В рамках проекта «Клуб читателей» газета ВЗГЛЯД представляет текст Ивана Церулика о небезызвестном полковнике Сергее Зубатове, методы которого до сих используют сильнейшие разведки мира.

В 1999 году земляк небезызвестного Отари Квантришвили Григорий Шалвович Чхартишвили, известный читающей и протестно-болотной публике как Борис Акунин (хотя изначально псевдоним был Б. Акунин, то бишь Бакунин – скромно, что и говорить), выпустил в свет из-под своего несомненно талантливого пера роман «Статский советник», где действуют как реально жившие персонажи, как, например, руководитель летучего отряда филеров Евстратий Павлович Медников (у Б. Акунина – Мыльников), и градоначальник московский Долгорукий, так и вымышленные – как Эраст Фандорин и иные.

Многие в советское время называли Зубатова демоном провокации, но кто знает отличие между провокацией и оперативной комбинацией?

Прототипом князя Пожарского, которого в экранизации студией «Три Тэ» сделали аж генералом (ну не мог Никита Михалков играть какого-то там полковника), был надворный советник – полковник Сергей Васильевич Зубатов, который никаким князем, естественно, не был. Зубатов знаменит тем, что, находясь на должностях с 1896 по 1902 год – начальника Московского охранного отделения, с 1902 по 1903 год – будучи главой Особого отдела Департамента полиции Российской Империи, создал крайне эффективную систему борьбы с революционными кружками.

Основой этой системы, получившей впоследствии название «зубатовщины», были создаваемые Департаментом полиции революционные кружки, которые возглавляли агенты того же департамента. Результатом вдумчивой работы оперативных сотрудников полиции стал почти полный контроль над революционным движением двух столиц.

Не случайно практически все общие собрания революционеров того времени проходили за границей. У этой системы были и издержки типа Евно Азефа и попа Гапона, но в целом она была весьма и весьма эффективной.

В 1903 году министр внутренних дел Плеве, будучи человеком великих амбиций и небольшого ума, уволил Зубатова («слугу не терпят, если он кой в чем искусней господина» – говорил еще Лопе де Вега), за что и поплатился годом спустя, схлопотав бомбу от революционного террора.

Кстати, у Акунина Пожарский – отпетый негодяй и по трупам ходящий карьерист, а в жизни Зубатов был настоящий русский патриот и порядочнейший служака.

Полковник Зубатов на службу из отставки не вернулся, невзирая на настойчивые приглашения после убийства Плеве, а в начале 1917 года, узнав об отречении Императора Николая Второго и его брата Михаила от российского престола, тихо застрелился из наградного револьвера.

Многие в советское время называли Зубатова демоном провокации, но кто знает отличие между провокацией и оперативной комбинацией? Комбинация (не дадут соврать оперативные сотрудники) – это удавшаяся провокация, а, соответственно, провокация – провалившаяся оперативная комбинация.

Методику Зубатова прекрасно освоили советские чекисты. У всех на слуху операции «Трест» и «Синдикат-2», описанные в романах и кинофильмах, а оперативный гений Менжинского и Артузова был не меньше зубатовского. Хочется верить, что и сейчас трудятся в разведке и контрразведке российской профи не ниже уровнем, чем вышеупомянутые Зубатов, Артузов и Менжинский...

Зубатовскую методику приняли к сведению и лихо освоили англосаксонские развед- и контрразведсообщества. Они создали по всему белу свету организации, с которыми демонстративно борются, но которыми прямо или опосредованно управляют. Однако отличие зубатовской системы от аналогичной английской или американской заключается в том, что у Зубатова в работе присутствовали мораль и нравственность, а англосаксы напрочь вымарали эти слова из своих лексиконов.

Начало «зубатовщины минус» было положено поощрением к действию «бесноватого Адика», который (неблагодарный) стал заниматься самодеятельностью: да так активно, что пришлось помогать тем, на кого его натравливали. Бонус в виде мандата на печатание денег по всему миру был получен за минусом пятидесяти миллионов загубленных душ...

Американцы вкупе с англичанами создали «Аль-Каиду*», с которой потом многие годы героически боролись. Для легального повода вторжения в Афганистан с целью восстановления посевов опийного мака даже пару тысяч сограждан своих 11 сентября 2001-го не пожалели: 90% террористов, атаковавших башни близнецы в Нью-Йорке и Пентагон, были гражданами Саудовской Аравии, но ввели войска все ж в желанный Афган.

