Путин с Си Цзиньпином проведут вместе почти три дня – среду в Москве, а четверг и пятницу в Санкт-Петербурге. Уже в Кремле было сказано много слов о беспрецедентном характере отношений двух стран, о том, что нет пределов для их совершенствования. И еще больше будет сказано на экономическом форуме в Северной столице. Но главными словами все же следует признать те, что сказал Си Цзиньпин при подписании совместных документов:
«Мы с президентом Путиным установили тесные рабочие контакты, а также глубокую личную дружбу. За прошедшие шесть лет мы встречались почти тридцать раз. Россия для меня самое посещаемое иностранное государство, а президент Путин для меня самый близкий друг и хороший коллега».
Эту же мысль он высказал еще накануне в интервью российской прессе – и там она была более развернута:
«Среди иностранных коллег президент Путин для меня – самый близкий и самый надежный друг, мне очень дорога глубокая дружба с ним. Наше общение основано на глубоком взаимодоверии и искренней дружбе. Мы уважаем и понимаем друг друга, доверяем друг другу. У нас близкие взгляды на мировой процесс и совпадающие концепции по государственному управлению. На наших плечах лежит историческая миссия национального возрождения».
Конечно, обычно такие заявления оценивают снисходительно – этикет, дипломатическая вежливость, церемонии (еще и китайские), знаем, мол, мы цену всем этим словам. В России есть традиционная настороженность к любым заявлениям иностранных лидеров о дружбе с нами, как, впрочем, и к обратным уверениям наших руководителей. Понятно, что во многом это связано с тем, что в 90-е годы Борис Ельцин называл Клинтона своим «другом Биллом». А потом этот Билл бомбил Белград.
Путин крайне редко использует слово «друг» для характеристики своих отношений с иностранными руководителями, предпочитая называть так уже оставивших руководящее кресло коллег, например, Сильвио Берлускони и Герхарда Шредера. В отношениях с Ху Цзиньтао, предшественником Си, которые заняли почти десятилетие, слова о личной дружбе также не звучали. И только после появления тандема Путин – Си упоминание о личной дружбе стало обязательным практически на каждой встрече.
Да, изначально это было проявлением симпатии и желанием продемонстрировать настрой на развитие двусторонних отношений. Но дальше между двумя руководителями действительно возникла «личная химия», появилась явная симпатия, которая серьезным образом помогает сближению двух стран. На чем она основана?
В первую очередь, естественно, на совпадении представлений Путина и Си о будущем как их собственных стран, так и международных отношений – и о том, насколько важны для достижения этого крепкие отношения двух стран. Россия и Китай строят постамериканский мир вместе, дополняя и помогая друг другу. Само собой, что каждого в этом тандеме волнует в первую очередь своя страна – ее мощь, безопасность, выгода, интересы. Но учет интересов другой стороны происходит не в режиме вынужденных уступок, а через попытку нахождения оптимально выгодных для двух стран вариантов. Да, это очень сложно и долго, да, есть масса препятствий как объективных, в том числе и геополитических, так и субъективных, то есть эмоциональных и кадровых. Но есть главное условие успеха: понимание той огромной пользы, которую дает сближение двух стран. И личное доверие двух лидеров – и человеческое, и политическое.
Если корни политического доверия понятны, то причины, по которым установились доверительные человеческие отношения, на первый взгляд понять сложнее. Да, Путин и Си почти ровесники, да, они выросли и сформировались при коммунистическом строе, но у них совершенно разные психотипы, разный жизненный опыт, разный путь к власти. Не говоря уже о том, что они принадлежат к разным, хотя и великим, культурам и цивилизациям (впрочем, в этике китайцев и русских, на самом деле, гораздо больше общего, чем многим кажется). Однако у них есть очень важная общая черта – искренность, то есть умение говорить прямо и честно. И это позволяет двум сильным лидерам не просто находить общий язык, но и доверять друг другу. Доверие в большой политике – бесценная вещь, которую невозможно заменить никакими симулякрами.
Конечно, ни Путин, ни Си ни на секунду не забывают о том, что их отношения, это отношения двух государств. То есть речь идет о политической дружбе, просто подкрепленной человеческой симпатией. Ни о какой безоглядности и речи быть не может – личное доверие проверяется политической практикой, то есть конкретными делами, которые делают обе стороны как для развития двусторонних отношений, так и на мировой арене. И тут Россия и Китай ведут себя солидарно: не просто по всем ключевым точкам (Сирия, Иран, КНДР, сейчас Венесуэла), но и по стратегическим вопросам.
Нужно успокоить тех, кто в России или Китае не верит в стратегический характер отношений двух стран и ждет подвоха от «коварных русских» или «хитрых китайцев», а то и удара в спину. Путину и Си нет смысла обманывать друг друга, даже если представить, что они бы этого захотели. Потому что получаемое ими от доверительных отношений куда больше и серьезней, чем то, что можно получить от нечестной игры. Путин видит, что Си уверен в выгоде для Китая близких отношений с Россией, а Си видит ту же самую уверенность у Путина.
Понятно, что две такие крупные, к тому же соседние страны, просто не могут не иметь различных опасений в отношении друг друга: от комплексов, приобретенных историческим опытом, до всевозможных надуманных страхов и естественных опасений.
Российская элита, традиционно западно-ориентированная, вообще плохо знает и понимает Китай, чем активно пользуются противники нашего сближения, разыгрывая китаефобские темы, вплоть до «Китай все захватит, Китай все скупит».
