История с провалом сети Зорге, насчитывавшей на пике около 200 информаторов в самых разных слоях японского общества и германском посольстве в Токио, до сих пор покрыта мраком. Есть несколько официальных версий, есть многочисленные свидетельства ветеранов советской разведки, а как будто чего-то не хватает. Пазл не складывается.
Японское следствие изначально велось так, чтобы скрыть реальные источники информации, благодаря которым они вышли на группу Зорге. Это не какая-то чисто японская особенность, это нормальное поведение любой контрразведывательной службы, которая хочет скрыть свои методы и глубинные источники. Была даже создана альтернативная версия, которую японцы до сих пор активно распространяют со ссылками на фиктивные архивные данные и откровенно фальсифицированные показания.
Реальные архивные данные были японцами подчищены. В частности, полностью исчезли рукописные оригиналы изначальных допросов тех членов группы, которые были арестованы первыми (за несколько дней до ареста самого Зорге) и от которых якобы потянулась цепочка. При этом показания самого Зорге сохранились целиком.
Десятилетиями господствовала версия, по которой группа была вычислена с помощью пеленгации и расшифровки радиосообщений Макса Клаузена. Сделать это японцы якобы смогли с помощью специально доставленных из Германии новых средств пеленгации. Таким образом, считалось, что разоблачение сети Зорге было чуть ли не случайностью.
Эта версия перекочевала в кинофильмы и художественную литературу, то есть стала доминирующей. Тем не менее, это не более чем мистификация – никаких немецких машин по пеленгации не было. Японцы действительно перехватывали радиограммы Клаузена начиная с 1937 года, но расшифровать их не могли. Это стало возможным только после того, как в результате обысков в домах Зорге и Клаузена были найдены шифровальные книги и ключи.
Зачем японцам было нужно и требуется до сих пор держаться за версию о «случайности» разоблачения Зорге? То, что они якобы самостоятельно «раскрыли дело», ухватившись за единственную ниточку, повышает их самооценку, но вряд ли дело только лишь в этом.
Дело о предательстве коммуниста
«Альтернативной» и более реалистичной версией считается предательство члена Компартии Японии Ито Рицу, долгое время жившего в США. В том числе – в одной квартире с престарелой портнихой Китабаяси Томо, которая никакого отношения к разведке не имела. Ее отыскали и допросили.
Выяснилось, что в ее же доме в США снимал комнату и Мияги Етоку – модный художник, вхожий в аристократические круги Японии. Мияги был вторым по значимости агентом Зорге (после Хоцуми Одзаки – советника премьер-министра) и его близким другом.
В доме Зорге на видном месте висел портрет Гитлера в кимоно кисти Мияги.
Якобы к разоблачению всей сети привела нехитрая цепочка связей и показаний: Ито Рицу – портниха Китабаяси – Мияги Етоку – Зорге. Запустил эту версию в оборот в 1946 году американский генерал Чарльз Уиллоуби, шеф разведки оккупационных сил в Японии. Он написал доклад, основанный на находившихся в его распоряжении материалах расследования японской полиции токко. Генерал Уиллоуби открыто восхищался Зорге, но то ли не стал вникать во все детали, то ли хотел пустить всех по ложному следу.
Как бы там ни было, Ито Рицу буквально затравили. После войны он уехал в Китай, поскольку в Японии компартия была на нелегальном положении, но китайцы учинили новое расследование, по итогам которого «предатель» просидел в китайской тюрьме 22 года. После отсидки он вернулся в Японию и потратил остаток жизни на безуспешные попытки оправдаться. И кое-что в его оправданиях заслуживает внимания.
В частности, он утверждал, что следователь токко Маясита практически навязал ему фамилию портнихи Китабаяси, хотя речь на допросе шла только о какой-то «тетке из Америки». При этом надо понимать, что сам Ито Рицу был задержан только как коммунист, то есть «неблагонадежный», никаких обвинений в шпионаже ему не предъявляли и затем вообще отпустили.
Эта «неблагонадежность» была выведена из какого-то списка японцев с левыми взглядами, когда-то живших в США. Косвенно это подтверждал и арестованный после войны следователь Маясита. Он же показывал, что в деле Зорге «был задействован агент спецслужб». И речь в данном случае идет не о токко, а о внешней разведке Японии.
По данным японских источников, в список вошло почти 500 человек. Тот, кто его составил, мог быть на одной из трех позиций.
Это мог быть японский агент на нелегальном положении в США, возможно, внедренный в диаспору. Это мог быть японский шпион на легальной позиции, например в консульстве в Сан-Франциско. Третий и самый неприятный вариант: этот список могло составить ФБР и передать японцам в рамках какой-либо договоренности о «совместной борьбе с коммунизмом».