Самую мощную албанскую наркомафию Европы поощрили независимостью и, организовав там крупнейшую военную базу, начали прямые авиапоставки восстановленного урожая афганского опия, а на сотни тысяч жертв балканской войны плевать геополитической слюной. Прибыль, однако...

«Мне внушал папаша с детства, не жалея отчих сил, деньги все – и цель, и средство. Помни это, с... сын..» ( Ю. Ким, куплеты ростовщика из фильма «Сватовство гусара»). Весь мир нынче кровью умыт от англо-саксонских постановок – Египет, Ливия, Тунис, Ирак, Сирия. Украина.

Людей натравливают друг на друга, как бойцовских петухов и собак, вдалбливают изощренно ненависть и злобу. Отчего? Почему люди, как будто потерявшие разум и лицо, становятся взбесившимися хищными зверьками?

Увы, все это естественно и объяснимо: «Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10%, и капитал согласен на всякое применение, при 20% он становится оживленным, при 50% положительно готов сломать себе голову, при 100% он попирает все человеческие законы, при 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы. Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать тому и другому». (Английский публицист XIX века Tомас Джозеф Даннинг).

Неужто все для человечества так печально? Ведь две с лишним тысячи лет тому назад нам подсказали путь выживания. Подсказать-то подсказали, а что потом? Потом стали коверкать подсказку на дьявольский лад, чтоб сегодня русским, иезуитски улыбаясь, говорить: «Неправильно вы бутерброд Веры едите. Надо колбасой на язык класть – так вкуснее». Великий Достоевский в девятнадцатом веке все нам про это рассказал словами чудаковатого князя Мышкина. Возможно, цитата кому-то длинной покажется, но постарайтесь дочитать:

– Павлищев был светлый ум и христианин, истинный христианин, – произнес вдруг князь, – как же мог он подчиниться вере... нехристианской?.. Католичество – все равно что вера нехристианская! – прибавил он вдруг, засверкав глазами и смотря пред собой, как-то вообще обводя глазами всех вместе.

– Ну, это слишком, – пробормотал старичок и с удивлением поглядел на Ивана Федоровича. – Как так это, католичество вера нехристианская? – повернулся на стуле Иван Петрович. – А какая же?

– Нехристианская вера, во-первых! – в чрезвычайном волнении и не в меру резко заговорил опять князь, – это во-первых, а во-вторых, католичество римское даже хуже самого атеизма, таково мое мнение! Да! таково мое мнение! Атеизм только проповедует нуль, а католицизм идет дальше: он искаженного Христа проповедует, им же оболганного и поруганного, Христа противоположного! Он антихриста проповедует, клянусь вам, уверяю вас! Это мое личное и давнишнее убеждение, и оно меня самого измучило... Римский католицизм верует, что без всемирной государственной власти церковь не устоит на земле, и кричит: «Non possumus!».

По-моему, римский католицизм даже и не вера, а решительно продолжение Западной Римской империи, и в нем все подчинено этой мысли, начиная с веры. Папа захватил землю, земной престол и взял меч; с тех пор все так и идет, только к мечу прибавили ложь, пронырство, обман, фанатизм, суеверие, злодейство, играли самыми святыми, правдивыми, простодушными, пламенными чувствами народа, все, все променяли за деньги, за низкую земную власть. И это не учение антихристово?!

Как же было не выйти от них атеизму? Атеизм от них вышел, из самого римского католичества! Атеизм прежде всего с них самих начался: могли ли они веровать себе сами? Он укрепился из отвращения к ним; он порождение их лжи и бессилия духовного!

Атеизм! У нас не веруют еще только сословия исключительные, как великолепно выразился намедни Евгений Павлович, корень потерявшие; а там, в Европе, уже страшные массы самого народа начинают не веровать, – прежде от тьмы и от лжи, а теперь уже из фанатизма, из ненависти к церкви и ко христианству!

Князь остановился перевести дух. Он ужасно скоро говорил. Он был бледен и задыхался. Все переглядывались; но наконец старичок откровенно рассмеялся. Князь N. вынул лорнет и, не отрываясь, рассматривал князя. Немчик-поэт выполз из угла и подвинулся поближе к столу, улыбаясь зловещею улыбкой.

– Вы очень пре-у-вели-чиваете, – протянул Иван Петрович с некоторою скукой и даже как будто чего-то совестясь, – в тамошней церкви тоже есть представители, достойные всякого уважения и до-бро-детельные...

– Я никогда и не говорил об отдельных представителях церкви. Я о римском католичестве в его сущности говорил, я о Риме говорю. Разве может церковь совершенно исчезнуть? Я никогда этого не говорил!

