Алексей Николаевич Косыгин возглавлял правительство страны 16 лет – дольше чем кто-либо из отечественных премьер-министров. Он также известен тем, что удерживался в высших эшелонах власти при трех совершенно разных режимах: сталинском, хрущевском и брежневском.
Портреты Косыгина, как члена Политбюро ЦК КПСС, старшее поколение хорошо помнит, несколько десятилетий они висели повсюду – на площадях, в школах и госучреждениях. Помнят и знаменитую «косыгинскую экономическую реформу», вокруг которой до сих пор ломаются копья. Поклонники Косыгина напоминают, что советские люди благодаря ему в конце 60-х начали жить гораздо лучше материально. Но Косыгина нередко упрекают вкупе со всем брежневским руководством в провалах 1970-х, когда в стране, особенно в русской глубинке, опустели полки магазинов, не хватало продуктов и промышленных товаров. Кормившая до 1913 года своим хлебом едва ли не всю Европу, Россия в те годы вынуждена была сама начать массовые закупки зерна, причем у своих идеологических противников – у США и Канады.
О том, какие из упреков в адрес Косыгина справедливы, а какие – нет, в интервью газете ВЗГЛЯД рассказывает его внук – академик Алексей Гвишиани, научный руководитель Геофизического центра РАН, председатель Научного совета РАН по изучению Арктики и Антарктики.
ВЗГЛЯД: Алексей Джерменович, вы пишете в своих мемуарах о том, что у деда была коммерческая жилка. Кем мог стать Алексей Косыгин, не случись в России Октябрьской революции?
Алексей Гвишиани: Думаю, дед стал бы крупным промышленником, финансистом в экономической системе Российской империи, при том, что он был сыном квалифицированного рабочего. По своей натуре он был бизнесмен-руководитель.
Еще до революции Косыгин поступил в коммерческое училище, во время НЭПа занялся кооперацией, поехал по этой линии в Сибирь, где создал успешные коммерческие компании. Но как только ситуация переменилась, он оказался востребован и в административно-командной системе социализма. Почему? При любом строе нужны люди ответственные, не идеологи, а практики, которые не занимаются интригами, а руководят повседневной жизнью, материально развивают страну.
Алексей Гвишиани (фото: Пятый канал Россия/YouTube)
|
Косыгин был всегда собранным, не болтал лишнего, не тянулся к привилегиям, не пытался окружить себя лично преданной командой. Вот так от молодого кооператора он дорос до главы правительства.
ВЗГЛЯД: Правда, что идея ледовой Дороги жизни через Ладожское озеро из блокадного Ленинграда принадлежала лично вашему деду?
А. Г.: Он много про это рассказывал, и у меня сложилась уверенность, что да – это была его идея. Хотя, разумеется, решения были приняты коллегиально – после одобрения Государственного Комитета Обороны. Как уполномоченный ГКО, дед руководил строительством и Дороги жизни, и нефтепровода по дну Ладожского озера, лично – с обеих сторон озера, детально обсуждал все со специалистами. Он приложил много сил, чтобы первым делом из города вывезли истощенных детей. Там были, конечно, и другие герои. Огромную роль сыграли помощники Косыгина – Алексей Горчаков, Анатолий Болдырев и Анатолий Карпов.
Но главную ответственность и риск принял тогда на себя именно дед: ведь в случае неуспеха, если бы машины начали сплошь проваливаться под лед или прорвало бы трубопровод, то первым «ответчиком» стал бы именно он. Кстати, орденом Красной Звезды, врученном ему за Дорогу жизни, а также за успешную эвакуацию на восток предприятий в 1941 году, дед гордился больше всех других своих наград.
ВЗГЛЯД: Косыгин работал в ближайшем окружении. Как он отзывался о вожде народов в разговорах с вами?
