Целый ряд факторов – от выхода Дональда Трампа из Парижского соглашения по климату до атипично холодного московского лета – вновь обострил дискуссию вокруг глобального потепления, которая идет уже десятки лет и даже не думает заканчиваться. Спор давно вышел за рамки сообщества географов и климатологов, став частью сугубо политической и экономической жизни. И если министр сельского хозяйства РФ приходит к выводу, что из-за изменения климата Россия будет терять по 1-2% ВВП в год, то знаменитый астрофизик Стивен Хокинг идет в своих апокалиптических прогнозах гораздо дальше и считает, что в обозримом будущем люди в принципе должны покинуть Землю ради сохранения своей цивилизации и планеты.
Из отечественных скептиков, прежде всего, следует отметить директора Института географии РАН Владимира Котлякова, считающего теорию глобального потепления откровенной профанацией
«Мы сделали планете страшный подарок – глобальное потепление. Температура растет, тают льды на полюсах, исчезают леса, сокращается численность животных и количество видов», – пишет он.
То, что глобальное потепление не сказка, а реальный и очень серьезный вызов для человечества, можно назвать компромиссом именно научного сообщества: в противоположном лагере находятся в основном представители промышленности и ориентирующиеся на них политики, потому многим кажется, что сама концепция глобального потепления, вызванного антропогенными факторами, – миф. При этом основной обвиняемой персоной для них до сих пор остается Альберт Гор – именно он в 2007 году своей книгой и фильмом катализировал волну международной паники, приведшей к Киотскому протоколу.
Со своей стороны, противники концепции подчеркивают, что мы может наблюдать не глобальный необратимый эффект, а обычные колебательные процессы климата. Приводится вполне наглядный пример – остров Гренландия века назад был зелен и покрыт лесами, а сейчас представляет собой ледяную шапку.
Из отечественных скептиков, прежде всего, следует отметить директора Института географии РАН Владимира Котлякова, считающего теорию глобального потепления откровенной профанацией. Он призывает готовиться – наоборот – к глобальному похолоданию. С ним согласен и главный научный сотрудник Института океанологии РАН Олег Сорохтин, разрабатывающий климатические модели. А бывший президент Национальной академии наук США профессор Фредерик Зейтц даже подготовил петицию к правительству с требованием отказаться от борьбы с «мифическим потеплением».
Впрочем, в данном случае слово «миф» вряд ли можно назвать уместным.
Парник, который виден
Начнем с того, что сам факт постепенного повышения температуры на поверхности Земли отрицать невозможно. По крайней мере, среди климатологов. Налицо картина массового таяния ледников, сокращение их площади, повышение температуры Мирового океана, то есть четкие количественные показатели, пусть и неочевидные для замерзших жителей средней полосы России.
Механизмы этого процесса также известны, ключевой из них – так называемый парниковый эффект. Физика данного явления в общем виде достаточно проста. Атмосфера Земли имеет разную степень прозрачности для различных диапазонов электромагнитного излучения. Так, газовый состав относительно слабо задерживает видимое и ближнее инфракрасное излучение, которое успешно достигает поверхности земли и воды, нагревая их. Будучи нагретыми, они отдают избыток энергии обратно уже в дальнем инфракрасном диапазоне. Однако по отношению к этим волнам атмосфера гораздо менее прозрачна и ограничивает их излучение обратно в космическое пространство.
В итоге тепловой баланс Земли смещается в сторону нагрева. Ключевую роль тут играют так называемые парниковые газы, задерживающие дальний ИК-спектр. Например, углекислый газ, метан, пары воды, озон. Продукция углекислоты – отчасти регулируемый показатель. Так мы упираемся в человеческий фактор и – как следствие – в конфликт интересов.
Общеизвестно, что все живые организмы производят углекислый газ в процессе дыхания, а растения в результате фотосинтеза его поглощают. Человек вносит значимый вклад в баланс СО2 как за счёт стремительного роста своей популяции, так и за счёт промышленного производства. Он же сокращает площадь лесов и прочих фотосинтетических экосистем, естественным образом перерабатывающих углекислоту. Таким образом, первичная и наиболее логичная мера борьбы с потеплением – меньше выделять СО2 и больше его поглощать. Убедить население дышать пореже, разумеется, невозможно, но скорректировать промышленные выбросы углекислоты представляется вполне реальным.
Практическая реализация этой задачи представлена как минимум тремя международными соглашениями, наглядно демонстрирующими всю борьбу идей вокруг этой горячей темы. Вопрос климата наглядно показал как способность разных стран договариваться между собой ради решения общих проблем, так и границы их договороспособности – все живут на одной общей планете, но цели государств, как и характер их экономик, могут противоречить друг другу.
