Писатель Дина Рубина честно признается: большинство читателей ее книг живут в России, хотя ее родина уже двадцать лет – Израиль. И ее приезда из Иерусалима в Петербурге и Москве всегда ждут с особенным нетерпением: это не только встречи с читателями и поклонниками, но, главное, всегда презентация новой книги.
Получился очень непростой роман, самый сложный из всего, что мной написано
Нынешний приезд писательницы совпал с выходом ее нового романа «Синдром Петрушки».
ВЗГЛЯД: Дина Ильинична, ваш новый роман «Синдром Петрушки» производит впечатление не отдельного произведения, а последней книги трилогии, начавшейся «Почерком Леонардо» и «Белой голубкой Кордовы». Действительно ли эти романы объединяет одна авторская мысль?
Дина Рубина: Теперь я сама отвечаю на этот вопрос достаточно уверенно: действительно, получилась некая тема, которая связала три романа. Можно назвать ее «двоящаяся реальность, двойственность». В «Почерке Леонардо» эта иллюзорная, вторая реальность была в зеркалах, отражениях, другом пространстве. В «Белой голубке Кордовы» это реальность искусства и «отражение» искусства – подделки. А в «Синдроме Петрушки» это противопоставление живого и неживого, куклы и человека. И теперь у меня такое чувство, что тема, которая долгое время меня завораживала, интриговала, наконец-то исчерпана.
ВЗГЛЯД: Тема «второй реальности» – это лейтмотив, скорее, современной постмодернистской литературы. Вашу же прозу обычно относят к реалистической...
Д.Р.: Меня нельзя назвать реалистом или постмодернистом – не люблю эти «обозначения». В творчестве любого писателя затрагиваются разные темы. Почему, например, «Черного монаха» Чехова нельзя назвать «вхождением в иную реальность», хотя традиционно мы называем Чехова реалистом? Но у него не было иного способа рассказать о психическом отклонении, продуктом которого является иллюзия, галлюцинация. И если мой герой, предположим, будет наркоманом, я просто обязана буду изобразить его состояние, его галлюцинации. И дело не в реализме, постмодернизме или иных «измах» – это законы художественного творчества.
«Синдром Петрушки» - своеобразное завершение трилогии, в которую также вошли «Почерк Леонардо» и «Белая голубка Кордовы» (обложка книги) (Фото: пресс-служба РДЦ ООО "СЗКО") |
ВЗГЛЯД: Главные герои вашей трилогии – люди неординарные, талантливые. Талант – это всегда отклонение от нормы?
Д.Р.: Я знаю множество талантливых людей, которые существуют в обществе, не слишком отличаясь от обычного светского круга. Но есть такие темы, такие грани таланта, которые требуют такого глубокого погружения, что личность человека получает некий «крен». Талант завладевает душой, всей натурой и диктует ей свои законы.
ВЗГЛЯД: Ваша проза всегда удивительно подробна и детальна. Как происходит это «освоение действительности»?
Д.Р.: У меня в «Синдроме Петрушки» есть буквально несколько абзацев о том, как герой проезжает через рождественскую Германию. Чтобы передать подробности и реалии этого места и времени, я вела в Интернете переписку, наверное, пару месяцев, с теми, кто хорошо знает Германию в это праздничное время: какие рождественские домики стоят на площадях, как делают рождественские пряники и глинтвейн, кладут ли в него корицу... Детство и юность героев «Синдрома Петрушки» проходят во Львове: мне пришлось прочитать все об этом городе, о его истории, его жителях, ввязаться в подробнейшую переписку с теми, кто знает Львов, приехать туда... Я просто «щупаю воздух», где будут жить мои герои и где будет происходить действие романа, а потом пишу.
#{interviewcult}ВЗГЛЯД: Герой «Синдрома Петрушки» – кукольник. Для материала романа пришлось общаться с артистами кукольных театров?
Д.Р.: Во-первых, пришлось прочитать множество книг, записок актеров-кукольников, воспоминаний. Но особенно меня потрясла одна встреча. Знаменитый кукольник Ирина Уварова как-то познакомила меня с молодыми актерами-кукольниками, а потом один из них, Леша, повез меня на одну московскую встречу. Но почему-то Ирина Уварова назвала Лешу «наш Петрушка». Естественно, я поинтересовалась у него, почему. После этого вопроса наша поездка по Москве превратилась в невероятную, фантастическую лекцию-концерт об образе Петрушки в мировой культуре: Леша, он же Петрушка, рассказывал о древнейшем персонаже мировых мифологий, о том, какой это невероятный, даже страшный герой. Леша отвлекался от дороги, отрывался от руля автомобиля, размахивал руками, вдохновенно кричал.
Мы полтора часа пробирались через пробки, и тогда я поняла, какой невероятный и сложный сюжет может возникнуть из этого, казалось бы, простого кукольного образа. И неудивительно: кукольная тема сопровождала человека на протяжении тысячелетий, куклу в древности клали в могилу с человеком, кукла и смерть – темы невероятно взаимосвязанные.
ВЗГЛЯД: Творчество писателя тоже чем-то напоминает творение кукольника и работу кукловода?
Д.Р.: Я давно увлечена куклами, марионетками, масками, привожу эти завораживающие подобия человека из разных городов. Может, потому, что сама чувствую себя создателем марионеток – только на бумаге. Я, кстати, с детства люблю лепить руками разные фигурки – и герой моего романа творит марионеток. Конечно, я ощущаю своих героев живыми людьми, полноценными личностями, но и герой «Синдрома Петрушки» чувствует своих марионеток живыми существами... Страшноватый получился роман: в нем никто не погибнет, как в «Белой голубке Кордовы». Но когда в эпилоге главный герой, одинокий безумец, танцует с пустотой – с исчезнувшей куклой – на Карловом мосту в Праге – это страшный образ. Более страшный, чем гибель Кордовы. Очень трудный роман – он давался мне тяжело и по-настоящему болезненно.
ВЗГЛЯД: Определенно, читателя вашего нового романа ждет непростое общение с книгой...
Д.Р.: Получился очень непростой роман, самый сложный из всего, что мной написано, – по теме, по героям, по семейной истории. И, главное, там затронута сложнейшая тема отношений человека и Всевышнего. Условно говоря, это классический для русской литературы вопрос: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» В «Синдроме Петрушки» этот вопрос звучит так: насколько я – творец, могу ли я быть создателем подобного себе или я только тварь, только создание? В романе много тяжелых проблем, завязанных узлами в десяти главах, каждая из которых представляет некий отрезок истории, некую деталь пазла. И читатель может собрать всю картину, понять смысл произошедшего только в финале книги. Однако никто из героев романа по-настоящему не знает смысла этой истории – это открывается только автору и читателю.
ВЗГЛЯД: «Синдром Петрушки» ушел к читателям, а родился ли замысел новой книги?
Д.Р.: Пока прошло совсем немного времени с момента окончания последнего. Может быть, я начну писать книгу об одной необычной женщине. Недавно меня познакомили с бывшей уголовницей – воровкой-щипачкой. Еврейская девочка из хорошей семьи, она стала профессиональной воровкой, одной из двух авторитетных, «уважаемых» женщин-преступниц в России. Но пока я еще не понимаю, очарована ли я этой личностью или передо мной обычная обманщица. Время покажет.