«Мы долго выбирали подходящую символическую дату для этой встречи. Сегодня исполнился 151 год с того момента, как в Российской империи было обнародовано новое городовое положение – часть земской реформы Александра II. Появились городские думы, правда, под контролем правительственных органов. Но мы хотели бы сегодня поговорить о более древних традициях народного представительства в нашей истории», – отметила политолог Екатерина Соколова, руководитель Департамента стратегических исследований и прогнозирования Экспертного института социальных исследований (ЭИСИ). Она выступила в роли модератора круглого стола «Назначение Думы. Борьба за представительство и роль представительных институтов в российской политической истории», который организовали ЭИСИ и газета ВЗГЛЯД в рамках заседания клуба «Экспертный взгляд».
«В массовом сознании укоренился миф о том, что выборы и парламенты – это не наш путь, это не для России. В преддверии выборов в Государственную думу мы считаем важным начать разговор о том, действительно ли это так, или еще на заре нашей истории можно зафиксировать проявления гражданского общества», – отметила Соколова. На этот вопрос организаторы круглого стола предложили ответить историкам, философам и политологам.
В общественном восприятии есть некоторый перекос в сторону сугубо военной истории – в первую очередь люди вспоминают о выигранных сражениях, расширении границ державы и других славных деяниях правителей, заметил глава экспертного совета ЭИСИ Глеб Кузнецов. Но, заметил он, следует обратить внимание на политическую историю – и это в том числе побудит иначе взглянуть на современный российский парламентаризм. «Но для этого нужно ответить на три вопроса, – заметил Кузнецов. – Были ли в нашей истории независимые представительные органы, могли ли они издавать законы, и – что важно для истории европейских парламентов – было ли в их власти выделять деньги на войну».
Историки уверены – народовластие свойственно русскому обществу начиная с раннего Средневековья.
«Средневековая Русь обычно воспринимается как монархическое государство. Но скорее это была совокупность достаточно автономных земель и волостей. И князь на этих землях представлял собой хоть и важное политическое лицо, но отнюдь не главное», –
отметил замдиректора Музея Б. Н. Ельцина («Ельцин-центра») Никита Соколов. Он пояснил: в IX–XII веках зачастую вече представляло собой политически более значимую силу, чем князь и его дружина. Дело в том, что в вечевых собраниях могли участвовать не просто свободные горожане, но те, кто мог носить оружие – по мнению Соколова, в Западной Европе того времени полного аналога мы не увидим.
Таким образом, наша страна, которую современные европейцы считают «изначально авторитарной», оказывается если не родиной демократии (эту пальму первенства удерживает Греция), то по крайней мере одной из стран со старыми традициями представительства, наряду с Францией, Англией или Испанией.
«Вече – это было вполне четко сформированное собрание, участниками которого были, по всей видимости, старейшины домовладений. Вече решало важнейшие общественно-политические вопросы. При этом собиралось оно на определенных условиях. Если кто-то их нарушал, его изгоняли из собрания. Это был такой своеобразный импичмент», – перечислил Соколов. На вече могли решаться вопросы, как бы сейчас сказали, внешнеполитической стратегии.
Законосовещательные институты довольно долго сохранялись в Юго-Западной Руси, где были сильны позиции бояр, на Северо-Западе вечевые традиции Новгорода и Пскова сохранялись вплоть до XV и даже до начала XVI века, указал Соколов. Но на Северо-Востоке, в Ростово-Суздальской, а позднее – Владимиро-Суздальской земле, которая стала ядром новой консолидации, эти институты ослабели. Отчасти это связано с переносом княжеского стола из Суздаля во Владимир, отчасти с влиянием Золотой орды с ее традицией жесткой иерархии и единоличной власти, полагает Соколов.
Но и в Московской Руси, ставшей впоследствии Русским царством, существовали разного рода институты коллегиального управления – с легкой руки историков XIX века их не совсем верно называют земскими соборами, заметил старший преподаватель Историко-архивного института РГГУ Сергей Новосельский. «Первый такой собор созвал Дмитрий Шемяка в 1446 году, когда стремился утвердить свою власть. А Иван III перед походом на Новгород также собирал не только духовенство, но и воевод, чтобы, собственно принять решение о походе», – рассказал историк.
Идея «коллегиального совещания» с участием не только большого количества представителей духовенства, но и светских людей зародилась в XV веке, что стало основой для возникновения в середине XVI века высшего сословно-представительного учреждения – Земского собора, пояснил Новосельский. Эксперт подчеркнул, что
Земские соборы появились в эпоху кризиса. «Они были итогом компромисса между обществом и властью.