Напомним контекст. Дело Зорге раскручивалось перед нападением Японии на Перл-Харбор – в тот период, когда шли последние приготовления и изнурительные переговоры, на которых еще можно было договориться о мире. Разоблачение японского агента на территории США сказалось бы на этих переговорах крайне негативно. И потому токко стала изобретать многоходовочку, в результате которой крайним оказался Ито Рицу.
Адвокат Фусэ Тацудзи, занимавшийся после войны делами японских коммунистов, писал в опубликованном только в 1997 году докладе, что дело Ито Рицу велось таким образом, чтобы «защитить внутренний источник информации». Можно предположить, что этот «источник» – составитель списка продержался в Америке довольно долго и не был разоблачен.
А если список японских коммунистов в США составляло ФБР, раскрытие этого нанесло бы серьезный удар по имиджу Вашингтона. Не потому ли генерал Уиллоуби стал тиражировать версию о предательстве Ито Рицу как единственно верную?
Понятно одно: разоблачение сети Зорге не было ни случайностью, ни следствием гениальности отдельных следователей. Японцы проявили свойственное им упорство, но не более того.
Абсурдный приказ
В отечественной историографии и мемуаристике практически ничего не говорилось и не говорится до сих пор о деятельности советских кураторов сети Зорге.
Начиная с середины 1960-х годов основными источниками информации для книг и газетных публикаций о Зорге были те самые люди, которые находились с ним на связи. Это по понятным причинам создало определенный перекос – вплоть до откровенного самолюбования, например, один из кураторов называл себя «дублером Зорге», хотя даже близко не приближался к агентурной сети.
Именно к этим людям накопилось много серьезных вопросов.
Начнем с того, что по приказу Разведупра РККА (то есть ГРУ) из Москвы был нарушен основополагающий принцип разведки: легальная и нелегальная резидентуры ни при каких обстоятельствах не должны пересекаться.
Сеть Зорге передавала не только устную информацию по радио. Люди Зорге и он сам получали огромный массив данных на физических носителях, которые фотографировались или копировались в мастерской Клаузена. Фотопленку по радио не передашь.
Несколько лет главным связником Зорге был Исаак Фонарь – личность уникальная. Одесский сирота, учившийся в Доме еврейской рабочей молодежи, он с отличием окончил военно-морское училище и стал капитаном корабля специального назначения на Тихоокеанском флоте. Его транспорт «Красный партизан» и рыбачья шхуна считались гражданскими судами, но числились на балансе Разведывательного отдела Тихоокеанского флота. Совершая как бы гражданские рейсы, они забирали оставленные советскими разведчиками «закладки», оставляли собственные и проводили фотосъемку побережья и важных объектов.
Несколько раз Зорге и Фонарь пересекались лично, но на допросах Зорге Фонаря по фотографиям не опознал. Он характеризовал своего связника как человека без внешности, типичного разъездного курьера, который курсирует по миру. Это была его тактика – Зорге опознавал только тех, о ком уже должно было быть известно японцам. Поэтому Фонарь продолжил работать на Дальнем Востоке вплоть до конца войны.
Чем руководствовалось начальство Разведупра, переводя Зорге на прямой контакт с легальной резидентурой, до сих пор загадка. И беда тут не только в самом этом абсурдном приказе, но и в том, что работники легальной резидентуры на тот момент были молодыми и плохо обученными людьми, начисто игнорировавшими элементарные правила конспирации.
Через много лет они стали знаменитостями, почтенными ветеранами, дослужились до генерала и полковников, написали по несколько книг. Но то, что они творили на протяжении 1938–1941 годов, уму непостижимо.
Кураторами Зорге и Клаузена в посольстве были сотрудник советского консульства Сергей Буткевич и второй секретарь посольства Виктор Зайцев. Именно подполковник Буткевич издал в 1969 году в серии «ЖЗЛ» книгу «Дело Зорге. Следствие и судебный процесс». Он же стал автором книг об экономике Японии.
Буткевич и Зайцев (впоследствии полковник) провели как минимум 10 (по другим источникам – 14) открытых встреч с Зорге и Клаузеном в кафе, ресторанах, театрах. Несколько раз Зайцев (кстати, в разведку он попал с должности начальника отдела технического довольствия, то есть завхоза 1-й Советской объединенной военной школы им. ВЦИК, закончив Курсы иностранных языков при РУ РККА) выезжал на эти встречи на посольской машине с дипломатическими номерами и очень гордился тем, что оставлял транспорт всего в одном квартале от места «явки».
Однажды в таком виде он приехал прямо домой к Клаузену, что не лезет вообще ни в какие ворота. И это происходило в стране, где любой иностранец сразу же облагался наружным наблюдением, не говоря уже о сотрудниках советского посольства.