А. Г.: Он уже с 1940 года стал зампредом Совета народных комиссаров (СНК) – то есть замом Сталина. Косыгин неизменно говорил о нем уважительно как о мудром, но жестком и требовательном правителе. Вот к Хрущеву дед относился более как к равному, о многих его действиях вспоминал с сарказмом, хотя тоже не позволял себе уничижительных формулировок. Но сталинская школа приучила его сдержано выражать свои чувства по отношению к политическим фигурам, даже прошлым, не говоря уже о действующих.
ВЗГЛЯД: Говорят, Иосиф Виссарионович лично вычеркнул фамилию Косыгина из списка партийных деятелей, намеченных к репрессиям по «ленинградскому делу» после войны...
А. Г.: Сталин относился к деду в целом хорошо. Но, думаю, вычеркивание из списка «приговоренных» – это легенда. Дед к этой группе никакого отношения не имел. После того, как его в 1939-м вызвали из Ленинграда на работу в Москву, назначив наркомом текстильной промышленности, он с обвиненными позднее ленинградскими товарищами никаких дел практически не вел, не говоря уже о каких-то внеслужебных встречах. Косыгин вообще тщательно избегал участия в политических группировках, а также интриг, распространенных в партаппарате, подчеркнуто занимаясь сугубо вопросами государственного строительства.
Когда после смерти Жданова по инициативе Берии и Маленкова началось раскручиваться «ленинградское дело», ему поначалу тоже вменяли, что он-де знал о «заговоре ленинградцев», но «не сигнализировал» руководству. Но в итоге Косыгина не тронули. Правда, вождь устроил ему трехлетнюю проверку: прекратил принимать, присматривался к нему. Известна история, когда
Сталин подошел к нему после заседания ЦК, на котором Косыгин сидел в сторонке, похлопал по плечу и сказал: «Ну как ты, Косыга? Ничего, ничего, еще поработаешь».
ВЗГЛЯД: Насколько удачной для лежащей в послевоенной разрухе экономики страны стала денежная реформа 1948 года, которую провел Косыгин?
А. Г.: Тогда провели деноминацию – уменьшили количество нулей в купюрах, что упростило расчеты. Одновременно из обращения были изъяты спекулятивные деньги. По итогам реформы наличность можно было менять на новые купюры в пределах определенной суммы. Конечно, деньги держали дома не только спекулянты, но и многие граждане, заработавшие их честным трудом. В ходе реформы эти деньги во многом пропали.
Но главная часть реформы заключалась в отмене карточной системы. Это был огромный шаг вперед, жизнь советских людей стала существенно лучше. Приходишь в магазин, а там что-то есть на прилавке – и ты можешь купить просто за деньги, без дополнительных документов. Каждый год стали проводится снижения цен на ряд товаров. Настала более человеческая жизнь. Высоцкий потом споет, что «было время – и цены снижали».
ВЗГЛЯД: После этого Косыгина назначили министром финансов, но вскоре сняли. Почему?
А. Г.: Как министр финансов, он оказался слишком неуступчивым. Это многим не понравилось. Но был еще один интересный момент. В тот период Сталину отправили важную записку. Как я предполагаю, ее автором мог быть начальник охраны вождя Николай Власик. Записка касалась образа жизни партийной элиты, за чем Сталин всегда следил.
В тот период зарплаты у высших советских руководителей были невысокие. Скажем, дед на посту председателя Совета министров получал 900 рублей в месяц (примерно тысяча долларов). Но при этом у руководителей было много дотаций: транспорт, еда, дача, квартира – все бесплатно. Пока Косыгин в 1948 году не стал министром финансов, снабжение высшего руководства едой было неограниченным. У высших руководителей родственники, друзья стали к этому приобщаться, а у некоторых членов высшего руководства даже охрана ела за этот счет.
Как только Сталину об этом написали, он приказал Косыгину срочно с этим разобраться. Дед предложил ввести лимиты, и каждому в денежном эквиваленте определить, сколько в месяц положено еды. И это многим в руководстве не понравилось, что стало дополнительным аргументом для перевода Косыгина на его прежний пост вице-премьера.
