В декабре 2009 года Московский областной суд приговорил Владислава Гречушкина, признанного на основании вердикта присяжных виновным в жестоком обращении, истязании приемных детей и убийстве одного из них, к пожизненному лишению свободы. Его супруга Айрани-София Баская, признанная виновной в соучастии в преступлениях, была приговорена к 16 годам колонии общего режима.
Семейный кодекс, к сожалению, содержит в ряде статей очень неопределенные основания для изъятия
Еще более громким стало дело Глеба Агеева. Напомним, 20 марта 2009 года Антон Агеев привез четырехлетнего Глеба, которого он усыновил в мае 2008 года, в детскую городскую клиническую больницу № 9 им. Сперанского в бессознательном состоянии. Врачи диагностировали тяжелые травмы, сотрясение мозга и ожоги лица I, II и III степени. Мальчика поместили в отделение реанимации. А на следующий день кадры с обезображенным лицом мальчика, переданные по телевидению, шокировали всю страну. Врачи сразу вынесли заключение, что ребенка избила приемная мать, несколько раз ударив раскаленным чайником. Они обратились в милицию, была инициирована проверка. Но родители утверждали, что ребенок случайно опрокинул на себя чайник, а потом скатился с лестницы. Позднее Антону и Ларисе Агеевым было предъявлено обвинение по ст. 156 УК РФ («Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего родителем или иным лицом, если это деяние соединено с жестоким обращением с несовершеннолетним»), а Ларисе Агеевой, кроме того, было вменено умышленное причинение легкого вреда здоровью (ч. 1 ст. 115 УК РФ), позднее эта статья была заменена на «Побои». Кроме того, суд отменил усыновление четырехлетнего Глеба и двухлетней Полины семьей Агеевых.
Суд над супругами Агеевыми завершился в ноябре прошлого года. Доказать, что приемные родители истязали детей, не удалось. Версия о том, что Глеб сам опрокинул на себя горячий чайник, была признана достоверной. Антон Агеев был полностью оправдан. Ларису Агееву признали виновной в причинении вреда здоровью ребенка и ненадлежащем его воспитании и приговорили к одному году и восьми месяцам исправительных работ. Агеевы продолжают попытки вернуть детей, но шансов практически нет. В этом деле отмечалось множество странностей. Во-первых, в больничной палате на удивление оперативно оказались журналисты федеральных телеканалов. По некоторым данным, должностные лица пустили их по прямому указанию начальства. Во-вторых, травмированное лицо мальчика было показано без купюр, были названы фамилии его и его родителей. Раскрыта была и тайна усыновления – это уголовно наказуемое деяние, но к ответственности за него никто привлечен не был. Но возмущенную общественность, находившуюся под впечатлением от увиденного и требовавшую для Агеевых самых суровых мер вплоть до высшей, такие мелочи мало волновали. Кроме того, была нарушена презумпция невиновности супругов Агеевых. Одинокие голоса, призывавшие сначала разобраться, а потом судить, глушились возмущенными воплями. Отмечая все эти особенности дела, эксперты высказывали мнение, что имеет место тщательно спланированная кампания.
Президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» («Отказники.Ру») Елена Альшанская в интервью газете ВЗГЛЯД обращала внимание, что привлечение особенного внимания СМИ к фактам насилия над детьми в семьях может быть элементом подготовки общества к ужесточению законодательства. «С разных сторон озвучиваются идеи, и одна из них – линия на ужесточение ответственности родителей за правонарушения плюс усиление контроля со стороны государства. Подозреваю, что кампания в СМИ, привлекающая внимание к подобным случаям, связана как раз с тем, что определенные силы хотят взять курс на ужесточение законодательства», – резюмировала она.
В последнее время регулярно происходят случаи, когда органы опеки и попечительства произвольно и необоснованно изымают детей из семей. В сентябре, например, чиновники забрали девятилетнего Диму Сенюшкина у родного дедушки, посчитав, что 79-летний Борис Павлович не способен справиться с воспитанием. Мальчика увели прямо из школы, не поставив дедушку в известность. В итоге, когда возник скандал, ребенка вернули, а действия чиновников стали изучать прокуроры, однако несколько недель в приюте Дима к тому времени уже провел. И о таких случаях сообщается регулярно. Иногда чиновники изымают детей на том основании, что их родители бедны, а где-то эта процедура просто становится частью коррупционного механизма и инструментом сведения счетов и давления на неугодных людей.