Китайская элита, в свою очередь, часто подозревает Россию в двойной игре: в неискренности политики сближения, в том, что Москва просто вынужденно разворачивается на Восток, столкнувшись с давлением Запада. И при случае, если Вашингтон поманит, может вернуться в состав «Большой восьмерки», пожертвовав при этом отношениями с Китаем.
И то, и другое глубоко ошибочно. Решение Путина о развороте на Восток отвечает стратегическим интересам России, как и выстраивание долгосрочных близких отношений с Китаем. Это – курс 21-го века, который позволит нам перестроить всю систему международного баланса сил, закрыть «атлантический век».
Китайская экспансия в Россию столь же надуманная тема. Сильная и выступающая вместе с Китаем Россия куда выгоднее Пекину, чем любые мифические варианты с «возвращением Приморья в случае распада России». А что касается Запада – так его век заканчивается. И вместе с Китаем Россия еще развернет Европу от Атлантики к Евразии.
Русские могут верить китайцам, а китайцы русским именно потому, что им выгодно работать вместе, взаимовыгодно. А доверие лидеров – это огромный плюс и ускоритель наших отношений.
Тем более что опыт российско-китайских отношений показывает, как много зависит от человеческого фактора. Если взять 70-летний период, прошедший с момента провозглашения КНР (а в этом году отмечается и юбилей нового Китая, и юбилей наших отношений), то наглядно видно, как сильно влияли на их состояние наши лидеры.
В истории советско-китайских отношений было всего две пары: Сталин –Мао и Хрущев – Мао.
Два вождя встречались всего однажды – во время визита Мао в Москву в декабре 1949-го. Правда, визит продолжался два месяца, и встреч было несколько, но их отношения были сложными и необычными. Они заключили полноценный военный и политический союз, впервые в истории две страны стали ближайшими союзниками.
В 50-е казалось, что союз Москвы и Пекина перевернет мир: коммунизм одолеет капитализм, Восток одолеет Запад. Все процессы в мире подтверждали это. Запад терял контроль над миром, Азия и Африка уходили из-под его ног. При этом Китай был беден и разорен десятилетиями гражданской войны и войны с японцами. А СССР был сверхдержавой, из-за внушенного себе страха перед которой американцы рыли бомбоубежища. СССР много помогал Китаю, и у двух стран были общие цели на мировой арене.
Но отношения Хрущева и Мао не сложились, хотя у них было несколько встреч на протяжении пяти лет. С 1954 по 1959 год они общались пять раз – три визита Хрущева в Пекин и два – Мао в Москву. Долгие разговоры и обсуждения вопросов геополитики не привели к установлению взаимного доверия: Хрущев не знал и не понимал Китай, Мао не уважал Хрущева и не доверял ему.
После поездки Хрущева в США, Мао решил, что Москва отказывается от борьбы за мировую революцию. СССР для него оказался предателем – Китай хотел отомстить Западу за вековое унижение, за интервенции и опиумные войны, вернуть себе положение мирового лидера, и думал, что русские так же серьезно настроены на противостояние с Западом, как и они. А тут Хрущев внезапно наводит мосты с Америкой.
В итоге ссора двух стран, сначала формально идеологическая, а потом уже и открытая конфронтация, достигшая своего максимума к 1969 году на Даманском. Почти три десятилетия отношения двух стран были заморожены и стали оттаивать только в середине 80-х. Но тогда ничего не успели. К моменту визита Горбачева в 1989 году в Пекин ни о каком установлении доверительных отношений между ним и Дэн Сяопином не могло быть и речи: СССР разваливался, а Китай, учась в том числе и на наших ошибках, набирал скорость реформ.
В 90-е годы у Ельцина и Цзян Цзэминя были неплохие отношения – они симпатизировали друг другу. Но Россия балансировала на грани развала, а в геополитическом плане откровенно ориентировалась на Запад. Только в последние пару лет прошлого века Москва начала демонстрировать самостоятельность: ставший премьером Примаков всегда выступал за создание оси Москва – Дели – Пекин. В последний месяц своего правления Ельцин из Пекина даже грозил Клинтону – как, мол, мы с другом Цзян Цзэминем решим, так все и будет. Смотрелось это жалко: Россия была в состоянии, немногим лучше, чем сам Ельцин.
Но и когда Россия стала выбираться из обвала, Пекин не спешил доверять Москве. Путин несколько лет общался с Цзяном, потом наступил период Ху Цзиньтао – когда уже было видно, что Россия вступает в серьезные контры с США. Но в силу как личных качеств Ху, так и характера тогдашнего китайского коллективного руководства (сохранял большое влияние Цзян Цзэминь), и, конечно, вследствие общей тогдашней тактики Китая (не высовываться на международной арене, быть незаметными), никаких доверительных и близких личных отношений у Путина и Ху Цзиньтао не получилось.
Зато, когда осенью 2012-го генсеком ЦК КПК был избран Си Цзиньпин, все стало понятно. Потому что заканчивался период постоянной смены китайских лидеров (при Ху действовало возрастное ограничение, фактически не позволявшее быть генсеком более 10 лет, а с приходом Си стало понятно, что долго это правило не протянет) – и можно было выстраивать стратегические планы на десятилетия вперед, понимая, что китайский лидер также рассматривает долгосрочную перспективу.
Потому что по характеру Си Цзиньпина было видно, что он всерьез и надолго, что он будет сам принимать решения и что с ним можно идти «на американца». То есть на построение нового, постатлантического, постзападного миропорядка – на то, чего хотели Мао и Сталин, и о чем не смогли договориться Мао и Хрущев.