– Известный футуролог и изобретатель Рэймонд Курцвейл незадолго до Нового года выступил с прогнозом, согласно которому уже в течение следующих двадцати лет человек сможет получить полностью искусственное тело. Существуют ли реальные основания для того, чтобы поддержать этот прогноз?
Художники, работающие в сфере технобиологического искусства, в качестве художественного средства используют новейшие технологии и исследовательские методики в области биомедицины, робототехники, человеко-машинных интерфейсов, нанотехнологий и т.д.
– В своих прогнозах Курцвейл опирается на закон Мура, согласно которому вычислительная мощность удваивается каждые два года. Рассматривая эту закономерность на примере различных поколений счетных устройств XX века (электромеханика, релейная техника, электронные лампы и т.д.) и экстраполируя на рост мощностей вычислительной техники XXI века, Курцвейл делает вывод, что скорость этого роста сама возрастает в экспоненциальном порядке. Другими словами, если в начале XX века человечество удваивало вычислительные мощности каждые три года, в середине века – каждые два года, то в наше время оно удваивает их ежегодно. Из этих расчетов Курцвейл и делает свой прогноз относительно будущего.
Если мы согласимся, что экстраполяции были проведены правильно и физические ограничения на закон Мура в дальнейшем будут отсутствовать (что не бесспорно), то сценарий Курцвейла вполне может подтвердиться. Однако поскольку этот прогноз основан на эмпирическом наблюдении, я бы также снабдил его и другим эмпирическим наблюдением Фингейла-Мерфи, которое утверждает, что если что-то может пойти не так, то это обязательно случится.
– А какие, по вашему мнению, усилия потребуются от человечества для реализации этого прогноза?
– Я полагаю, что работа в направлении реализации этого прогноза потребует очень больших организационных и финансовых усилий. Если мы говорим о большом международном проекте, объединяющем, например, 5000 ученых и инженеров из разных стран, затраты будут сопоставимы со стоимостью Большого адронного коллайдера.
Однако главным препятствием на этом пути я считаю не технологические, финансовые или организационные барьеры – это все преодолимо. Проблема в том, что все традиционные отговорки ученых из разряда «черт возьми, я же изобретатель, а не какой-нибудь там обществовед!» перестали действовать сразу после того, как Роберт Оппенгеймер, предвкушая реализацию руководимого им «Манхэттенского проекта», закрыл глаза на его морально-этические последствия. Сегодня очевидно, что технологии GNR-класса (генная инженерия, нанотехнологии, робототехника) – это не просто технологии двойного назначения, а принципиально доступные технологии, где одно лишь знание делает возможным их использование для решения разного класса задач. Поэтому в первую очередь для реализации прогноза Курцвейла необходима организация проблемно-ориентированных центров по типу Foresight Institute. В ближнесрочной перспективе такие организации могли бы производить оценку реверсов и аверсов разрабатываемого проекта. А в среднесрочной – заниматься обоснованием необходимости пересмотра сложившихся идеологических и морально-этических доктрин в отношении возможности изменения человеческого вида.
– Как вы думаете, можно ли улучшить человеческое тело в процессе создания искусственных органов – улучшить функционирование некоторых из них или, например, избавиться от лишних, добавить сверхспособности?
– Я думаю, речь может идти не в терминах улучшения, а в терминах регенерации биологических органов и расширения человеческих способностей в целом. Например, ученые уже давно подсчитали, что человек имеет фиксированную скорость биологического мышления – чуть больше тысячи вычислений в секунду. Эта цифра обусловлена нашей биологией и принципиально увеличиваться не будет. Способности же небиологического интеллекта в этом плане ограничиваются только производственными мощностями.