«Случай очень типичный, – прокомментировал газете ВЗГЛЯД историю Димы Сенюшкина президент региональной общественной организации содействия защите прав детей «Право ребенка», член Общественной палаты Борис Альтшулер. – Это острейшая проблема для страны. Жестокая статистика говорит о том, что у нас каждый год становится больше на 100 тыс. новых сирот. То есть каждый день появляется около 300 новых сирот. Почему это происходит? Потому что и Семейный кодекс, и закон «Об опеке и попечительстве» ориентируют органы опеки и попечительства именно на это. Если считается, что в семье в той или иной степени нарушаются права ребенка, то единственный предусмотренный законодательством способ реагирования – разделение детей и родителей. Другого не дано. Я говорил с очень многими сотрудниками опеки, в том числе с руководителями региональных управлений. Они говорят со страданием в голосе: «Борис Львович, сделайте что-нибудь! Федеральное законодательство сделало нас карателями. У нас нет способа помочь семье, не отбирая ребенка», – рассказал он.
Между тем законодатели отмечают, что в нормативных актах до сих пор четко не прописаны основания для изъятия детей, что позволяет чиновником трактовать нормы по своему усмотрению.
«Сегодня Семейный кодекс, к сожалению, содержит очень неопределенные основания для изъятия, которые позволяют изымать ребенка из семьи и в случаях, когда родители даже не лишаются родительских прав, а только ставится вопрос об ограничении родительских прав, а бывает, что и без этого, – заявила газете ВЗГЛЯД председатель комитета Госдумы РФ по вопросам семьи, женщин и детей Елена Мизулина. – Возможности для того, чтобы отобрать ребенка, велики: это и стечение тяжелых жизненных обстоятельств, злоупотребление родительскими полномочиями, угроза жизни и здоровью ребенка. Хотя именно применительно к угрозе жизни и здоровью ребенка, наверное, это было бы оправданно. Вопрос только в том, что является критерием».
#{smallinfographicleft=415988}«Понятно, что все формализовать нельзя. Моя позиция состоит в том, что перечень оснований для изъятия ребенка из семьи должен быть унифицирован, – продолжила она. – Должно быть единственное основание: угроза жизни и здоровью ребенка. При этом принципиальным становится момент, связанный с процедурой изъятия ребенка из семьи. Она должна быть такая: решение органа опеки и попечительства при наличии угрозы жизни и здоровью ребенка направляется в суд. В течение двух суток со дня изъятия ребенка из семьи суд принимает решение о законности либо незаконности и необоснованности этого. Если суд приходит к выводу, что никаких опасений жизни и здоровью ребенка нет, его возвращают родителям или законным представителям. Судебная процедура позволяет и общественным организациям, и родителям, и родственникам вмешаться в этот процесс на самом раннем этапе.
«Приоритетное право на воспитание ребенка принадлежит родителям, и возможности органов опеки и попечительства должны быть ограничены», – подчеркнула депутат.
По мнению директора Института демографических исследований Игоря Белобородова, проблема заключается не только в недостатках законодательства, но и в том, что из себя представляют сейчас органы опеки и попечительства. «Во-первых, необходимо ввести однозначное табу на произвол опеки под угрозой уголовного наказания. Во-вторых, надо срочно провести чистку кадров в этой системе, – сказал Белобородов газете ВЗГЛЯД. – Такое впечатление, что туда попадают неудачники, которые не смогли сделать карьеру в пенитенциарной системе, в учреждениях, которые признаны осуществлять контроль над преступниками, отбывающими наказание. И очень много людей антисемейных, которые не сумели создать семью и поэтому пошли мстить обществу, навязывая свое понимание нормальности и воспитания. Это абсолютно тоталитарная система. Здесь есть и очень сильная коррупционная составляющая. Особенно если речь идет о детях младшего возраста, на них просто охотятся с той целью, чтобы впоследствии передать другим усыновителям. И нередки случаи, когда этими людьми оказываются те же педофилы и т. д.».
