Если воспринимать всю поступающую с Украины информацию буквально, руководителя офиса президента страны Андрея Ермака готовятся посадить за государственную измену. В реальности Ермак – один из ключевых людей в команде Владимира Зеленского (как, кстати, и глава СБУ Иван Баканов), поэтому сам кого хочешь посадит.
Очевидно, что дело кончится ничем, да и вряд ли оно вообще появится – уголовное дело. СБУ проведет проверку, не найдет состава преступления, а Ермак и бывший президент Украины Леонид Кучма будут жить, как раньше жили.
Формально по их душу пришел особенно вредный депутат из порошенковской фракции «Европейская солидарность» – бывший глава Института нацпамяти, пропагандист от историографии и дистиллированный галичанин-западенец Владимир Вятрович. Сначала он жаловался в СБУ напрямую, потом давил через суд, а повод к этому всему – то, что в один удивительный день обычно нежизнеспособная украинская делегация на переговорах по Донбассу внезапно решила сделать шаг вперед и обсудить актуальную проблематику непосредственно с представителями ДНР и ЛНР в рамках специально созданного формата.
Подчеркнем: не обсудила, а только согласилась обсудить, впоследствии все переиграв. Кучма был главным переговорщиком с украинской стороны, Ермак курировал их по линии президента – вот и подставились под «государственную измену».
Но дело тут не в истеричном самопиарщике Вятровиче, который своего не упустит. Роль этого в целом бессмысленного персонажа в принципе можно отбросить и перейти сразу к сути. Вести переговоры с ополчением Донбасса напрямую по любой проблеме – это по современным украинским меркам ересь и табу, предательство и подсудное дело. Это позиция не Вятровича, а властей как таковых.
«Украина никогда не вела и не будет вести прямого диалога (с ДНР и ЛНР)», – заявил все тот же Ермак еще в марте.
Истоки этой категоричности – то единственное, что в данной истории представляет хоть какой-то интерес.
Подобную позицию Украины называли и называют деструктивной, инфантильной, попросту глупой. Ведь выход практически из любого конфликта и любой войны всегда искали и находили в прямых переговорах.
Знаменитая «безоговорочная капитуляция» времен Второй мировой – это не правило, а яркое исключение, как правило, неприменимое к сепаратистским и гражданским конфликтам.
Вели между собой переговоры власти Сербии и Косово. Встречались с глазу на глаз президенты Молдавии и ПМР. Руководство стран Латинской Америки лазило в джунгли к «красным повстанцам». Происходило все это с явного одобрения международного сообщества, а Украина, что называется, не лучше других (если по совести, то хуже).
Пытаясь обосновать такое упрямство хоть какой-то логикой, украинские чиновники обычно твердят: «Мы не ведем переговоров с террористами» – путая теплое с мягким. Сию формулу употребляют в некоторых пораженных террором странах по отношению к тем, кто захватил заложников и выдвигает требования. В общей международной практике переговоры ведут в том числе и с террористами.
Израильтяне вели их, например, с ПНА времен Арафата, а США при посредничестве России – с «Талибаном», при том, что талибы признаны террористической организацией на уровне Совета Безопасности ООН, а ополченцев ДНР-ЛНР террористами официально величают только в Киеве.
Прямой уголовный запрет на переговоры с другой стороной конфликта – это практически ноу-хау Украины, если забыть, что почти так же (и с нулевым, как известно, успехом) ведет себя Грузия, где никак не могут забыть о мечтах об Абхазии и Южной Осетии. По сути, украинской дипломатии и любой украинской власти, пытающейся разрешить конфликт, как будто отрубили одну руку, лишив ключевого инструмента для достижения мира (и единственного инструмента, если исключать войну «до победного конца»).
Однорукая дипломатия и ограниченная власть украинской корявой государственности весьма подходят – соответствуют оной. И все-таки за этим топаньем ногой – «не будем! не допустим! не позволим!» – кроется нечто большее, чем инфантильное упрямство (иногда также называемое украинским национальным характером).
