Вечером 23 ноября были объявлены лауреаты премии «Большая книга». Список их имен не стал неожиданностью и, несмотря на голосовательную систему определения победителей, произвел впечатление концептуального выбора.
Я ведь живой человек, я переживал за всех своих героев. Поэтому тут, конечно, присутствует некий художественный момент
Первое место занял сотрудник «Российской газеты», критик, историк литературы и беллетрист Павел Басинский с книгой «Лев Толстой: Бегство из рая». Многие прочили ей успех с самого начала сезона, учитывая, что 2010-й – юбилейный толстовский год (речь, напомним, идет о столетии со дня знаменитого предсмертного ухода Толстого из Ясной Поляны – события, которому и посвящена книга Басинского).
Второе место досталось еще одному фавориту сезона Александру Иличевскому, автору романа «Перс», центральной фигурой которого является Велимир Хлебников, а третье – победившему в сетевом читательском голосовании «Большой книги» Виктору Пелевину, чей роман «t» опять-таки построен на образе Толстого, хоть и своеобразно истолкованном. В особой номинации «За честь и достоинство» почтили Антона Чехова, которому в этом году исполнилось 150 лет.
После церемонии объявления лауреатов, которыми, таким образом, как бы оказались три русских классика, с газетой ВЗГЛЯД побеседовал удостоившийся первого места Павел Басинский.
ВЗГЛЯД: Павел Валерьевич, только что вы получили самую крупную литературную премию страны. Есть ли у вас ощущение победы, большой жизненной и творческой вехи?
Павел Басинский: Дело в том, что в связи с «Бегством из рая» мне, в общем, хватило внимания еще до премии. Многие ко мне обращались, было много интервью. Поэтому к премии я отношусь как к бонусу. Писатель не должен ждать премий. Выпало – радуйся, не выпало – живи дальше и не переживай.
ВЗГЛЯД: Когда вы писали «Бегство из рая», был ли у вас образ некого идеального, предельно строгого и компетентного читателя, такого, каким мог бы выступить, скажем, один из участников описываемых вами событий?
П. Б.: Безусловно, я чувствовал за своей спиной дыхание Валентина Булгакова и Душана Маковицкого, равно как и сыновей Толстого, и его дочерей, оставивших свои воспоминания и дневники. И уж, конечно, ощущал проницательный взгляд Софьи Андреевны. Она была очень умной женщиной, аналитически умной. Она видела людей насквозь. Но если говорить о читателе, то я в какой-то момент понял, что книга будет больше нравиться женщинам, чем мужчинам. И не ошибся.
ВЗГЛЯД: Вы прослеживаете уход Толстого еще и как медийную, газетную историю. Трудно ли было это сделать, собрать все материалы, тексты из выпусков периодики за соответствующие месяцы?
П. Б.: Я просто сидел в химкинском филиале Государственной библиотеки и читал подшивки газет. Я это место давно знаю и очень люблю, я читал там газетную критику еще в то время, когда занимался ранним Горьким. Я вообще очень люблю газеты начала прошлого века. Это отдельная культура, совершенно потрясающая. Газет тогда уже стало очень много, медийное пространство было насыщено и даже перенасыщено, но у корреспондентов сохранялась еще какая-то культурность, какая-то стеснительность. Еще не возник институт папарацци, он только начал возникать.
ВЗГЛЯД: Недавно состоялась премьера фильма Майкла Хоффмана «Последнее воскресение», посвященного событиям, предшествовавшим уходу Толстого из Ясной Поляны. Если считать, что картина представляет собой вклад в популяризацию толстовской темы на Западе, то нуждается ли она в популяризации такими средствами? Все-таки Толстой – в числе двух–трех русских классиков, которых там, слава Богу, и так знают и признают.
П. Б.: Наверное, это все-таки имеет смысл. Там ведь тоже появляются новые поколения, молодые люди, которые, может быть, Толстым вовсе не интересуются. Вдруг фильм их привлечет?
ВЗГЛЯД: То есть вы не считаете картину профанацией?
П. Б.: Нет, это не профанация. Это мелодрама, построенная вокруг темы ухода, – красивая, добрая. Она вызывает в людях хорошие чувства. Толстой бы это одобрил – все, что вызывало хорошие чувства, ему нравилось.
#{interviewcult}ВЗГЛЯД: А если представить себе, что кто-то, не задумываясь, поверит в ту версию событий, которая дана у Хоффмана, и решит, что все так и было на самом деле? Такое восприятие, кстати, по нынешним временам очень вероятно.