При этом Земский собор нельзя считать аналогом современного парламента, поскольку он формально не ограничивал власть монарха законами», – пояснил Новосельский. При этом на рассмотрение коллегиальных органов зачастую выносились вопросы о налогообложении – здесь можно провести параллель с французскими Генеральными штатами, которые появились в начале XIV века.
«Земский собор обсуждал что угодно, но вопросы формулировал государь – а собор должен был сказать «да» или «нет», например, войне с Турцией или сбору налогов. Это был совещательный орган. Кроме того, он был важен, поскольку власти нужно было знать, что происходит в различных концах страны – а тогда ни телеграфа, ни телефона не было», – отметил профессор Владимирского государственного университета Игорь Омельянчук.
В кризисные моменты именно Земский собор принимал судьбоносные решения – самым известным примером можно считать собрание представителей земель и сословий, которое в 1613 году призвало на царство Михаила Романова. Как отметил Новосельский,
политика в ее европейском понимании появилась в России в эпоху Петра I. Но с этими же западническими реформами, которые учредили бюрократическую вертикаль, на несколько столетий прекратилось и развитие демократии в России.
«Вопрос о народном представительстве начал обсуждаться с начала XIX века», – отметил доцент философского факультета МГУ, главный редактор сайта «Русская идея» Борис Межуев. При этом у идеи представительной власти были серьезные критики, в том числе великий историк Николай Карамзин. До земских реформ Александра II вопрос был скорее одним из предметов теоретических споров славянофилов и западников. Причем, славянофилы и в последующем, часть русских консерваторов призывали не копировать европейские образцы, а взять за основу сословно-представительные Земские соборы XVI–XVII веков, отметил Новосельский.
«В начале 1860-х годов Иван Аксаков и Константин Самарин выступали против конституционалистских ожиданий дворянства, которые пытались компенсировать потерю крепостнического статуса расширением политических прав», – отметил научный сотрудник Института гуманитарных наук Балтийского федерального университета Андрей Тесля. По мнению вождей славянофилов, существовавший тогда в Европе формат представительства с имущественными цензами неприемлем для России – либеральный парламентаризм будет означать преобладание дворян.
«Публицист-славянофил Александр Киреев и историк Дмитрий Иловайский предлагали возродить Земский собор, состоящий из Освященного собора – представителей церкви, Боярской думы и собрания представителей земств», – отметил Омельянчук.
Другая часть консерваторов с опаской относилась к самой идее Земских соборов, поскольку ту же идею взяли на вооружение нигилисты – сторонники автора «Катехизиса революционера» и главы организации «Народная расправа» Сергея Нечаева, а позднее народовольцы. К тому же, заметил Межуев, бытовало мнение, что любая буржуазная революция начиналась с созыва представительного органа с широким участием третьего сословия – «Долгого парламента» в Англии или Национального собрания во Франции. В обоих случаях страны пережили гражданские войны, казнь монархов и террор.
Краткая и бурная история реального российского парламентаризма, порожденного революцией 1905 года, была прервана в революционном 1917-м. За 75 лет советской власти собственно власть Советов выхолостилась до малозначащего придатка партийно-государственного аппарата, заметил председатель правления «Центра политических технологий» Борис Макаренко. Но, добавил политолог, в советском общественном сознании народным избранникам все же была отведена серьезная роль.
«Советские люди видели в депутате своего представителя, но не человека, который пишет законы, не управленца, решающего, кому давать деньги, а как своего омбудсмена перед властью. Как «жилетку», в которую можно поплакаться», –
пояснил Макаренко. По словам аналитика, эта привычка сохранилась – и в наши дни старшее поколение избирателей идет на участки именно для того, чтобы выбрать «омбудсмена», способного защитить от излишнего давления бюрократии.
Как подчеркивает Макаренко, отчасти поэтому большая часть электората по-прежнему выступает за мажоритарную систему. По словам эксперта, во время одной из фокус-групп, которую проводил Центр политических технологий, один из респондентов так аргументировал свою приверженность «мажоритарке»: «Если что, тогда я знаю, кому в физиономию плюнуть!»
«Действительно, существует и усиливается запрос на то, чтобы депутат был не представителем «политического класса», не выходцем из бюрократии. Он должен представлять интересы общества перед лицом власти», – отметила модератор круглого стола, политолог Соколова. «Мы можем видеть, что даже партии зачастую воспринимают как «собесы», которые должны отвечать за решение конкретных проблем людей. Условно говоря, как во времена вечевых собраний, отстаивать интересы домовладельцев в диалоге с «княжеской дружиной», – резюмировала модератор круглого стола.