Богатые и бедные
В 1992 году на саммите в Рио-де-Жанейро была подписана Рамочная конвенция ООН по изменению климата. Тем самым более 180 стран декларировали стратегию общих действий. К конвенции присоединились все промышленно развитые государства, в том числе Россия и постсоветские республики, стремительно покидавшие список промышленно развитых.
Принципиальным моментом стала градация государств – участников соглашения: развивающиеся страны с переходной экономикой брали на себя обязательства ограничить выбросы парниковых газов, а развитые – дать им на это денег и помочь с внедрением новейших экологических стандартов.
То есть наблюдалось классическое распределение на богатый технологичный Запад и догоняющий его второй-третий мир. Но при этом возникал рычаг международного давления на промышленность развивающихся стран – возможность ее выборочного ограничения по причине недостаточной экологичности.
Заложенные в конвенцию подводные камни выступили наружу сразу же, когда общие добрые намерения детализировались в конкретных цифрах. Это вылилось в череду споров и конфликтов – например на 6-й по счету встрече в 2000 году в Гааге, где были оспорены механизмы учета парниковых газов, фактически дающие преференции США. По итогам жарких дебатов Европейский союз в последние часы переговоров вообще отказался от достигнутых позиций и конференция была остановлена. Это, впрочем, не помешало согласовать часть спорных пунктов к следующей встрече в немецком Бонне.
Одним из самых известных практических соглашений, дополнивших конвенцию, стал так называемый Киотский протокол, возникший в 1997-м в «исторической столице» Японии. В нем впервые в международной практике был применен рыночный механизм регулирования выброса парниковых газов, а именно – торговли квотами на них. То есть государства или отдельные хозяйствующие субъекты на их территории получили право продавать или покупать квоты на выбросы парниковых газов на национальном, региональном или международном рынках.
Российские квоты были выкуплены партнерами «Газпромнефти» – японскими компаниями Mitsubishi и Nippon
Там же наконец-то были приняты механизмы помощи развивающимся странам по снижению выбросов от их промышленности.
Глобальная цель ограничений была сформулирована максимально конкретно – снизить в период 2008–2012 совокупный средний уровень выбросов углекислого газа, метана, закиси азота, фторуглеродов, фторуглеводородов и гексафторида серы на 5,2% по сравнению с уровнем 1990 года. При этом основная тяжесть ограничений легла, согласно протоколу, на страны Запада и постсоветского пространства.
Так, Евросоюз принял обязательства сократить выбросы на 8%, страны Восточной Европы и Прибалтики – на те же 8%, США – на 7%, а РФ и Украина обязались сохранить уровень 1990 года, что было совсем не трудно, учитывая массовый обвал промышленности после распада СССР и последовавшую за этим деиндустриализацию экономик. А вот развивающиеся страны, включая такой растущий промышленный гигант, как Китай, обязательствами ограничены не были.
К 2009 году протокол был ратифицирован 192 странами мира, на которые приходится 64% общемировых выбросов. Однако дискуссии внутри группы подписантов продолжались. Например, США хотя и подписали протокол, так и не ратифицировали его, а Канада вообще вышла из договора.
Множество вопросов к этому соглашению было и у России, ввиду чего на протяжении нескольких лет шел процесс их урегулирования (как на внутреннем, так и на международном уровне) и законодательного обеспечения. Вопросами квот в конечном итоге занялись Минэкономразвития и Сбербанк. В 2010 году министерство утвердило первые 15 проектов с общим сокращением выбросов на 30 миллионов тонн, а Сбербанк провел экспертизу еще 58 заявок на 75,6 миллиона тонн. Тогда же состоялась первая продажа углеродных квот российской компанией. Они образовались в результате передачи ямальского попутного газа от «Газпромнефти» на переработку в «Сибур» вместо принятого прежде сжигания. Квоты были выкуплены партнерами «Газпромнефти» – японскими компаниями Mitsubishi и Nippon.
#{intervieweco}Однако дальнейшего активного участия в развитии положений Киотского протокола Россия принимать не планирует. Глава МИД Сергей Лавров, выступая на саммите глобального развития в рамках Генассамблеи ООН, отметил, что страна и так перевыполнила свои обязательства по Киотскому протоколу, снизив выбросы от энергетического сектора за последние 20 лет на 37% (в том числе благодаря постсоветской деиндустриализации). Но при этом подчеркнул: решения грядущей Парижской конференции по изменению климата должны иметь юридически обязывающий характер.
