– Александр Андреевич, согласно нашему опросу, подавляющее большинство читателей сочувствуют Орбакайте, а не вашему клиенту. Вы отмечаете давление со стороны общественности?
– Люди простые, которые не понимают ситуацию, действительно реагируют наивно, они за Орбакайте. Наверное, она и Алла Борисовна известны больше, чем Руслан, и люди реагируют на имя. Но те люди, которые вокруг нас, которые находятся внутри ситуации, причем их много, – они на нашей стороне. Поэтому мы не чувствуем давления, мы чувствуем поддержку.
– Сейчас все с нетерпением ждут широко анонсированного заявления бабушки ребенка, Аллы Пугачевой, в котором, как обещается, появятся доселе неизвестные подробности. Чего вы ждете от этого заявления?
– Возможны два варианта: или она будет давить на жалость и просить, или говорить гадости. Но как это может повлиять на решение суда? Я не знаю, что должна сказать Алла Борисовна, которую я очень уважаю и люблю, чтобы судьи приняли это во внимание.
– Орбакайте заявляла, что обратится в международные организации, в ООН. Какой эффект, по вашему мнению, могут иметь такие действия?
– Она бы еще в НАТО обратилась… Я не понимаю, что здесь может сделать ООН. Мы ждем решения российского суда, как он решит, так и будет.
– Как вы считаете, почему этот конфликт возник именно сейчас, ведь 11 лет споров по поводу ребенка не было?
– Кристина Орбакайте собрались отвезти ребенка в Соединенные Штаты, а дальше пошла эскалация конфликта. Жаль только, что она и ее мама стали решать вопрос публично.
По мнению Александра Добровинского, этот конфликт может быть PR-акцией (фото: ИТАР-ТАСС) |
– А почему, по вашему мнению, понадобилось выносить конфликтную ситуацию на суд общественности?
– Не похоже, чтобы здесь была мотивация сделать ребенку лучше. Скорее, это напоминает просто PR-акцию.
– Что это было за мировое соглашение, упомянутое Орбакайте, после которого она заявила, что у нее хотят отнять ребенка?
– Руслан предложил мировое соглашение, по которому ребенок живет у отца, когда Кристины нет, и живет у Кристины, когда она приезжает. Она на это не согласилась, и разгорелся конфликт. Началось все с Америки, а потом конфликт перешел в новую фазу.
– Была ли какая-то почва для конфликта до того, как возникла ситуация с Америкой и мировым соглашением?
– Это не связано с интересами Дени. Все началось со стороны матери и бабушки, ситуация начала распаляться. Подчеркиваю, конфликт лежит вне пределов интересов ребенка, это PR, какой-то ход, наверное, у них есть какие-то свои связанные с этим ожидания.
– Правда ли, что ребенка похитили силой?
– Силой похитить ребенка невозможно, потому что не было решения о том, с кем он будет. До тех пор пока решения нет, рассуждать в таких категориях неправильно. Если бы была договоренность, подписано соглашение, что ребенок останется с тем-то, а другой бы его похитил, тогда да. Но это неприменимо к нашему случаю.
– Какие доводы в свою пользу вы предполагаете использовать в ходе предстоящих слушаний?
– Для меня определяющим является мнение ребенка, которое мы услышим на заседании. Выяснением его желаний занимаются сейчас эксперты. Кроме того, мне было бы интересно услышать мнение г-жи Орбакайте, которая должна предъявить и свои аргументы. За последние 11 лет она встретила Новый год дома только один раз.
– У вас есть предположения, какие могут быть аргументы у ваших оппонентов?
– Думаю, мы услышим, что ребенок должен жить с матерью, она его родила и воспитала, прочие тривиальные вещи. В целом их аргументы высосаны из пальца, поэтому я не вижу смысла на этом останавливаться.
– Но все же могли бы вы ответить на эти доводы?
– Пусть он живет с матерью. Когда она будет в Москве.
– Если суд все же примет решение не в вашу пользу, что вы предполагаете делать?
– Будем оспаривать это решение в суде вышестоящей инстанции.