Кадровая политика Трампа не может не беспокоить главу майданного режима Владимира Зеленского и его серого кардинала Андрея Ермака. И они не будут сидеть сложа руки, ожидая, когда их уберут от власти по решению нового хозяина Белого дома. Что они будут делать?
5 комментариев«Толстой – это большой ребенок»
Павел Басинский: Толстой – это большой ребенок
«Эта книга написана не столько для мужчин, сколько для умных и чутких женщин. Почему-то мне кажется, что они должны рыдать, читая историю конфликта Льва Николаевича и Софьи Андреевны», – рассказал газете ВЗГЛЯД о своей новой книге «Лев Толстой: Бегство из рая» писатель Павел Басинский.
В ноябре исполняется сто лет со дня смерти Льва Толстого. Писатель и критик Павел Басинский выпустил книгу «Лев Толстой: Бегство из рая», посвященную знаменитому предсмертному уходу классика из Ясной Поляны. В интервью газете ВЗГЛЯД автор рассказал о своем открытии Толстого и о том, кому адресована книга.
Павел Басинский в романе пытается реконструировать события, приключившиеся с Толстым
ВЗГЛЯД: В вашей книге есть некая остросюжетность: с одной стороны, отслеживается предпринятая Толстым попытка скрыться, с другой – проводится как бы расследование семейной и духовной подоплеки знаменитого ухода. Какую основную задачу вы ставили перед собой? Сделать книгу увлекательной?
Павел Басинский: Я, прежде всего, ставил себе задачу не испортить материал. Он сам по себе настолько увлекателен, что голова кружится от волнения, когда с ним соприкасаешься. Но, разумеется, есть и писательские «штучки», к которым я прибегал, чтобы книга читалась с нарастающим интересом. Если уж совсем откровенно: эта книга написана не столько для мужчин, сколько для умных и чутких женщин. Почему-то мне кажется, что они должны рыдать, читая историю конфликта Льва Николаевича и Софьи Андреевны. Эта такая пронзительная семейная история!
ВЗГЛЯД: Как бы вы определили жанр книги? Хроника бегства, то есть как бы план «настоящего», чередуется в ней с описанием более ранних событий, как часто бывает в романах... Это документальный роман? Биография? Большое эссе?
П.Б.: Только не эссе! Гениальное эссе об «уходе» уже написано Иваном Буниным – «Освобождение Толстого». Я люблю эту книгу, но, приступая к работе, я принципиально отмел этот жанр, этот метод – свободного размышления о Толстом. Я отметаю все версии «ухода», и глупые, и умные, и красивые. Для меня здесь нет разницы – Ленин с его революционными глупостями или Бунин с его философскими «умностями». Я просто иду за Л. Н., за Софьей Андреевной, их детьми, Чертковым, всех их крайне внимательно слушаю, всем даю высказаться и пытаюсь понять логику их поведения в каждой конкретной ситуации. И не только умом понять, но, простите за банальность, сердцем. В этом смысле – это, да, мой роман. Роман с этими сложными героями.
ВЗГЛЯД: Работая над книгой, вы систематизировали факты, о которых уже имели представление, или было что-то, что вы открыли для себя впервые?
П.Б.: Я все открывал для себя впервые. Когда я погрузился в материал, мне даже смешно стало: каким я был раньше невеждой, если вот это и вот это не понимал, об этом не догадался. Ведь вроде бы все так очевидно! Это была какая-то бесконечная череда открытий. Может быть, потому книгу и интересно читать, что мне было жутко, до озноба интересно ее писать.
Автор хотел, чтобы в его романе не было откровенных «ляпов» и глупостей (обложка книги) |
ВЗГЛЯД: Ваша книга, по сути, – психологический портрет Толстого. Что в его психологическом облике оказалось для вас наиболее интересным и удивительным?
П.Б.: Господи, да все, решительно все! В жизни Толстого не было ничего лишнего, случайного. Это какое-то совершенное произведение жизни. Даже занудность иных философских рассуждений Л. Н. удивительна, потому что это упрямство Великого Ребенка. Он берет вещь и переставляет ее на другое место. «Зачем ты это делаешь?!» – кричите вы и возвращаете вещь на место. А он опять и опять переставляет. А потом вы вдруг понимаете, что он прав, прав! Здесь этой вещи самое и место. Так и в жизни Толстого. Вот он стал отрицать охоту. Почему? Был же когда-то сам охотником. А он объясняет. Понимаете, говорит он... Вальдшнеп, когда весной летит, он летит к невесте. У него брачный период. А вы поднимаете ружье и убиваете ослепленного любовью жениха, когда он в слепоте своей любви летит прямо на вас. И кладете его труп в ягдташ.
