А правда, как они будут стареть? Только ради того, чтобы на это посмотреть, я готов вести здоровый образ жизни и пожить подольше. Мне это безумно интересно. Как это произойдет в новом, нашем, здешнем и сегодняшнем мире? Обычно принято считать, что молодые к какому-то возрасту способны «перебеситься».
И от сегодняшних молодых ждут, что они рано или поздно перебесятся. Так, как в свое время перебесились, например, хиппи. Оставив пробоину в огромном звездолете сциентистских мечтаний 1960-х, хиппи, эти носители на самом деле жутчайшей архаики, затем становились благоразумными яппи, втихаря покуривая травку на корпоративах или в узком кругу и совершая нечастые набеги на концерты своих потолстевших и оплешивевших рок-кумиров. Хиппи превратились в яппи, кстати, в бизнесе даже более отмороженных, чем их старшие и более консервативные коллеги.
Так было еще в конце прошлого века. А значит, есть надежда на то, что и сегодняшние тоже перебесятся. Разумеется, останется какой-то небольшой процент «питеров пэнов», которые затем превращаются в молодящихся теток и дядек в шортах, с возрастом не особенно умнеющих. Основное же число молодых в прежние времена как-то успокаивалось, избавлялось от дурацких иллюзий, разочаровывалось в пошлых и продажных гуру, притаскивало свои уставшие души в уютные или не очень квартирки и офисы. Так бывало всегда. Жизнь брала свое. Возможно, и в наши дни случится то же самое. Все перемелется, взрослые и зрелые благополучно переболеют молодостью. Но что-то меня тревожит. Что-то заставляет меня предполагать, что все может случиться иначе.
Сегодня, как мне кажется, под угрозой находится сама инфраструктура взросления. В ближайшее время, боюсь, изнуренным молодостью, уставшим, исцелившимся от этой дури душам будет негде приткнуться. Совсем скоро уже не найдется институционной инфраструктуры для людей, по духу и букве взрослых. Часто, проживая жизнь, человек сталкивается с большими бедами. Очень многих такие беды приводят к настоящей вере, но именно большие, традиционные религии, способные порождать свою версию повседневности, стремительно дискредитируются.
Это уже не ползучая секуляризация, о которой ученые говорят последние триста лет. Это уже самый настоящий антикрестовый поход. Уже создается антирелигиозный мейнстрим, атмосфера нетерпимости к религии и религиозности. Градус антирелигиозной истерики совсем скоро может обернуться вполне себе жесткой нормативностью и дисциплинарностью. И не нужно возражать, говоря о том, что такое невозможно. Возможно. Последние двадцать лет очень расширили горизонт возможного. Буквально на наших глазах интернет из пространства свободы и даже воли с анархическим привкусом превратился в жестко дисциплинарное, нормативное пространство с цензурой, которая и не снилась государствам, которые на поверку оказались – даже самые авторитарные из них – белыми и пушистыми, просто детьми в области запретов, промывки мозгов и прочего подобного.
Раньше повзрослевший человек мог принести свою уставшую душу в рабочий коллектив, на работу. Работа, в старом и пока еще сегодняшнем понимании, это то, что умеет сообщать простому человеку эдакий операционный, карманный смысл его жизни, его земному существованию.
Работа – это еще и прекрасный социальный быт с многочисленными радостями, праздниками, даже уютом. И именно институт работы сносится сегодня. В лучшем случае офисный и иной пролетариат обращается в бесправных прекариев, а в худшем случае – в еще более бесправных и никому не нужных фрилансеров, которые обязательно растают и растворятся в собственном соку.
В итоге – куда будущим взрослеющим притаскивать побитых жизнью и разуверившихся самих себя? В какие гавани можно будет пристать этим утлым, истерзанным бурями в стакане воды суденышкам? Семья? Но и сам институт семьи методично сносится. Идет разъятие семьи, ставится под вопрос сама возможность семьи. Не удастся и социально поспать. Человеку сегодня уже сложно выпасть из перманентного массовидного состояния. Он уже по уши увяз во всех этих «Инстаграмах», «Телеграмах», ВК и «Фейсбуках». Сегодня особенно молодой человек пребывает в состоянии постоянной социальной бессонницы.
Помните такой любопытный социальный тип – старые рокеры? Это не просто дядьки, которые вспоминают свою юность и хранят верность всякому такому рокерскому тяжеляку, о котором они вспоминают в выходные и отпускные дни или во время редкого похода на концерт. Есть и такие дядьки, которые зависли между реальностью и придуманным миром. Бродят в старости в косухе, а их седые волосы, собранные в косичку, сразу же переходят в лысину. Они не находят себе места в текущей тактической реальности. Это старые лабухи всех мастей и просто фанаты. Их чаемое и любимое так и не стало профессией, а что-то другое они делать не умеют. Примерно так же, как-то подслеповато, мимо и немного жалко стареют ветераны клубного движения. В нашем городе уже можно встретить и не очень прикаянных, очень возрастных тру-хипстеров.