Да, такой стратегией, якобы направленной на решение конфликта, невозможно добиться мира. Но она и рассчитана совсем на другое.
Во-первых и в-главных, отказ от любых контактов с представителями Донбасса – это способ коммуникации Киева с теми странами, которые пообещали поддерживать его позицию. Это попытка задать рамки дозволенного, на которые должны ориентироваться западные партнеры Украины и поступать аналогичным образом «в знак солидарности».
Подобный подход действительно применяется в дипломатии, поскольку «поддержка» не равна официальному испрашиванию разрешения на любой чих в сторону конфликта.
Иными словами, ополченцы ДНР-ЛНР не должны иметь возможности для переговоров и прояснения своей позиции не только с украинцами, а вообще ни с кем. Кто требование проигнорирует, кто поступит иначе, тот «предает Украину» и «подыгрывает ее врагам».
Этот морально-дипломатический шантаж необходим Киеву для того, чтобы его оценка происходящего оставалась не просто доминирующей, а вообще единственной. Оценка эта, если кто вдруг забыл, сводится к тому, что никаких ДНР-ЛНР не существует, а есть российская армия и «коллаборационисты». Поэтому разговаривать нужно непосредственно с Москвой, требуя от нее отказаться от любой поддержки народных республик, а через эти «гарантии безопасности» устроить для них блицкриг.
Другого варианта развития событий в Киеве не признают, а когда говорят, что признают, попросту врут и пытаются отвести глаза.
Понятно, что прямой диалог с властями ДНР-ЛНР, как с отдельными акторами, не оставит от этой легенды камня на камне и высветит гражданскую природу конфликта. Отказываясь от диалога, Украина держится за чистый миф и борется за его сохранение. Это – ее истинный приоритет, а никак не урегулирование ситуации.
Донбасс должен страдать (и в конце концов «одуматься»), Россия должна платить (то есть терпеть убытки из-за санкций), европейцы и американцы должны прислушиваться только к Киеву – такая примерно программа действий, которая, как надеются украинцы, когда-нибудь приведет их к «перемоге». А пока чем дольше держатся ложь и морок, тем лучше.
Что же касается «во-вторых», когда-то оно было «во-первых». Конкретно – сразу после начала войны, когда еще никто не мог представить, какими будут границы народных республик и сколько их будет всего – только ДНР и ЛНР или целая Новороссия с Харьковом, Одессой и Николаевом?
Отказом от любых переговоров украинская сторона демонстрировала потенциальным бунтовщикам в Харькове, Николаеве и т. д., что при донбасском сценарии действий с их стороны она «добавит их в игнор». Следовательно, бузить незачем – получите только войну, а больше ничего не получите, никакого диалога, никаких уступок.
Этими двумя обстоятельствами – сбережением пропагандистского мифа о природе войны и наглядным уроком для сепаратистов из других регионов – в конечном счете и руководствуется Киев, приравнивая переговоры с Донецком и Луганском ни много ни мало к государственной измене.
Как показывает практика, пока такой подход, в общем-то, работает – позволяет не делать ничего и «ждать у моря погоды». Как может выглядеть удачная погода, в Киеве и сами точно не знают – надеются то ли на то, что Донбасс вымрет, то ли на то, что Россия провалится сквозь землю, то ли на превращение ВСУ в «непобедимую армаду» на тачанках.
Одно очевидно: если кто-нибудь (например, Берлин или Париж, если верить им на слово) действительно заинтересован не в потакании украинской «хотелке», а в достижении надежного мира в регионе, Киев придется принудить к прямым переговорам с ополчением и исполнению своей части Минских соглашений.
Есть надежда, что дело так или иначе к этому и идет. Но обрушение украинской переговорной стратегии произойдет не раньше, чем Трамп переизберется на второй срок, а Евросоюз устанет терпеть убытки от украинской «гидности» и прибегнет к экономическим рычагам давления.
В противном случае все будет оставаться как есть: Россия и ЕС будут терять деньги, Донецк – жить под обстрелами, а украинцы – лелеять мечту, что когда-нибудь им все-таки представится возможность отомстить.