Нет, это был просто феноменальный человек, удивительный Большой Ребенок!
ВЗГЛЯД: Правильным ли будет вывод, что в момент ухода Толстой действовал скорее как жертва обстоятельств, чем как поборник той или иной жизненной и этической позиции?
П.Б.: Конечно, вне сомнений! Именно сцепление семейных обстоятельств и привело к этому уходу. Он знал, что не должен уходить, что это будет очень жестокий поступок по отношению к жене. Но не мог не бежать. Об этом как раз и книга.
#{interviewcult}ВЗГЛЯД: Вы уже можете оценить реакцию на книгу? Как к ней отнеслись, с одной стороны, специалисты, а с другой – потомки Толстого?
П.Б.: Написав книгу, я послал рукопись Владимиру Толстому, директору музея-усадьбы «Ясная Поляна», праправнуку писателя, и Тамаре Бурлаковой, заместителю директора Государственного музея Л. Н. Толстого по научной части. Зачем? Кроме того, что я очень ценю мнение этих людей, я этически не мог бы напечатать книгу о прапрадедушке и прапрабабушке Толстых, об истории самых интимных, самых драматических их отношений, не заручившись, по крайней мере, согласием прямых потомков. Для меня это ясно, как Божий день. Хотя, возможно, другие исследователи меня не поймут, скажут: ну какое нам дело до этих потомков?! Владимиру Толстому книга моя понравилась, и я этому очень рад. Одобрение Тамары Бурлаковой было для меня не менее важно. Я не должен дезинформировать читателя, я должен быть уверен, что в моей книге нет откровенных «ляпов» и глупостей. И что она адекватна своей теме.
А реакция простых читателей вроде бы хорошая. Рейтинг у книги высокий. Меня это, конечно, радует.
ВЗГЛЯД: В аннотации к книге написано, что это – не ваша версия событий, а их живая реконструкция. Но мне все же кажется, что в книге присутствует и ваш сугубо субъективный взгляд, то есть можно говорить о «Толстом глазами Басинского». Или я не прав?
П.Б.: Ох, боюсь я этих слов: «мой Пушкин», «мой Толстой»! Хотя, конечно, моими глазами. Важно – какие глаза? Наглые и самоуверенные или чуткие и внимательные.
ВЗГЛЯД: В книге периодически упоминаются популярные мифы о личности и жизни Толстого, искажающие биографическую реальность. Какие из них, по-вашему, являются самыми расхожими и самыми, если можно так сказать, вредными?
П.Б.: Злой миф о том, что Толстой якобы распутничал в Ясной Поляне и имел много внебрачных детей. Это неправда. Был единственный ребенок, рожденный до брака с Софьей Андреевной. Жене Толстой ни разу не изменил. Это так же верно, как и то, что его жена ни разу не была за границей.
Отвратителен миф о якобы лицемерии, актерстве Толстого. Дескать, попашет, покосит, а потом в барский дом книжечки почитывать и наслаждаться. Нам даже трудно представить, до какой степени страдал этот крайне чувствительный ко всему человек от своего якобы «барства», как он искренне мечтал стать самым простым мужиком.
Много мифов! Я их даже не опровергаю. Это бессмысленно. Я пытаюсь показать, как было на самом деле.
ВЗГЛЯД: Бегство Толстого пристально отслеживалось газетами. Как сам Толстой относился к действиям журналистов, и как относилась к ним его семья?
П.Б.: Толстой газеты не любил, но читал их (кстати, ценил «Новое время» Суворина). Софья Андреевна пристально следила за газетами, особенно после ухода мужа. Газеты сыграли большую роль в истории конфликта. Но это было неизбежно. Начало века – это уже новое медиапространство, весьма похожее на нынешнее.
ВЗГЛЯД: Ездили ли вы сами по маршруту толстовского бегства, соблюдая последовательность посещенных им мест, или такой опыт малоосмыслен потому, что за сто лет все слишком сильно изменилось?
П.Б.: Нет, не ездил, и это принципиально. Это был бы совсем другой тип исследования. Этим занимается (и плодотворно!) писатель Владимир Березин. У меня был сугубо «книжный» подход. Источники, источники... Хотя я неплохо знаю Ясную Поляну, бывал там множество раз. Но здесь я погружался в тексты, а не в ландшафты и материальную обстановку. Визуальные впечатления часто сбивают фокус зрения, тем более что, да, за сто лет многое изменилось. Мне было важно показать, как это было. Тогда было, а не сейчас.