку действительно может рождать дирижер и что даже такой первоклассный коллектив, как Венский филармонический, может быть лишь орудием в его руках.
Лейтмотив года
В абонементе Национального филармонического оркестра России «Густав Малер» прозвучали пять симфоний |
Музыку Густава Малера нередко исполняют и в России, и за рубежом, но в уходящем году Малеру особенно повезло: гораздо чаще обычного его музыку играли в Петербурге, где Валерий Гергиев представил все симфонии Малера, и в Москве.
В абонементе Национального филармонического оркестра России «Густав Малер» прозвучали пять симфоний, среди интерпретаторов которых выделялся маэстро Ион Марин.
После многолетнего перерыва вернулась в Москву «Песнь о земле» для оркестра и двух солистов, наиболее интимное среди крупных сочинений Малера: за последние месяцы ее сыграли целых три раза, причем лишь единожды – согласно объявленной дате.
Удивительнее то, что еще два исполнения, хоть и с опозданием, все же состоялись. Одно из них завершило концертный цикл оркестра Большого театра, другим увенчался абонемент «Дирижирует Александр Лазарев» в Доме музыки.
На сегодняшний день симфонии Малера могут показаться громоздкими, однако именно их создателя считали своим учителем мастера тончайшей камерной музыки нововенцы Шенберг, Берг и Веберн.
А киевлянин Валентин Сильвестров, чей «слабый» стиль вроде бы далек от языка героических малеровских полотен, в своей Шестой симфонии обильно цитирует Пятую Малера, написанную почти столетием ранее.
Гастроль года
Уте Лемпер, лучшая в мире исполнительница сочинений Вайля |
У Курта Вайля есть мелодии, известные любому, например «Мэкки-нож» или «Алабама», а его песни исполняли звезды от Луи Армстронга и The Doors до Стинга и Pet Shop Boys; при этом и среди классиков он свой.
«Вайль, являясь частью некоего интеллектуального контекста, ассоциируясь с Шенбергом, Кшенеком и Хиндемитом, остается вместе с тем широко известным, даже популярным композитором. В отличие от любой другой популярной музыки, популярная музыка Вайля – неотъемлемая часть конкретной культурной эпохи» – исчерпывающая характеристика Леонида Десятникова.
На фестиваль «Владимир Спиваков приглашает...» Уте Лемпер, лучшая в мире исполнительница сочинений Вайля, попала благодаря тому, что маэстро Спивакову никак не удавалось побывать на ее концерте.
Осталось позвать ее в Москву спеть «Семь смертных грехов», зонги из «Трехгрошовой оперы» и других мюзиклов Вайля, а на десерт – шлягеры Жака Бреля и Эдит Пиаф. Уте Лемпер настолько приковывала к себе внимание, что зал покорялся ей независимо от того, что именно она исполняла, пела или молчала, смотрела в одну точку или стреляла глазами по сторонам.
Теперь Владимир Спиваков побывал на концерте Уте Лемпер, а благодаря ему еще и несколько сот слушателей.
Тенденция года
Новый «Евгений Онегин» в Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко вышел одновременно с новым «Борисом Годуновым» в Большом.
Премьерам сопутствовал ряд совпадений, начиная с синхронного выпуска в соседних театрах двух хрестоматийных русских опер. Обе они полугодом раньше уже ставились в Москве – «Борис» в «Геликоне», «Онегин» в Большом. Теперь появилось еще по одной постановке, причем «Бориса» в Большом впервые сыграли в день похорон Бориса Ельцина, а «Онегина» в театре Станиславского – в день смерти Мстислава Ростроповича.
«Онегин» Александра Тителя был обречен на сравнение с постановкой Дмитрия Чернякова, которую жестко раскритиковала Галина Вишневская. Вероятно, консервативный «Борис» Александра Сокурова ей понравился бы больше, тем более что в этом проекте собирался участвовать и Ростропович. Возможно, он смог бы оживить эту работу, которая в нынешнем виде выглядит анахронизмом.
Об «Онегине» Тителя этого сказать нельзя – спектакль получился скромным и неброским, но в то же время трогательным и живым. Если «Онегин» Чернякова хорош для гурманов, то «Онегин» Тителя – для первого знакомства с оперой. Сложнее с двумя постановками «Бориса», каждая из которых – крайность: в «Геликоне» – очередной пример режиссерского своеволия, где Юродивый отождествлен с Самозванцем, да и среди прочих персонажей не каждого узнаешь.