Вообще у нас впереди, пожалуй, не менее опасное, чем в экономике, массовое банкротство. Банкротство ментальное. Это будет огромная волна частных, приватных психологических банкротств всех тех, кто сейчас пребывает в плену либеральных иллюзий, кто существует в формате тоталитарной секты, которую каждый устраивает себе сам, выстраивая соцсетевой кокон. Реальность вообще беспощадна к сектантам. Она все равно все ломает. Реальность – убийца сектантских песочниц. Так бывало всегда, но раньше это происходило незаметно, как-то само собой.
Боюсь, нынешняя череда банкротств пройдет громко, даже громогласно. Сегодняшний человек явит спектакль (прилюдный) своего личного, частного краха. Сегодняшний осмартфоненный и очень смешной сверхчеловечек обязательно желает обобществить свою частную судьбу, свое частное существование. Он и политизирован сегодня как-то частно и меленько. Ему нечем наполнить свою судьбу. Он уверен в том, что его жизнь изменится, когда изменится фамилия президента. Сегодняшний горожанин уже не умеет иметь дело с длительностью своего частного существования. Ему необходимы флажки. Кто-то должен порезать длительность жизни на порции. Так, как нарезанными сегодня продают хлеб или колбасу.
И время сегодняшнему человеку тоже нужно подавать порезанным на хотя бы электоральные циклы. Все это скрывает одно и самое главное – многим из нас буквально нечем наполнить жизнь. Мы все меньше умеем производить свои или овнутрять чужие цели. Мы перестали быть маленькими фабриками по производству маленьких или больших целей. И все это на фоне отправления бурной жизнедеятельности.
И как будет протекать цепь таких банкротств? Как это будет происходить? Скорее всего, кто-то станет жутким циником. Кто-то куда-то денется, потеряется. Знаете, так бывает, когда человек пропадает, куда-то девается. Мне кажется, уже сегодня стоит задуматься о создании инфраструктуры реабилитации от сегодняшнего морока. Причем методики нужно будет брать в центрах, реабилитирующих людей, вырвавшихся из тоталитарных сект.
Мне кажется, вся эта поствоенная реабилитация будет иметь хорошие шансы на успех, потому что сегодняшний осмартфоненный сверхчеловечек по своей психологии довольно архаичен. Его не научили критическому мышлению или отучили от него. Сегодняшний осмартфоненный сверхчеловечек – это самая настоящая машина веры. Просто сейчас он верит в силу лайка и молится колесу. Да, это пошло, но что поделаешь. Сегодня вообще очень много пошлости. Сегодняшнего человечка можно вернуть в лоно веры. Но будет ли наша церковь готова к приходу новых страждущих? Наша церковь устоит, доживет до этого времени?
Это далеко не праздный вопрос. Сегодня буквально сносится инфраструктура взрослости. Причем это выглядит довольно парадоксально. На самом деле мир стремительно стареет. Молодых даже количественно становится все меньше. Однако именно сейчас происходит какая-то странная и дурная экспансия молодости. Тинейджерский ад, этот тупой драйв абсолютной безмозглости (кстати, еще и очень разрушительной) пытается расползтись, заразить все возрастные группы. И это не столь безопасно, как кажется.
Я думаю, именно сегодня следует думать не о том, как всем преуспеть на ниве омоложения, а как раз крепко задуматься об инфраструктуре взрослости и старости. Нужно обязательно сохранить всю офлайновую культурную институциональную карту – театры, библиотеки, музеи и прочее. Нужно учреждать, инженерить, придумывать субкультуру взрослости и старости. Пока субкультуру, которая со временем должна будет получить шансы стать мейнстримом. Новым мейнстримом. В этой погоне за молодыми гораздо опаснее потерять взрослых.Молодых вообще сложно во что-то вовлечь. Молодые – это еще и машины по производству отчуждения. Просто длится этот праздник недолго. Безусловно, необходимо учиться работать с ними, управлять ими, но их опять нужно загнать в безопасное прежде всего для них самих субкультурное гетто. Иначе беда. Иначе мы утонем в этом дурном варварстве. Кстати, начать можно с введения цензов. Возвращение в формат цензовой демократии просто неизбежно. Сегодняшнего варвара придется загонять в какие-то рамки. И обязательно должны быть именно эйджистские цензы. Сегодня возраст голосования необходимо поднять как минимум до 25 лет. Это самый минимум. Мне кажется, что идеальный возрастной ценз для голосования – 30 лет. Примерно к этому времени у человека появляются мозги.