«Что касается неблагополучия семей, надо взглянуть на первопричины, – добавил он. – Как правило, это наркомания, алкоголизм и сопутствующие факторы. И у меня вопрос: с какой стати у нас в стране действует безвизовый режим с основным поставщиком героина – Таджикистаном. Во-вторых, с какой стати наше законодательство даже близко не приближается к европейскому по антиалкогольным нормам. Воздействия на первопричины нет, нет и никакого положительного результата. А спрашивать с семей за то, что государство создало разрушительные для них условия, не совсем правильно. Нужно начинать не с того конца.
Приоритетное право на воспитание ребенка принадлежит родителям
Кроме того, сам масштаб неблагополучия далеко не так велик, как пытаются преподнести. Всего лишь 4% случаев насилия по отношению к детям, в том числе психологического, осуществляются в семьях. 96% осуществляются на улице, в детдомах и прочих органах, от рук педофилов, которые, кстати, встречаются и среди представителей власти. Уже на этом основании несправедливо вести какую-то охоту за семьей. Наоборот, это институт, который оберегает детей от насилия и от опасностей. А понятие психологического насилия – вообще лукавая вещь. Обычные воспитательные процедуры, которые свойственны нашей культуре, не могут восприниматься как психологическое или физическое насилие. Людям, которые говорят об этом, стоит почитать педагогов – того же Макаренко или Ушинского. Там очень четко сказано, что в определенных случаях ребенок нуждается, действительно нуждается в родительских наказаниях. Без этого никогда не вырастет компетентная личность. Если мы хотим получить преступников и социально опасных членов обществ, то ювенальная юстиция, навязываемые стандарты и произвол опеки – прямой путь к этому».
Для случаев, когда речь действительно идет о неблагополучной семье, считает Белобородов, должны быть созданы реабилитационные центры семейного типа. «Там дети не разлучаются с родителями, а пребывают вместе с ними в одном здании, под одной крышей, но родителям там оказывается помощь – социальная, психологическая, медицинская – с целью приведения их в нормальное состояние, ресоциализации, а дети там занимаются тем, чем должны заниматься: учатся, играют, развиваются и т. д. Такой подход гораздо полезнее, гораздо гуманнее и гораздо эффективнее. Если взять любого детдомовца и задать ему простой вопрос: «С кем ты хочешь жить? С мамой-алкоголичкой, которая тебя избивала каждый день и не кормила, или здесь, в детдоме?» – он ответит: «Только с мамой». Нужда в любви, которая имеется у любого человека, особенно у ребенка, должна быть на первом месте. Если ситуация совсем запущена, то целесообразно предусмотреть участие других родственников, ведь, как правило, у ребенка есть бабушка, дедушка, дядя, тетя, которые хотят оказать помощь. В этом случае ребенка надо доверять не органам опеки, а его родственникам. Хотя, повторюсь, таких случаев немного, и нельзя их ставить во главу угла», – заключил эксперт.
В то же время Борис Альтшулер считает, что, прежде чем куда-то помещать неблагополучные семьи и живущих в них детей, им необходимо помогать у них дома. «Мы разработали в Общественной палате законодательные предложения, как эту ситуацию изменить. И первое, что надо вводить, – социальное сопровождение неблагополучных семей, – рассказывает он. – Когда приходит сигнал о семейном неблагополучии, к этой работе сразу должны подключаться специалисты социальных служб – психологи, социальные работники. Сейчас при любом сигнале подключается сотрудник органа опеки, то есть управленческого органа, который наделен полномочиями отобрать, наказать. Могу привести пример, как это было организовано в Перми. По всему городу при социальных центрах были созданы отделы по профилактике безнадзорности. Там работают люди, должность которых называется «куратор семьи». К ним поступает из координирующего органа сигнал, и они идут в семью. Очень важно, что этот специалист не наделен никакими полномочиями – он не может отбирать детей и вообще не может принимать никаких решений по этой семье. Он не подчинен органам опеки. Он идет и разговаривает. Если люди не открывают дверь и не хотят общаться, он объясняет через дверь, что он пришел помочь и у него нет никаких прав, но если с ним не войдут в контакт, то вместо него будут вынуждены прийти другие – милиция, опека и т. д. 100% родителей начинают вступать в контакт. И благодаря этому человеческому разговору и вниманию развязываются семейные конфликты на начальном этапе. И число новых сирот в Перми резко пошло вниз. Опустели младшие группы детских домов.
