ВЗГЛЯД: Многие, в том числе и многие из тех, кто считает Лимонова большим писателем, скептически относятся к его политической деятельности. По-вашему, можно ли видеть в нем серьезного политика?

У нас отдаление интеллектуалов от «настоящего» народа тоже ощущается все более и более отчетливо

Эммануэль Каррер: Мне кажется, что главная жизненная цель, которую поставил перед собой Лимонов, заключается не в том, чтобы быть политиком или писателем. Его цель – быть героем. Прожить такую жизнь, о которой он мечтал, будучи маленьким мальчиком. Быть верным такому пути. Я думаю, что этой цели он достиг. Я не склонен относиться к политической деятельности Лимонова слишком серьезно. Его успехи и неудачи в политике, его попытки быть радикальным политическим деятелем интересуют меня не сами по себе, а как часть выполнения этой программы – прожить жизнь героя.

ВЗГЛЯД: Когда наблюдаешь за деятельностью Лимонова, возникает впечатление, что он как бы завис в некой неопределенной точке между двумя целевыми аудиториями: простым народом, к которому он всегда хотел быть близок, и интеллектуалами, которые, как и он, в последнее время пытаются проявлять революционную активность. Есть ли в современной Европе нечто подобное этому русскому социальному водоразделу, по одну сторону от которого – народ, а по другую – «чистая» публика?

Э. К.: Нечто подобное есть. Хотя, конечно, это разделение укоренено у нас не столь глубоко, как в России. В России то, о чем вы говорите, имеет очень давнюю историю. В XIX веке об этом велись жаркие споры, вся русская литература так или иначе затронута этой проблематикой. Если говорить, например, о Франции, то там ситуация, конечно, иная. Но, тем не менее, у нас отдаление интеллектуалов от «настоящего» народа тоже ощущается все более и более отчетливо.

ВЗГЛЯД: Одна из любимых идей Лимонова – неизбежность революции, которая рано или поздно должна произойти в Европе. По-вашему, насколько эта идея соответствует реальному положению вещей?

Э. К.: Не знаю. Очевидно, что какие-то протестные настроения у нас присутствуют. Очевидно, что власть принадлежит рыночным структурам и финансовой олигархии. То есть тем, кого никто не выбирал. И такое положение вещей, разумеется, не имеет ничего общего с демократией. Наши правительства делают все, что могут, но могут они очень немного – почти всю власть они утратили. Поэтому у многих людей появляется ощущение, что от них ничего не зависит, что демократия перестала быть демократией, что она превратилась в маскарад. Так что, возможно, в Европе действительно имеет место нечто вроде предреволюционной ситуации. Но что за этим последует, я понятия не имею. В отличие от Лимонова, я не считаю себя политическим мыслителем.

ВЗГЛЯД: Один из бывших соратников Лимонова, философ Александр Дугин, утверждает, что сейчас в Европе многие увлекаются евразийством, интересуются православием и чуть ли не склоняются к мысли о союзе с Россией против Америки. Замечали ли вы что-то подобное?

Э. К.: Люди, которым близки такие настроения, действительно есть, и сейчас они нередко принимают ислам. Однако лично я предпочел бы находиться под властью Америки, нежели под властью кого-то вроде Дугина или Лимонова. Все-таки я принадлежу к западной демократической цивилизации. Я знаю, что многие считают ее истощенной, уставшей, утратившей идеалы. Может быть, все это и так. Но она моя!

ВЗГЛЯД: Ваша книга будет издана во многих странах, ее переведут более чем на 20 языков. Как вы думаете, сделает ли это Лимонова всемирно знаменитым или по крайней мере более известным в мире, чем сейчас?

Э. К.: Думаю, что да. Процесс уже запущен. Во Франции многие его книги, старые тиражи которых уже давно закончились, сейчас издаются заново. То же самое, по-видимому, начинается или уже началось в Италии и в Германии. Поэтому ответ на ваш вопрос утвердительный. И я счастлив, что это так.

ВЗГЛЯД: Ваша книга дает читателю представление не только о герое, но и об авторе, то есть о вас. Согласны ли вы с тем, что ваш взгляд на Лимонова отражает особенности вашей родной парижской среды – наверное, в равной степени интеллектуальной и буржуазной?

Э. К.: Да, конечно! Я это признаю, более того, я это подчеркиваю. Каждый из нас сформирован своей социальной средой, что бы она собой ни представляла. Единственное, что вы можете, – это осознать данный факт. И если вы его осознаете, то, возможно, ваша внутренняя зависимость от вашей среды станет чуть меньше. Но я думаю, что этот феномен, то есть социальную предопределенность нашего развития, надо просто принимать как данность. Претендовать на то, чтобы освободиться от этой предопределенности, – самообман, заблуждение. Другое дело, что вы можете попытаться понять, откуда вы происходите, с каких позиций вы говорите.

ВЗГЛЯД: Именно это вы и попытались сделать в «Лимонове»?

Э. К.: Да. Ведь «Лимонов» – это книга о человеке, который, будучи, как и все мы, продуктом своей среды, на протяжении всей жизни преодолевал свой бэкграунд, выходил за его рамки. И добился на этом пути больших успехов, уйдя от своей первоначальной среды настолько далеко, насколько это вообще возможно. Жизнь каждого из нас ограничена двумя точками: вот здесь ты родился, а здесь умер. В моем случае расстояние между этими точками будет, видимо, незначительным. А в случае Лимонова оно огромно, и это меня восхищает. Соображения о себе, которые я высказываю в книге, и особенно соображения социального порядка, связанные с тем, о чем мы говорим сейчас, – это нечто из области элементарной честности перед читателем. Но это одновременно и часть повествования о Лимонове: рассказывая его историю, я одновременно создаю свой собственный автопортрет.

#{interviewcult}ВЗГЛЯД: Можете ли вы сказать, что знакомство с Лимоновым и работа над этой книгой как-то вас изменили?

Э. К.: Надеюсь, что это так. Вообще говоря, каждая книга, которую ты пишешь, о чем бы она ни была, что-то в тебе меняет. Здесь работает принцип, о котором я уже сказал: чем больше ты осознаешь свои границы, тем более свободным ты становишься. Работа над книгой о Лимонове дала мне возможность присмотреться не только к нему самому, но и к большому отрезку времени, к тому, что происходило на протяжении более чем 50 лет и чему я сам был свидетелем. Я попытался проанализировать свое понимание фактов, которое часто было неверным, свои ошибки. Это не значит, что в будущем я обязательно стану понимать происходящее лучше. Но если говорить о неком результате, то я бы сказал, что мне удалось несколько изменить свой взгляд на историю, свое понимание того, что она собой представляет. Ведь мы: я и большинство моих сограждан, относящихся к той же возрастной категории, что и я, – всегда жили так, что наша жизнь была очень далека от истории.

ВЗГЛЯД: Что вы имеете в виду?

Э. К.: Я имею в виду, в частности, что мы никогда не были на войне, мы всегда были защищены. Разумеется, я не жалуюсь на это, лишь констатирую. А еще, говоря о Лимонове, ты сталкиваешься с совершенно особой системой ценностей и с особой идеей судьбы. Конечно, кто-то может считать его фашистом. Но на первый план здесь может выйти и совершенно иной аспект, а именно вопрос о том, что значит быть мужчиной, что такое мужские правила и мужские ценности. Ответы, которые дает на эти вопросы Лимонов, кажутся мне в какой-то степени детскими. Но, с другой стороны, эти ответы меня по-своему восхищают, поскольку в них Лимонов очень витален и смел.