Сегодня в различных международных лабораториях реализуются десятки проектов по дублированию и расширению функций человеческого тела (зрения, слуха и т.д.), есть разработки по искусственному сердцу. В ближайшем будущем гибридные схемы из комбинаций живых и неживых элементов позволят вернуть утраченные или изначально отсутствующие функции. И конечно, заметно усилить их по сравнению с обычными. Однако по мере реализации различных гибридных форм нас ожидают на этом пути большие проблемы системного характера, главная из которых – синхронизация систем с разными временами. Дело в том, что этап появления технобиологических креатур можно определить как меру появления инноваций в системе (понятие термодинамического времени по Илье Пригожину). Такое время является синонимом движения, развития и возникновения чего бы то ни было нового. Это время неизменно приходит в противоречие с временем физическим, календарным. Эти два времени – термодинамическое (инновационное) и механическое (календарное) – не эквивалентны и чрезвычайно тяжело синхронизируемы. Сегодня мы не знаем, как именно проявится борьба между ними, но можно с уверенностью сказать, что в целом объединенная система окажется аварийной: времена не могут уживаться вместе.
– Как отражает современное искусство эти тренды развития человека? Насколько эти темы принимаются зрителями?
– Художники, работающие в сфере технобиологического искусства (моя специализация), в качестве художественного средства используют новейшие технологии и исследовательские методики в области биомедицины, робототехники, человеко-машинных интерфейсов, нанотехнологий и т.д. Это новый, доселе невиданный инструментарий художника, дающий яркие выразительные возможности.
А главное, это очень актуальная область. Сейчас на территории технобиологического искусства большое внимание уделяется объединению цифровых компьютерных средств с «влажной биологией» живых систем. Пересечение этих областей образует особую среду, которая получила название «влажных технологий». В рамках этой среды стало возможным получение художественных работ, совмещающих в себе свойства живого организма (рост, изменчивость, самосохранение и т.д.) и технического изделия (серийность, заменяемость, расширенная функциональность). На наших глазах возникает и оформляется новый класс «полуживых» произведений искусства. Это настоящая революция в искусстве.
– Как могло бы помочь искусство в продвижении проекта по созданию искусственного тела?
– Рассматривать science art исключительно в качестве инструмента для популяризации науки или новых технологий неправильно. Это примерно то же самое, как если бы мы видели смысл кинематографа в производстве рекламных роликов. Дело ведь не в том, что искусство тоже может высказаться на языке науки и технологий, но в том, что может сказать и сделать только искусство. Искусство, например, не обязано сосредотачиваться на интерпретациях логических закономерностей в природе, чем по преимуществу занимается наука. Зато в своих высказываниях оно может обратить внимание на множество неочевидностей по применению новых технических возможностей.
Это свойство science art особенно ценно сегодня, на ранней стадии развития высокотехнологичных направлений, когда неопределенности и непредсказуемости больше всего и когда требуется поощрять разные точки зрения, без чего существование науки и искусства попросту невозможно.
Другими словами, в своих произведениях художник должен не только подтверждать научно-технологические версии реальности, но и посредством художественного метода очерчивать границы применимости этих версий. Не давая, таким образом, научно-технологической системе замкнуться на том основании, что логическими закономерностями окружающий мир и человека можно и должно исчерпать...
– В современном искусстве новые научные идеи получают возможность зачастую более легкой реализации, чем в лаборатории. На один и тот же прорывной эксперимент проще получить грант как на художественный объект, чем как на научное исследование. Так ли это для идей, связанных с киборгизацией?
– За рубежом в целом так и есть, но только для единичных проектов, где объединяется достаточно высокий научный и художественный потенциал. Один из моих излюбленных примеров на эту тему – совместный проект под названием «MEART» австралийской группы художников Simbiotica и коллектива американских нейробиологов под руководством доктора Стива Поттера (лаборатория нейроинженерии Технологического института Джорджии, США). На первый взгляд это произведение может показаться довольно радикальным. Судите сами: «полуживая» робосистема, которая объединяет в себе несколько сотен нейронов эмбриона крысы и механическую руку-манипулятор, рисует некие спонтанные произведения по мотивам фото- и живописных оригиналов. При этом общая задача проекта формулируется его авторами так: «Мы пытаемся создать сущность, которая со временем будет развиваться, учиться и выражать себя через искусство»...