– Согласен, но все это известно и даже – не нужно и... принадлежит богословию...

– О нет, о нет! Не одному богословию, уверяю вас, что нет! Это гораздо ближе касается нас, чем вы думаете. В этом-то вся и ошибка наша, что мы не можем еще видеть, что это дело не исключительно одно только богословское! Ведь и социализм – порождение католичества и католической сущности!

Он тоже, как и брат его атеизм, вышел из отчаяния, в противоположность католичеству в смысле нравственном, чтобы заменить собой потерянную нравственную власть религии, чтоб утолить жажду духовную возжаждавшего человечества и спасти его не Христом, а тоже насилием!

Это тоже свобода чрез насилие, это тоже объединение чрез меч и кровь! «Не смей веровать в бога, не смей иметь собственности, не смей иметь личности, fraternit; ou la mort, два миллиона голов!». По делам их вы узнаете их – это сказано! И не думайте, чтоб это было все так невинно и бесстрашно для нас; о, нам нужен отпор, и скорей, скорей!

Надо, чтобы воссиял в отпор Западу наш Христос, которого мы сохранили и которого они и не знали! Не рабски попадаясь на крючок иезуитам, а нашу русскую цивилизацию им неся, мы должны теперь стать пред ними, и пусть не говорят у нас, что проповедь их изящна, как сейчас сказал кто-то...

– Но позвольте же, позвольте же, – забеспокоился ужасно Иван Петрович, озираясь кругом и даже начиная трусить, – все ваши мысли, конечно, похвальны и полны патриотизма, но все это в высшей степени преувеличено и... даже лучше об этом оставить...

– Нет, не преувеличено, а скорей уменьшено; именно уменьшено, потому что я не в силах выразиться, но...

– По–зволь–те же! Князь замолчал. Он сидел, выпрямившись на стуле, и неподвижно, огненным взглядом глядел на Ивана Петровича.

– Мне кажется, что вас слишком уже поразил случай с вашим благодетелем, – ласково и не теряя спокойствия заметил старичок, – вы воспламенены... может быть, уединением.

Если бы вы пожили больше с людьми, а в свете, я надеюсь, вам будут рады как замечательному молодому человеку, то, конечно, успокоите ваше одушевление и увидите, что все это гораздо проще... и к тому же такие редкие случаи... происходят, по моему взгляду, отчасти от нашего пресыщения, а отчасти от... скуки...

– Именно, именно так, – вскричал князь, – великолепнейшая мысль! Именно «от скуки, от нашей скуки», не от пресыщения, а, напротив, от жажды... не от пресыщения, вы в этом ошиблись! Не только от жажды, но даже от воспаления, от жажды горячешной! И... и не думайте, что это в таком маленьком виде, что можно только смеяться; извините меня, надо уметь предчувствовать!

Неужто не знаете? Оттого, что он отечество нашел, которое здесь просмотрел, и обрадовался; берег, землю нашел и бросился ее целовать! Не из одного ведь тщеславия, не все ведь от одних скверных тщеславных чувств происходят русские атеисты и русские иезуиты, а и из боли духовной, из жажды духовной, из тоски по высшему делу, по крепкому берегу, по родине, в которую веровать перестали, потому что никогда ее и не знали!

Атеистом же так легко сделаться русскому человеку, легче, чем всем остальным во всем мире! И наши не просто становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак и не замечая, что уверовали в нуль. Такова наша жажда! «Кто почвы под собой не имеет, тот и бога не имеет».

Это не мое выражение. Это выражение одного купца из старообрядцев, с которым я встретился, когда ездил. Он, правда, не так выразился, он сказал: «Кто от родной земли отказался, тот и от бога своего отказался». Ведь подумать только, что у нас образованнейшие люди в хлыстовщину даже пускались...

Да и чем, впрочем, в таком случае хлыстовщина хуже, чем нигилизм, иезуитизм, атеизм? Даже, может, и поглубже еще! Но вот до чего доходила тоска!.. Откройте жаждущим и воспаленным Колумбовым спутникам берег Нового Света, откройте русскому человеку русский Свет, дайте отыскать ему это золото, это сокровище, сокрытое от него в земле!

Покажите ему в будущем обновление всего человечества и воскресение его, может быть, одною только русскою мыслью, русским богом и Христом, и увидите, какой исполин могучий и правдивый, мудрый и кроткий вырастет пред изумленным миром, изумленным и испуганным, потому что они ждут от нас одного лишь меча, меча и насилия, потому что они представить себе нас не могут, судя по себе, без варварства. И это до сих пор, и это чем дальше, тем больше!

* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