«Еще очень важно создание системы социального патроната, – продолжил он. Соответствующий законопроект уже внесло Минобрнауки. Когда в семье уже довольно сложная ситуация, но, тем не менее, есть возможность работать с семьей по плану и без изъятия детей. Но эта работа может выполняться только по договору с родителями и с их согласия. То есть родителям предлагают два варианта: либо отобрать ребенка, и до свидания, как сейчас предусмотрено; либо все-таки мы с вами поработаем: вы согласны лечиться от алкоголизма и наркомании, мы поможем вам трудоустроиться, провести косметический ремонт, чтобы в доме была человеческая обстановка. В Пермском крае посчитали, что на такую профилактику нужно 5% от общих средств, выделяемых на эту проблему, а на содержание детей в детском доме – 70%. Нужны соответствующие изменения в федеральное законодательство, которые, собственно говоря, в Общественной палате и были предложены.
«Кроме того, нужны реформы работы самих социальных служб, – обратил внимание эксперт. – Мне кажется – я пока это говорю предварительно, – что в новом законопроекте «О социальном обслуживании в Российской Федерации», разработанном в Минздравсоцразвития и представленном в сентябре, учтены многие предложения, которые мы вносили в Общественной палате в течение последних полутора лет. Там уже говорится о семьях в трудной жизненной ситуации, которые нуждаются – внимание – в обслуживании на дому. Никогда раньше это не писалось. Если трудная жизненная ситуация – либо не обращают внимания, либо ребенка отбирают. Нужно помогать на дому. Это мировой опыт, так должно быть. Сейчас этот новый закон должен быть прорывным. Но этого недостаточно. Очень важно внести изменения в закон «Об опеке и попечительстве» и Семейный кодекс. Необходимо прописать, что органы опеки и попечительства не могут существовать вне договоров с профессиональными службами. Сейчас у нас этими проблемами занимаются одни управленцы, которые, как фишки, передвигают семьи, детей, бумаги. Это их работа. Нет профессионалов. Представьте себе, что в каком-то районе есть РОНО – управляющий орган в образовании, – но нет ни одного образовательного учреждения. Именно такая ситуация сложилась сейчас в сфере работы с семьей. Здесь не нужно создавать новых служб, надо просто обязать, чтобы уже существующие социальные центры работали в тесной связке с органами опеки».
Большинство экспертов отмечают, что деньги, выделяемые государством на содержание детей в детских домах и приемным семьям, не идут ни в какое сравнение с теми, что направляются на поддержку биологических семей, и если бы на поддержку родителей выделялась хотя бы часть от этих суммы, число сирот было бы намного меньше. «Поддержка биологических семей гораздо менее обременительна для государства. Одинокая многодетная мама не получает и десятую долю тех денег, которые выплачиваются приемным семьям, – отмечает Елена Альшанская. – При этом у нее высок риск не справиться, и тогда ее дети попадут в несколько приемных семей, каждой из которых будут перечислять немалые выплаты. Пока у нас наблюдается перекос в сторону финансирования приемных семей, очень надеюсь, временный. Хорошо, конечно, что приемным семьям начали помогать. Осталось заметить, что в помощи и поддержке нуждаются не только они.
«Адаптация этих детей идет очень тяжело, – обращает внимание Елена Мизулина. – К сожалению, из 10 детей, выросших в детском доме, только два подростка оказываются в состоянии организовать свою жизнь и быть успешными и благополучными».