Президентство Дональда Трампа добавит тревог международным энергетическим рынкам. Будущий президент США не раз заявлял о том, что намерен использовать более низкие цены на сырье как для стимулирования экономики собственной страны, так и в качестве инструмента давления на нефтедобывающие страны, включая Россию.
Способов снижения цен у Трампа ровно два – санкционная политика и стимулирование добычи нефти и газа в США. Можно предположить, что частичное снятие американских санкций с Венесуэлы или Ирана поможет высвободить дополнительные баррели и кубометры нефти и газа, которые, хлынув на рынок, поспособствуют снижению цен. Но достаточно ли будет этих объемов для того, чтобы преодолеть предохранители, которыми располагает ОПЕК+, большой вопрос. Участники расширенного картеля продолжают выполнять свои обязательства по ограничению добычи. Впрочем, справедливо и то, что присутствует некоторая усталость отдельных членов организации от длительного затягивания поясов.
Наращивание добычи углеводородов в США – еще один действенный механизм влияния на рынок. «У нас больше жидкого золота, чем у любой другой страны в мире! Больше, чем у Саудовской Аравии, больше, чем у России»! – заявил Трамп сразу после объявления своей победы на выборах. Действительно, объем добычи сырья в США на протяжении определенных промежутков времени превышал и российские, и саудовские показатели. Сланцевая революция позволила США превратиться из импортера в крупнейшего экспортера углеводородов.
Но проблемы у этого инструмента тоже две – геология и цены. Значительная часть крупнейших сланцевых месторождений уже работают на «втором дыхании», одним из признаков чего является снижение объема добываемых тяжелых фракций (нефти) и увеличение доли легких (газа). Бурение новых скважин на существующих месторождениях может дать краткосрочный эффект прироста добычи с сомнительной экономической составляющей. И тут возникает вторая проблема – себестоимость этой добычи, которая значительно выше, чем у тех же России и Саудовской Аравии. При условных 40 долл. за баррель добывать больше нефти в США точно не будут.
А значит, избранный президент при всей грозности риторики обладает ограниченными возможностями влияния на мировые рынки энергоресурсов. Другое дело – динамика мирового экономического развития, которая и оказывает сейчас главное давление на цены. Более низкие, чем ожидалось, темпы развития экономики Китая, перспектива нового витка торговой войны между Пекином и Вашингтоном при Трампе снижают спрос на сырьевые товары. Рецессия уже накрыла Евросоюз, да и сами США не демонстрируют признаков оживления – растут только фондовые рынки, а не экономика.
Согласно прогнозу Всемирного банка, мировые цены на сырье в 2025 году могут упасть до пятилетних минимумов. Если средняя цена нефти в 2024 году, согласно прогнозу, составит 80 долларов за баррель, то уже в 2025 году она снизится до 73 долларов. С учетом текущих дисконтов (11–13 долларов) российского сорта Urals к Brent цены на российскую нефть могут упасть до 60 долларов за баррель, что ниже расчетных показателей бюджета. Снижение цен при достаточно высоких бюджетных расходах спровоцирует не наполнение, а расходование средств ФНБ – безопасное в среднесрочной перспективе, но неприятное в долгосрочной.
Ответы на вопрос о том, что Россия намерена делать с этими видимыми рисками, во многом дает доработанная Минэнерго и внесенная на рассмотрение в правительство Энергетическая стратегия до 2050 года. В отличие от тактического балансирования рынка и текущей энергетической политики России и ее союзников и партнеров, стратегия отвечает на вопрос о долгосрочной перспективе и роли энергетического комплекса. Помимо целевого и консервативного, доработанная стратегия содержит также стресс-сценарий для отрасли, который, например, предполагает полную остановку экспорта нефти к 2050 году.
Целевой (он же оптимистичный) сценарий не предполагает значительного роста добычи нефти. За 26 лет (с 2023 по 2050 год) добыча должна вырасти чуть более чем на 1,5%, с 531 млн тонн до 540 млн тонн. Инерционный сценарий предполагает значительное падение добычи – до 360 млн тонн, стрессовый – до 171 млн тонн. При стрессовом сценарии экспорт Россией нефти сокращается до нуля, и вся она перерабатывается внутри страны. Иными словами, даже целевой сценарий говорит нам о том, что добыча и экспорт нефти вышли на плато, и вопрос лишь в том, как долго они будут оставаться на этом пике.
Иначе обстоят дела с газом. Объем добычи газа в 2023 году составил 638 млрд куб. м. К 2030 году показатель может достигнуть 853 млрд куб. м, к 2025-му – 1,107 трлн куб. м. При этом экспорт газа может вырасти почти в три раза: с 146 млрд кубов до 438 млрд. Основной прирост экспортных возможностей должен дать сжиженный природный газ (СПГ), который обгонит трубопроводные поставки. Если сейчас почти 70% экспортируемого газа идет по трубопроводам, то к 2050 году соотношение изменится: 55% газа будет доставляться в сжиженном виде морским транспортом.
Общим как у нефти, так и у газа, согласно стратегии, остается приоритет внутреннего рынка. Главный акцент – нефте- и газохимия. Производство полимеров станет одной из прорывных сфер, в которых Россия обладает неоспоримыми конкурентными преимуществами. Газ, перерабатываемый в этан и сжиженные углеводородные газы (СУГ), послужит сырьем для газохимических производств, крупнейшим из которых должен стать Амурский ГХК, строительство которого к 2027 году должны завершить Сибур и китайская Sinopec. Амурский ГХК будет производить базовые полимеры – полиэтилен и полипропилен. Свое развитие получат и специализированные полимеры с самым широким спектром применения: в строительстве (как конструкционный материал, дополняющий и заменяющий сталь), медицине, космических разработках и т. д.
Именно полимеры могут стать той отраслью, которая поможет России «обойти на повороте» технологически развитые страны. Именно в этой сфере содержатся неисчерпаемые перспективы для прикладной реализации научных разработок, а значит, мировая полимеромания не за горами. Удерживать позиции на традиционных и очень важных для России рынках нефти и газа, безусловно, важно. Но важно и то, что у страны есть понимание того, куда движется технологический прогресс и как она может использовать свои естественные конкурентные преимущества в этом новом – технологическом – измерении конкуренции.