Другой не менее интересный пример – известный проект Стеларка «Третье ухо», в рамках которого художник с помощью специалистов в области тканевой инженерии осуществил пересадку дополнительного уха себе в правое предплечье. Само по себе «Третье ухо» Стеларка слышать не может, но с имплантированной гарнитурой Bluetooth у него появляются другие, неожиданные для этого органа функции – передатчика, узла доступа в Интернет и т.д. Технология, вживленная в тело по принципу симбиоза, рождает новый вид эволюционного синтеза – возникает новая разновидность эволюционной энергии. Понятно, что данный случай – это только некий прообраз, материал для работы с темой. Но в целом уже можно сказать, что новые технологические возможности, порожденные актуальными научными изысканиями – одновременно уникальными, интересными и пугающими, – воспринимаются художниками как предмет, обязательный для художественного исследования.
– Много ли существует в мире художников, которые работают в этой области? Кто эти люди, какие произведения-разработки они создают?
– За рубежом существует достаточно много институций, авторов, фестивалей, которые специализируются в области технобиологического искусства и science art в целом. Рассказать обо всех невозможно, скажу только, что наибольшая вероятность встретить интересные разработки существует не столько в музеях, сколько в экспериментальных лабораториях. Например, в лабораториях Центра искусства и медиатехнологий ZKM (Карлсруэ, Германия), Центра Ars Electronica (Линц, Австрия), ICC-NTT Музея интеркоммуникаций (Токио, Япония), Института Hexagram (Монреаль, Канада), Центра искусства и геномики (Амстердам, Голландия), Эксплораториума (Сан-Франциско, США), Центра новых медиа (Беркли, США), Лаборатории смешанной реальности (Сингапур) и т.д.
Авторами выступают художники, увлекшиеся научно-технологической проблематикой, и ученые, которые осознали, что у научной деятельности есть не только функциональная составляющая. А могут быть и группы, состоящие из художников и ученых. К слову, многие западные ученые уже давно осознали, что современное искусство – это не просто инструмент исследования, но еще и первоклассная реклама, способная принести частные деньги в научную лабораторию. Со временем, кстати, у многих ученых появляется вкус к современному искусству, и они уже не делают ставку на финансовый интерес, а просто творят. Работы серьезных ученых на поле современного искусства – не редкость. Например, директор Лаборатории смешанной реальности (Сингапур) профессор Адриан Дэвид Чеок каждую свою научную разработку сопровождает художественным проектом и широко выставляется на фестивалях современного искусства по всему миру. Или доктор Кен Голдберг – известный американский ученый, неоднократно отмеченный призами за научные труды в области искусственной жизни и робототехники. Его проекты и инсталляции неоднократно экспонировались на Венецианской биеннале, находятся в коллекциях Центра Жоржа Помпиду в Париже, Центра ZKM в Германии. Примеров много, при этом ученые понимают специфику современного искусства и делают по-настоящему интересные художественные работы.
– Как вы относитесь к идее организации международного междисциплинарного центра, занимающегося созданием искусственных органов и искусственного тела человека? Посчитали бы вы интересным для себя участие в работе такого центра?
– К идее организации такого междисциплинарного центра я отношусь положительно. Создание институций нового образца, работа над построением новых моделей окружающего мира, обмен информацией с коллегами, устроительство выставок и конференций, выпуск книг – все это элементы единой экономики «общества знаний». Подобная деятельность нацелена на порождение новых смыслов и толкований, новых приемов исследований, бывших прежде неприемлемыми или просто не постижимыми одним только воображением. В таких проектах художники могут сыграть очень важную роль, поскольку как раз с художественных метафор, с техно-художественных высказываний чаще всего и начинается уточнение получаемых знаний. Так у людей создается прочная гуманитарная основа, которая позволяет им работать с новыми сущностями, гармонизируя человека, вовлекая его в социальную и индустриальную среду, в техносферу и тем самым изменяя его жизнь.
Дмитрий Булатов
Досье
Художник, теоретик искусства, куратор Государственного центра современного искусства (Калининградский филиал). Организатор серии выставочных и издательских проектов, посвященных различным аспектам взаимоотношений между искусством и высокими технологиями (science art, робототехника, генная инженерия и т.д.). Читал лекции в различных институциях России, США, Канады, Германии, Нидерландов, Мексики, Сингапура и Гонконга. В 2007 году вошел в топ-10 авторов самых интересных новых организмов года по версии журнала Wired (Сан-Франциско). Лауреат государственной премии «Инновация» в области современного искусства (Россия, 2008).