ВЗГЛЯД: При Хрущеве Косыгина хотя и вернули в члены Президиума ЦК, но все же не пускали выше заместителя предсовмина. Известно, что он критиковал экономическую политику Никиты Сергеевича – например, выступил в защиту личных подсобных хозяйств колхозников, с которыми боролся Хрущев.
А. Г.: Когда в 1957 году Хрущев победил «антипартийную группу» Маленкова, Кагановича и Молотова, то, собирая новую команду, он пригласил в нее и Косыгина. Не только потому, что на пленуме Косыгин однозначно поддержал Хрущева, а и потому, что первый был профессионалом высокой марки. Сперва дед стал председателем Госплана и одним из заместителей председателя Совета министров (Хрущева), а следом – его первым заместителем. Поэтому вполне можно сказать, что Косыгин – выдвиженец не только Сталина, но и Хрущева.
Поначалу дед с уважением относился к Никите Сергеевичу. Но постепенно пришел к выводу, что серьезно работать с ним невозможно: его волюнтаризм был феноменальным. Хрущев мог прийти утром и сказать: надо разделить все обкомы партии на сельскохозяйственные и промышленные. А на другой день вдруг предлагал куда-нибудь перенести уже построенный завод. Расставил вокруг себя своих друзей, далеко не самых лучших работников.
Постепенно любые государственные усилия стали сводиться на нет из-за такой вот алогичной деятельности. Я уже не говорю про Карибский кризис, стучание ботинком по трибуне ООН, пресловутую кукурузу за полярным кругом.
ВЗГЛЯД: И тогда Косыгин решил поддержать заговор?
А. Г.: Дед был человеком, который долго продумывал вопросы, но приняв решение, действовал четко, быстро, без сомнений. Понимание, что Хрущева надо снимать, у Косыгина созревало постепенно, и в этом не было ничего личного. Главными в заговоре были Суслов и Брежнев. Но Косыгин взял на себя разговор с министром обороны – маршалом Родионом Малиновским, что стало ключевым моментом. Если бы Родион Яковлевич сказал: нет, ребятки, я буду Хрущева слушаться – ничего бы не было.
ВЗГЛЯД: До сих пор много споров об экономической реформе Косыгина. Одни считают, что она была блестящей. Но есть мнение, что первоначально горбачевское «ускорение» ориентировалось на возобновление косыгинской реформы.
А. Г.: Лучшее, что мой дед сделал в экономике – это восьмая «золотая пятилетка» 1966–1970 годов. За пятилетие национальный доход вырос на 42%, объем валовой продукции промышленности – на 51%, сельского хозяйства – на 21%. Доходы населения существенно увеличились. Это был успех всего советского народа, включающий в себя и личный успех Косыгина как автора реформы. Но потом из-за событий Пражской весны по идеологическим причинам (Брежнев долго колебался, но его убедили) – эту реформу заморозили. Ее не отменяли: все, что было сделано на первом этапе хорошо работало, но реформа не пошла дальше.
Я геофизик и математик, а не экономист, мне трудно оценивать преимущества и противоречия реформы. Но я немало о ней читал, и мне кажется, что интересный ее анализ сделал наш известный экономист, первый мэр постсоветской Москвы Гавриил Попов в своей книге о Косыгине. Наряду с Львом Абалкиным и Евсеем Либерманом, он был членом команды, которая в 1965 году готовила «косыгинскую реформу». Согласно Попову, она не противоречила плановому хозяйству, а наоборот, была слишком подогнана под него. Он не собирался делать ничего похожего на то, что потом сделали Ельцин и Гайдар.
Реформа Косыгина была неким преобразованием социалистической системы хозяйства. Планировалось разрешить частные рестораны и магазины по образцу Венгрии, Польши и ГДР, но до этого дело не дошло. А если бы и дошло, точно устои социализма не подорвало бы. Косыгинские реформы перестали быть актуальными уже в девятой пятилетке. Нужен был следующий шаг, а его не было сделано.
