Абсолютная поляризация мнений, готовность к передергиваниям и прямой лжи во имя доказательства собственной позиции, игнорирование деталей и обвинение оппонентов во всех смертных грехах. А главное – полное отсутствие реального предмета для спора.

Если у законодателя есть желание сократить число уголовников, то почему бы не отменить печально известную статью 282

Иногда возникает впечатление, что все достижения мебельной промышленности за последние три тысячи лет в нашей стране позабыты, и единственным видом кроватей является прокрустово ложе. Не влезает – обрубим, маловато – растянем, и неважно, о ком или о чем идет речь.

«Это что же, матерей за шлепок ребенка в тюрьму сажать?» – кричат со своего ложа сторонники закона (чью позицию разделяют 368 депутатов Госдумы). «Да вы статистику домашнего насилия видели?» – отвечают им растянутые (или обрубленные) противники, в основном – либеральная интеллигенция.

Между тем за «шлепки» по отменяемой 116-й статье УК за все время ее существования никого не посадили – только за более серьезные проступки. А действительно зашкаливающее количество случаев домашнего насилия свидетельствует не столько о том, что статью нельзя отменять, сколько о том, что она не работает.

Не боятся домашние тираны и квартирные деспоты уголовного преследования и продолжают бить супругов, детей, родителей и прочих родственников. Станут ли бить меньше после отмены уголовного преследования и замены его административным наказанием? Нет. Но и больше не станут.

Поэтому надо честно признать – закон, который депутаты без всякого сомнения примут во всех чтениях, а затем одобрят сенаторы и подпишет президент, не изменит ничего – так же, как наличие или отсутствие смертной казни не влияет на количество убийств.

Проблема домашнего насилия и насилия в целом – крайне серьезна для нашей страны.

Но абсолютно непринципиально, будет ли приговорен ударивший родственника по уголовной статье или административной. Так же как убийц не становится больше в странах, где государство перестало убивать в ответ.

И вроде бы относительно недопустимости смертной казни среди либеральной интеллигенции давно есть некоторый консенсус (за исключением совсем уж ярых сторонников того, чтобы у нас все было как в Америке).

Так почему же в данном совершенно аналогичном случае они бьются в истерике на своем прокрустовом ложе и в деталях и красках пересказывают сюжет агентства REGNUM «Убийства и жестокое обращение с детьми»?

***

Тема Исакия пусть не настолько животрепещет и касается куда меньшего количества людей, но количество передергиваний там еще больше.

Послушаешь сторонников передачи собора РПЦ – и возникает впечатление, что музейщики не впускают в храмы верующих и чуть ли не устраивают там регулярные ритуальные пляски в стиле Pussy Riot.

Послушаешь противников – и создается впечатление, что все переданные РПЦ за последние десятилетия храмы были сразу после этого в лучшем случае закрыты на десять замков, а в худшем – преднамеренно разрушены до основанья.

Но ведь это же бред с обеих сторон! Тут даже не прокрустово ложе, а какая-то весьма избирательная, но при этом абсолютная слепота.

Во-первых, службы в соборе прп. Исаакия Далматского регулярно проводятся – как и в других «музейных» храмах Санкт-Петербурга. Поэтому храмы это действующие, со своими священниками и прихожанами. И от того, что их передадут церкви, в плане богослужений ничего не поменяется.

Во-вторых, туристов во все переданные РПЦ храмы пускают – и реставрация там проводится в соответствующем порядке. И ученые продолжают работать. Не меняется ничего, кроме непосредственного собственника.

«Эти храмы до революции не принадлежали РПЦ, они были государственными», – раздается торжествующий крик с «музейного» ложа. Так до революции церковь не была отделена от государства, вы позабыли?

Храмы строят, чтобы в них молиться, иконы пишут с той же целью – да, это так. Но и никто не мешает молиться в храмах, которые являются государственной собственностью.

Изменится ли что-то от того, что Исаакиевский собор станет принадлежать РПЦ?

Для сотрудников музея, безусловно, изменится. А для миллионов туристов все останется по-прежнему. Или даже станет лучше – может исчезнуть плата за вход, обычно в действующие храмы во всем мире за редкими исключениями можно заходить бесплатно.

От этого бюджет Санкт-Петербурга лишится некоторого количества средств – но это уже забота не культурной общественности, а городских депутатов. Их, насколько я понимаю, при передаче храма в церковную собственность спросить забыли.

***

Так же как никого не спросили при декриминализации побоев – сперва по отношению к посторонним, а теперь – по отношению к членам семьи.

Так же как никого не спросили в Москве, когда отменили маршрутки и перетасовали до неузнаваемости систему наземного транспорта, или когда потратили семь миллиардов на новогоднее оформление столицы.

Так же как в десятках других случаев, когда важные и принципиальные решения региональных и не только властей были приняты без малейшего хотя бы символического обсуждения с гражданами.

Текущий рейтинг одобрения президента, правительства и парламента, а также большинства губернаторов показывает, что избиратели, как правило, одобряют эти решения.

О том же говорит социология – большинство одобряет телесные наказания детей (несмотря на то, что Путин против).

Но действия власти должны быть разъяснены всем, а не только тем, кто считает: «там наверху виднее».

Есть старая не очень приличная шутка: «Почему кот известное место лижет?» Ответ – «Потому что может».

Иногда возникает впечатление, что некоторые законопроекты и решения не имеют никакого другого смысла, кроме демонстрации – «потому что можем».

И ведь понятно, что в большинстве случаев это не так – но почему же не объяснить это гражданам предварительно, а не постфактум?

И, кстати, если у законодателя есть желание сократить число уголовников, то почему бы не отменить печально известную статью 282 УК РФ, которая окончательно выродилась из первоначально задуманной антиэкстремистской в «статью против репостов»?

Общественная опасность подавляющего большинства подобных деяний равна нулю.

О содержании «экстремистского» текста широкая общественность все равно узнает, читая новость о возбуждении уголовного дела. Ведь не было бы дела, не узнала бы. А тюрьмы полнятся.

Если общество добровольно загоняет себя в прокрустовы ложа по любому поводу, демонстрация других образцов мебели неизбежным образом становится задачей государства.