«Память о Второй мировой войне является основой современной европейской идентичности», – справедливо сказано в совместном заявлении главного раввина и руководителя еврейских религиозных общин Польши. Но текст этот посвящен словам российского президента, который назвал антисемитской свиньей посла Польши в гитлеровской Германии: «Для нас, евреев, особенно возмутительны манипуляции Путина запиской польского посла в Берлине Юзефа Липского».
Я решил обратиться к первоисточнику и с большим интересом прочитал опубликованный почти сорок лет назад в сборнике документов кануна Второй мировой войны отчет посла Липского министру иностранных дел Беку о своей встрече с Гитлером за несколько дней до Мюнхенского сговора. Про евреев там сказано мимоходом, в конце, где говорится о том, что «после решения судетского вопроса» рейхсканцлер поставит вопрос о колониях: «его осенила мысль о решении еврейской проблемы путем эмиграции в колонии в согласии с Польшей, Венгрией, а может быть и Румынией (тут я ответил, что, если это найдет свое разрешение, мы поставим ему прекрасный памятник в Варшаве)».
Как видим, ни в наличии еврейской «проблемы», ни в ее решении путем изгнания евреев из Польши нынешний главный раввин антисемитизма не усматривает, обвиняя Путина в вырывании фразы Липского из контекста. Конечно же, на 20 сентября 1938 года, когда была отправлена депеша, исторический контекст был не такой, как сегодня, и его необходимо учитывать. До Хрустальной ночи оставалось сорок дней, и об окончательном решении еврейской проблемы речь еще не заходила. Просто в Польше жили евреи, которых было больше трех с половиной миллионов – порядка 10% населения страны. И для Польши это было проблемой: конечно же, без всякого антисемитизма и свинства.
Лидеры современного польского еврейства пожелали российским властям честности – с учетом того, что «СССР начал войну как союзник Германии, чтобы позже превратиться в ее главную жертву». Забавно, что эта фраза точнее всего описывает судьбу их страны, ведь военные действия на континенте начались с того, что Германия и Польша при покровительстве Англии и Франции расчленили Чехословакию.
Может быть, объяснение в том, что аннексия была санкционирована международным сообществом? Или в том, что Чехословакия не сопротивлялась? Но когда Красная армия в 1939 году занимала Польшу, сопротивления и она почти не встречала: боевые действия поляки вели только против гитлеровцев, а на русском фронте маршал Рыдз-Смиглы отдал приказ отступать, с большевиками не сражаясь, – и Советскому Союзу, в отличие от гитлеровской Германии, войны почему-то никто не объявлял.
В том же сборнике предвоенных документов депеше Липского предшествуют четкие директивы Бека: «Правительство Польской Республики констатирует, что оно, благодаря занимаемой им позиции, парализовало возможность интервенции Советов в чешском вопросе в самом широком значении (...) Чехословацкую Республику мы считаем образованием искусственным, удовлетворяющим некоторым доктринам и комбинациям, но не отвечающим действительным потребностям и здравым правам народов Центральной Европы». Формулировка совершенно замечательная: в ее контексте можно констатировать, что раздел Польши Гитлером и Сталиным и сегодня отвечает действительным потребностям и здравым правам народа свободной Украины, оказавшегося его конечным бенефициаром.
История напоминает палимпсест – переписанный пергамент, на котором давно выскоблили текст, впервые появившийся на коже многократного использования. Но ничто на земле не проходит бесследно, как справедливо констатирует известная песня. Поэтому готтентотское моральное негодование в еврейском исполнении выглядело бы более чем комично, если бы не было так дико. «Так не шейте ж вы ливреи, евреи!» – безуспешно призывал Галич, вряд ли представляя, что материалом для них могут послужить даже робы узников Освенцима.
Память о Второй мировой является основой современной европейской идентичности в очень разных изводах. Скажем, в оппозиционной среде принято смеяться над тем, что главным событием нынешнего года президент объявил 75-летие Победы. Основой идентичности части нашей прогрессивной интеллигенции становится ее разоблачение. Причем этому тренду не шесть послемайданных лет, а как минимум пятнадцать, которые я насчитал с публикации в петербургском выпуске «Новой газеты» программных размышлений поэта Юрия Колкера. Они более чем примечательны:
«Победа (в той форме, в какой она была подана советской пропагандой и запала в души миллионов) парализовала творческую волю народа-победителя, почившего на сомнительных лаврах. Спросят: что ж, лучше было бы поражение? Страшно вымолвить, а приходится: да, лучше. Произносим это, внутренне содрогаясь, в полном сознании того, что фантазия получается жуткая, что нас камнями закидают (и что история не знает сослагательного наклонения), но также в сознании, что эта фантазия – необходима и целительна.
Вообразим на минуту: все кончено к сентябрю, к октябрю 1941 года. Советская власть рухнула. Сталин из Москвы бежал (и тотчас всем стало ясно, кто он такой). ГУЛАГа нет. Есть оккупация – унизительная, отвратительная, но временная, как во Франции, да и не вся страна оккупирована. «Независимость и величие России», совершенно как «независимость и величие Франции», о которых из Лондона твердил де Голль, подразумеваются – и через несколько лет, после победы союзников, восстанавливаются. Заметьте: России, не СССР.
Социалистическая химера, не подкрепленная победоносным оружием, забыта; еще жив Милюков, жив Керенский («сердце народное», по словам Куприна), живы миллионы людей, знавших Россию настоящую; еще можно ее вернуть к жизни. Поскольку кровопролитие кончилось быстро, то – вообразите на минуту! – 26 из 27 миллионов убитых в этой войне на стороне СССР – уцелели. (Евреев не обсуждаем, мы ведь о благе всей России фантазируем. Горький опыт говорит, что еврейской крови при любом раскладе прольется больше.) Утопия продержалась у власти всего 24 года, а не 73. Опустошительный коммунистический миф рассеялся навсегда. Помрачение прошло.
Случись так, сейчас Россия была бы богатой, процветающей, культурной страной, осудившей свое позорное прошлое, отрезвленной военной неудачей. Страной демократической, а не охлократической, как сегодня».
Удивительный персонаж: даже не знаешь, смеяться или плакать над его строчками. Но симптоматично, что ради гипотетического блага всей России он готов задним числом пожертвовать жизнями своих соплеменников. Двуногих тварей миллионы – для него лишь орудие исправления мира. Сегодня прогрессивные интеллигенты, мечтающие об очередной прекрасной России будущего, твердят, что им стыдно быть русскими. В 1944 году еврейка Ханна Арендт написала: «Уже много лет мне встречаются немцы, которые признаются, что им стыдно быть немцами. И всякий раз я испытываю соблазн ответить им, что мне стыдно быть человеком».