На допросах японцы демонстрировали Зорге и Клаузену фотографии Буткевича и Зайцева. На квартире Клаузена 13 дней держали засаду, ожидая появления сотрудников советской дипломатической миссии. То есть японцы давно были осведомлены об этих контактах, но, видимо, не очень хотели открытого шпионского конфликта с СССР, на тот момент нейтральной страной.
Подчищал всю эту историю другой сотрудник резидентуры – Михаил Иванов, ставший легендой советской разведки. Именно он в 1945 году первым из советских представителей приехал в Хиросиму и Нагасаки и с риском для жизни взял там пробы грунта, на двадцать дней опередив американцев. Другой участник этой операции, Герман Сергеев, умер от лучевой болезни почти сразу же после поездки в Хиросиму и стал первой иностранной жертвой атомной бомбардировки в Японии, если не считать лагерь военнопленных в Нагасаки.
Генерал-майор ГРУ Михаил Иванов скончался в 2013 году в возрасте 101 года. Он утверждал, что от лучевой болезни его спасла бутылка японского виски.
Гнетущий непрофессионализм
Никто не оспаривает последующих заслуг, успехов и героизма Иванова – они несомненны. Но в период, о котором сейчас идет речь, его действия, как и действия Буткевича и Зайцева, невозможно назвать профессиональными.
В какой-то момент Иванов стал утверждать, что в период работы с Зорге за ним постоянно следили сотрудники резидентуры НКВД, за которыми, в свою очередь, следили японцы. Однажды он якобы накричал на следовавшего за ним молодого сотрудника НКВД прямо на улице в Токио. Если по совести, вступив в уличный конфликт с «наружкой», Иванов фактически лишил себя права свободного выхода из посольства.
Также считается, что именно Иванов, Буткевич и Зайцев в тот же период времени выезжали в Шанхай, где уговаривали поэта и певца Александра Вертинского вернуться в СССР.
Зайцев не знал Токио, выезжал на встречи с Клаузеном без проверки слежки (он утверждал впоследствии, что на это просто не хватало времени), самого Клаузена знал только по фотографии и «не использовал паролей». Зато использовал посольские автомобили, один из которых принадлежал советскому военному атташе. Можно было сразу на себя мишень повесить.
При этом Зайцев отправлял условия места и времени встречи домой Клаузену по обычной почте из посольства. И это в стране, где вся почта, включая гражданскую, перлюстрировалась чуть ли не официально.
Иными словами, мы имеем полное игнорирование элементарных принципов конспирации, незнание местных условия и реалий, непрофессионализм вплоть до отказа от проверки перед выходом на встречу (впрочем, как Зайцев и Буткевич могли бы оторваться от такой слежки, если они элементарно города не знали?).
В результате Клаузен, а затем и сам Зорге, попали в поле зрения токко примерно летом 1940 года. По одной из версий, их не арестовали сразу, поскольку японцы не хотели ссориться одновременно с СССР и Германией. Кроме того, проявив понятное упорство, японская контрразведка выяснила, что главными источниками утечки информации стало окружение премьер-министра Фумимаро Коноэ (то есть Одзаки), а это ставило токко в очень неудобное положение.
Примечательно, что принц Коноэ подал в отставку за день до ареста Зорге. До сих пор представители «ястребиного» крыла в японской политике повторяют, что в окружении принца «было много шпионов и предателей». Это был серьезный удар по японскому аристократическому истеблишменту вплоть до «потери чести».
Все эти удивительные факты давно уже не являются секретом. Но специальная комиссия, которая в хрущевское время расследовала обстоятельства провала, сделала акцент исключительно на приказе Разведупра о переводе Зорге на связь с легальной резидентурой. По понятным политическим причинам того времени это было объявлено следствием сталинских репрессий, тем более к 1939 году советская разведка действительно лишилась многих относительно опытных кадров, места которых заняли случайные люди.
Таким образом, сотрудники резидентуры становились как бы невольными жертвами. Их послали, они выполняли приказ как умели, а виноват товарищ Сталин.
***
Загадка провала сети Зорге, видимо, еще долго будет служить поводом для конспирологических теорий. Скорее всего, имел место комплекс причин: непрофессионализм отдельно взятых сотрудников (признать это довольно болезненно), внутрияпонские политические интриги и странные предвоенные отношения между Японией и США.
Наиболее разумным ходом для того времени представляется отзыв Зорге – просто в силу того, что он проработал в Японии слишком долго и его огромная сеть почти наверняка должна была где-то наследить. Но, во-первых, он сам отказывался уезжать, а во-вторых, его данные были столь критично важны, что замена нелегальной резидентуры не представлялась возможной.