П. Б.: Понимаете, если показывать все так, как оно было на самом деле, то это, боюсь, будет фильм-шок, потому что ситуация в Ясной Поляне была очень тяжелая. Софья Андреевна была больна, это не секрет, а Толстой был доведен до абсолютного отчаяния. И, главное, все были по-своему правы, и никто никому уступать не хотел. Даже скорее Толстой был готов всем уступать. Может быть, ему надо было вести себя более волевым образом. О чем можно было бы снять более правдивый фильм? О скандалах, которые там происходили? Знаете, все-таки причины толстовского ухода – это одно, а сам уход – другое, он все равно величественен. Да, старик бежит, он не знает, где ему спрятаться, и все равно это великий уход. Я вот недавно посетил станцию «Лев Толстой», бывшее «Астапово», и представил себе: самый знаменитый писатель мира, который мог бы быть очень богат, уехал и умирал вот здесь... В этом есть что-то совершенно потрясающее. Какой это месседж людям успешным, преуспевающим, знаменитым, тем, которые абсолютно уверены в себе! Которые забывают о том, что есть Бог, что есть сирые и убогие, есть страдание. Толстой своим уходом и смертью все время напоминает нам об этом. От сумы, от тюрьмы и от дороги дальней не зарекайся.
ВЗГЛЯД: Один известный писатель и критик отозвался о «Бегстве из рая» так: Басинский любит в этом сюжете мысль семейную, а я бы любил в нем мысль народную. Верно ли все же признавать, что уход Толстого был не только бегством из семейного тупика, но и попыткой приблизиться к народу?
П. Б.: Да, это верно. В первой главе моей книги есть часть, специально посвященная этой стороне вопроса. Толстой действительно хотел слиться с народом, это было его сокровенной мечтой. Нам, может быть, трудно в это поверить, но это было абсолютно искреннее и страстное желание. Он хотел быть простым мужиком. Конечно, для человека, который все-таки был барином и владел тремя языками, который прочел такое количество книг и, наконец, был настолько известен, подобное превращение было невозможно. Но Толстой этого как будто не понимал. До последнего верил, что сможет последовать своему замыслу. Ведь он неслучайно написал «Посмертные записки старца Федора Кузьмича». Это, между прочим, одно из ключевых и интимнейших его произведений. Напомню, речь там идет, в соответствии с известной легендой, о том, что царь Александр I на самом деле не умер, а сымитировал свою смерть и живет в Сибири, будучи известен как старец Федор Кузьмич. Толстого это чрезвычайно увлекало, как и вообще идея имитации самоубийства. Этот мотив возникает в его произведениях постоянно – можно назвать «Живой труп», а также другие, менее известные вещи. Для Толстого было бы идеально, если бы все думали, что он умер, а он бы сбежал из Ясной Поляны и жил бы где-нибудь в избе.
ВЗГЛЯД: Как вы думаете, каков итог вашей работы – книга закрывает тему или скорее ставит новые вопросы? Это точка или многоточие?
П. Б.: Это определенно не точка. Скорее попытка в концентрированной форме рассказать о том, что произошло, собрать материал и структурировать его. Ну и, разумеется, высказать какие-то свои суждения – я ведь живой человек, я переживал за всех своих героев. Поэтому тут, конечно, присутствует некий художественный момент – не вымысел, но авторское отношение к происходящему. Хотя я всячески себя сдерживал. Точка? Да нет, с этой ситуацией можно разбираться бесконечно. Факты известны всем. Вопрос в том, как их понимать. Почему Толстой поехал в монастырь? Что произошло в Шамордине? Иногда какая-то деталь, вроде бы известная, может перевернуть наше представление о том, что случилось.
ВЗГЛЯД: И все же ваша книга, очевидно, закрывает определенную лакуну в литературе о Толстом, имевшуюся до сих пор.
П. Б.: 50 лет назад вышла книга Бориса Мейлаха «Уход и смерть Льва Толстого». Была также книга Валентина Булгакова «Л. Н. Толстой в последний год его жизни», были мемуары, дневники, воспоминания. Была книга Владимира Черткова «Уход Толстого», но ей как раз не очень-то можно доверять, даже совсем нельзя. Скорее нужно внимательно изучать переписку Черткова с Толстым.
ВЗГЛЯД: Если бы вы каким-то чудом перенеслись на 100 лет назад, скажем, в 1909-й или 1910-й, попытались бы вы встретиться с Толстым, зная, насколько он устал от посетителей?
П. Б.: Интересный вопрос. Я иногда об этом думаю. Я был бы счастлив поговорить с Толстым. Но нет, я не пошел бы к нему как ходок, зная, как тяжело было ему отвечать на все эти бесконечные вопросы, притом что по своему характеру и по своим убеждениям он не мог этого не делать. Он не мог отталкивать людей и, несмотря ни на что, старался быть благодушен, вежлив, тактичен, выслушивал всех. И что же, еще добавлять ему нагрузки? Но, с другой стороны, отчасти именно так к нему пришел Валентин Булгаков (правда, потом ему уже Чертков содействовал, но сначала-то он просто так явился). И Горький, еще никому не известный, тоже так пришел, хотя Толстого не застал. Как бы то ни было, поговорить с Толстым было бы безумно интересно.