В Большом, напротив, налицо отсутствие позиции постановщика. Сокуров пытался представить свою интерпретацию как взгляд беспристрастного летописца, результатом стал красивый, но необыкновенно скучный спектакль.
Разочарование года
В итоговой Мистерии о конце времени Карла Орфа участвовали полтора десятка певцов и артистов |
На втором фестивале «Территория» классики звучало вдвое больше, нежели на первом, однако количество не перешло в качество.
В итоговой Мистерии о конце времени Карла Орфа участвовали полтора десятка певцов и артистов, оркестр и хор, ансамбль ударных, несколько десятков человек массовки – состав, сравнимый лишь с малеровской Симфонией тысячи участников. Правда, муза, посещавшая Малера, явно пролетела мимо «Территории».
Мистерия в постановке Кирилла Серебренникова и Теодора Курентзиса, безусловно, Грандиозный Проект – и это всё, что можно сказать о ней в двух словах. Музыкально – далеко не лучшее сочинение Орфа, комментировать же его сценическое воплощение тем более неловко.
Многозначительность обернулась прямолинейностью; на потолке мелькали Николай II, Ленин со Сталиным, Хрущев с Брежневым, на боковых экранах – Ельцин. Постановка претендовала на злободневность, однако стремилась достичь ее с помощью приемов, уместных скорее в спектаклях московских театров-студий времен перестройки.
У тех, правда, не было столь мощной материальной базы, чтобы вывести на сцену автоматчиков в противогазах, подвесить под потолком гигантский маятник и нарядить массовку в одинаковые кофты с логотипом фестиваля.
Юбиляр года
Полукруглый юбилей Стравинского в Москве отметили куда скромнее, нежели случившееся перед тем столетие Шостаковича |
Полукруглый юбилей Стравинского в Москве отметили куда скромнее, нежели случившееся перед тем столетие Шостаковича.
Единственным музыкантом, уделившим серьезное внимание 125-летию Стравинского, был Валерий Гергиев: композитору он посвятил несколько концертов Пасхального фестиваля, а непосредственно к юбилею приурочил приезд Лондонского симфонического оркестра – также с музыкой Стравинского.
В двух из названных программ звучал «Петрушка», одно из популярнейших сочинений Стравинского; хотя сам он часто сетовал на то, что успех первых балетов мешает публике воспринимать его более поздние произведения. Реже всего можно услышать сочинения Стравинского, созданные после 1945 года, ничуть не похожие на опусы прежних лет, будь то «Весна священная» или «Свадебка».
На закате юбилейного года позднего Стравинского предложил публике Геннадий Рождественский, дирижировавший «Священным песнопением во имя св. Марка» (1955) и – впервые в Москве – кантатой «Проповедь, притча и молитва» (1961).
О феномене Стравинского размышлял Милан Кундера: «Поняв, что ни одна другая страна не может заменить родину, Стравинский находит в музыке единственное отечество. Его единственный дом – это музыка, вся музыка всех музыкантов, история музыки... Он сделал всё, чтобы чувствовать себя там как дома».
Утрата года
Виолончелист, дирижер, пианист, просветитель, общественный деятель, гражданин мира – всего этого недостаточно для того, чтобы проникнуть в тайну Мстислава Ростроповича – гения, которого теперь сравнивают со святым.
Даже слов «всечеловек» и «всемирная отзывчивость», которые употреблял Достоевский по отношению к Пушкину, мало для Ростроповича, который жил так, словно его касалось всё на свете.
Того, что он сделал как виолончелист, хватило бы на десятерых; Ростропович совершил настоящую революцию и вывел виолончельное искусство на новый уровень. Этого оказалось мало – маэстро занялся дирижированием и, как оказалось, за пультом мог сказать ничуть не меньше.
Наиболее совершенным произведением Ростроповича, однако, стали не его концерты, постановки и записи, но сама его жизнь. Любя ее, Ростропович нередко говорил и о смерти, ожидая встречи с Шостаковичем и другими великими мастерами. Святослав Рихтер вспоминал день смерти Прокофьева: «Я думал: ведь не сокрушаюсь же я оттого, что умер Гайдн или... Андрей Рублев».
Схожим образом многие восприняли уход Мстислава Ростроповича – настолько светлым человеком он был.