«Экономика должна быть экономной»
Заявления Трампа и Путина в адрес достигнутого в ходе Парижской конференции соглашения вывели климатическую тему на новый виток научных и псевдонаучных споров. Когда президент США сообщил о выходе страны из договора, президент РФ призвал сдержанно обсудить данный вопрос. В принципе, демарш Трампа был вполне ожидаем – о намерении выйти из Парижского соглашения он заявлял еще во время своей предвыборной кампании, последовательно отрицая теорию изменения климата как «аферу» Китая для уничтожения промышленности США. Что приводило американских климатологов в ужас. В своих рассуждениях хозяин Белого дома опирается на экономические критерии – по его словам, из-за соглашения к 2025 году США могли потерять 2,7 млн рабочих мест, что совершенно не выгодно для страны.
Само по себе Парижское соглашение – следующий шаг эволюции Киотского протокола, регулирующий меры по снижению углекислого газа в атмосфере. Его целью декларируется в том числе удержание роста глобальной средней температуры в пределах 1,5–2 градусов по Цельсию. Для того чтобы к 2050 году она выросла не больше чем на 1,5 градуса, предполагается стимулировать страны снизить выбросы СО2 и переходить на «зеленые технологии» вместо сжигания углеводородов. При этом финансовыми донорами, опять же, выступают промышленно развитые страны, которые должны передавать развивающимся странам через экологические фонды средства для постепенного перехода на безуглеродную экономику. К примеру, Барак Обама, выступавший одним из локомотивов соглашения, обязался раскошеливаться на 3 миллиарда долларов ежегодно, учитывая, что США дают порядка 14% от мировых выбросов парниковых газов. Общая же цена вопроса – более ста миллиардов.
Трамп как системный противник экологизации идет по пути экономии бюджета, предпочитая нести потери имиджевые (за выход из Парижского соглашения он был раскритикован всеми – от Илона Маска до собственной дочери), а не финансовые. Между тем все это сильно смахивает на большую политическую игру. На полный выход из Парижского соглашения по регламенту требуется как минимум три года, то есть тема, вероятно, станет одной из наиболее резонансных уже для следующего электорального цикла в США.
Весьма сдержанный комментарий российской стороны объясняется неоднозначным отношением к Парижским соглашениям и внутри самой России – одного из локомотивов договора. Так, глава Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) Александр Шохин еще в 2016 году просил Владимира Путина не ратифицировать соглашение. Согласно расчетам РСПП, его выполнение обойдется российскому бизнесу в 100 млрд долларов, что в условиях непростой экономической ситуации слишком большие средства. При этом в письме, составленном на имя президента, подчеркивается, что обязательство сократить выбросы в атмосферу до 70–75% от уровня 1990 года Россия уже перевыполнила, достигнув показателя в 58%.
Тем не менее страна по-прежнему претендует на роль одного из проводников экологического сознания, продолжает международную дискуссию о средствах борьбы с глобальным потеплением и активно готовится к практическим последствиям оного. Для нашей страны они имеют вполне конкретные формы – например, таяние ледникового покрова Арктики, что ведет к облегчению доступа к минеральным запасам Арктического шельфа, активизации движения по Северному морскому пути и усилению экономического противостояния северных государств в высоких широтах. Негативные же последствия от изменения климата применительно к РФ газета ВЗГЛЯД подробно разбирала в этом материале.
С точки зрения большой политики Москва в климатических вопросах находится в одном лагере со странами ЕС и – формально – в оппозиции к Трампу, с приходом которого во власть связывали определенные надежды на улучшение отношений России и США. С другой, здесь прекрасно осознают, что тема изменения климата благодатна как для морального, так и для практического шантажа со стороны международных промышленных конгломератов – основных спонсоров тех, кого относят к «скептикам» и чья задача – создавать иллюзию того, будто повышение средней температуры в атмосфере не научный факт, а следствие некоего «заговора».
В таком противостоянии нет простого и универсального рецепта – быть просто «за» или просто «против». Если повышение энергоэффективности само по себе – одно из требований того же Парижского соглашения – безусловно, благотворно для российской экономики, то ограничения, например в области геологоразведки в Арктике, навязываемые под тем же соусом борьбы с изменением климата, могут использоваться и как предлог для ограничения экономических возможностей РФ. Так что задача правительства – учитывать баланс экономических интересов страны в каждом конкретном случае, избегая как полного отрицания концепции глобального потепления, так и догматики отдельных экологов, за словами которых может скрываться лоббизм чужих интересов.