ВЗГЛЯД: А какие отношения у вашего деда были с Брежневым? Пишут, что с очень хороших они постепенно опустились до весьма прохладных.
А. Г.: Они были очень разными – Брежнев и Косыгин. Брежнев был искрящимся, веселым, любил «пожить», хорошую компанию, охоту. Дед же всегда был сдержанным, серьезным человеком, иногда даже, я бы сказал, хмурым и при этом скромным в личной жизни. Когда они в 1964 году начинали работать как два первых лица государства, Леонид Ильич был, мне кажется, прекрасным руководителем: обаятельным, активным, вдохновляющим – его любил народ. Брежнев не мешал деду работать, в отличие от Хрущева.
А к концу своей карьеры Брежнев стал уже слишком осторожным, уставшим, больным. Они с Косыгиным стали редко встречаться. Наверное, со стороны генсека возник какой-то элемент соперничества, ревности, но не думаю, что это было главным. Им всем – и Брежневу, и Косыгину, и многим другим – надо было уйти раньше лет на пять на пенсию, им уже трудно было работать. Косыгин умер в 76 лет, Брежнев – в 75. В то время не было операций на сердце, не делали шунтирование, стенты, не было современных эффективных лекарств. Переводя на современные медицинские мерки, им обоим было на момент смерти лет по 85, а в таком возрасте страной руководить сложно.
ВЗГЛЯД: Ошибкой Косыгина называют то, что в конце 1970-х СССР крепко сел на «нефтяную иглу». Как главе правительства, ему также ставят иногда в вину рост дефицит продовольствия и многих промтоваров. Страна тогда впервые в своей истории начала импортировать хлеб.
А. Г.: То, что вы называете «сесть на нефтегазовую иглу», я бы назвал разумным перебросом активности. Когда экономическая реформа по причинам, о которых я говорил выше, остановилась, Косыгин сконцентрировался на нефтегазовом комплексе. Вместе со своими помощниками (Черномырдин был тогда замминистра газовой промышленности) дед много сделал для создания базы: разведка новых месторождений, строительство газопроводов. Эта база помогает нам до сих пор.
Косыгин стоял также и у истоков создания завода тягачей КамАЗ, был инициатором строительства многих электростанций, единой энергосистемы страны, благодаря которой у нас до сих пор нет дефицита энергии.
Если бы реформа Косыгина не была остановлена, то, думаю, никакого дефицита продовольствия и промтоваров не возникло бы, импорт зерна в 1970-е тоже не потребовался бы.
Это было для него ужасно: дед очень переживал, пытался все время что-то предлагать, но в одиночку не мог принять решений, а остальные старцы в Политбюро его уже практически не слышали. Даже лежа в больнице после инфаркта незадолго до смерти, дед запрашивал планы по очередной пятилетке и очень расстраивался, что «они все не так делают».
Косыгин никогда не был революционером и считал, что улучшений нужно добиваться эволюционным путем. Он был человеком системы, коммунистом и никогда не оспаривал, не пытался изменить строй, вернуться в капитализм, просто был уверен в возможности совершенствования плановой экономики.
ВЗГЛЯД: А какие лично у вас были отношения с дедом?
А. Г.: Он был очень хороший дедушка, строгий, но добрый глава семьи – мы с ним прожили вместе и, можно сказать, дружили много лет. Часто приезжали к нему в гости с моими родителями. Он и играл со мной, когда я был маленьким, гулял и много рассказывал про свои исторические встречи, когда я стал постарше. Очень любил спорт: бадминтон, байдарки, лыжи, коньки. Мы с ним ходили в поход по Кавказским горам с президентом Финляндии Урхо Кекконеном, с которым дед дружил долгие годы.
Я считаю, что дед всю жизнь достойно и самоотверженно работал для страны, старался улучшить жизнь соотечественников, да еще и создать экономическую «подушку безопасности» на будущее. При этом он совершенно не думал, что скажут о нем потомки. «След в истории» остался естественным путем: потомки связали его имя с теми хорошими делами, которые он сделал.