В столице Швеции прошла церемония объявления победителей Нобелевской премии по физике. Как писала газета ВЗГЛЯД, престижный приз получили выходцы из Института проблем технологии микроэлектроники и особо чистых материалов РАН Андрей Гейм и Константин Новоселов, работающие сейчас в Манчестерском университете. Награда присуждена «за новаторские эксперименты по исследованию двумерного материала графена».
Гейм продолжил заниматься в Великобритании тем, чем занимался у нас в институте
О том, как общался с коллегами по Институту физики твердого тела РАН ученый Андрей Гейм, что именно он изобрел совместно с Константином Новоселовым и какое будущее у российских ученых, рассказала бывшая коллега нобелевских лауреатов, ученый секретарь Института физики твердого тела РАН, кандидат физико-математических наук Галина Абросимова.
ВЗГЛЯД: Галина Евгеньевна, что вы можете рассказать об Андрее Гейме как о человеке?
Галина Абросимова: Андрей не был для меня, скажем так, близким знакомым. К сожалению, почти никого не осталось в живых из того коллектива, с которым работал Гейм, включая более молодых, чем сам Андрей. Коллектив всегда отзывался о нем как о трудоспособном молодом человеке, неконфликтном.
Галина Абросимова в прошлом работала с обоими лауреатами Нобелевской премии в области физики (фото: issp.ac.ru) |
ВЗГЛЯД: Как Гейм попал в вуз?
Г.А.: Наш институт устроен так: есть три кафедры московских вузов, во времена обучения Андрея было две – Московского физико-технического института и Института стали и сплавов. Студенты, в зависимости от возраста, с третьего или четвертого курса начинали проводить время в институте. Тут им читаются лекции, и они начинают приобщаться к научной работе. Гейм был одним из студентов физтеха, который начал работать до окончания вуза. Занимался он в лаборатории Вольского Евгения Павловича, который сейчас уже умер.
ВЗГЛЯД: На какую тему Гейм защищал диссертацию?
Г.А.: Он окончил МФТИ в 1982 году и «защитился» по теме «Исследования механизмов транспортной релаксации в металлах методом геликонного резонанса». Постараюсь рассказать об этом нефизическим языком. Транспортные свойства – это перенос чего-то: атомов (диффузия), электронов (электросопротивление). Ну, скажем, намазали вы металл с одной стороны чем-нибудь, нагрели – с другой стороны эти элементы тоже появились. То, чем занимался Гейм, было связано с электронным спектром. В широком смысле эта тематика у него и осталась после миграции. Он продолжил заниматься тем, чем занимался у нас в институте.
В принципе, когда-то углероды были двух известных модификаций – это алмаз и обычный графит, то есть карандаш. Потом появились фуллерены, молекулы С60 в виде футбольного мяча, состоящего из пяти-, шестиугольников. Затем появились так называемые нанотрубки, представляющие из себя развернутую молекулу фуллерена. А то, что разработали наши физики, – это плоская форма углерода в виде монослоев. Теперь они исследуют ее свойства.
Примерно 25 лет назад от нашего института отделился институт проблем технологий микроэлектроники и особо чистых веществ. Он находится неподалеку от нас. Часть сотрудников, включая Гейма, перешли в отдельный институт.
ВЗГЛЯД: Что-нибудь знаете о коллеге Гейма Константине Новоселове?
Г.А.: Да, он поступил сразу в новый институт. Частично сотрудничество между институтами сохранялось, поэтому у нас были совместные работы. Потом они поехали работать в Англию. Подмечу, что Новоселов до сих пор является сотрудником ИПТМ.
ВЗГЛЯД: Многие ли сотрудники уезжают на работу за границу?
Г.А.: Период, когда уезжали многие, уже кончился. Уезжали разные люди – кто-то по бытовым причинам, кто-то по каким-либо еще. Но у меня нет ощущения, что покидали страну самые сильные люди. Как раз чаще мигрировали те, у кого не было своей темы для изучения. Но не подумайте, я не хочу отнести Новоселова и Гейма к ним.
Сейчас массовый выезд закончился – больше совместных контрактов, исследований. В основном, люди уезжают на три–четыре месяца. Не припомню, чтобы за последние годы кто-то уехал навсегда. Кстати, финансово это выгоднее. Вы живете в своей квартире, плата за которую существенно отличается от западных расценок, экономите. А за три–четыре месяца зарабатываете хорошие деньги и возвращаетесь на Родину. Ну и, что греха таить, российское оборудование – больное место. Едете на запад, снимаете показания на качественном современном оборудовании и дома уже обдумываете, обсчитываете результаты.
ВЗГЛЯД: Насколько отечественное оборудование отстает от современного западного?
Г.А.: Сложно ответить. Ситуация даже не в возрасте оборудования. У нас в институте есть уникальный микроскоп. Он в рабочем состоянии, но сил на его поддержание требуется очень много. Когда вы пришли и померили – это одно, а когда постоянно нужно искать запасные детали – совсем другое.