Российское Военно-историческое общество проводит в Манеже выставку, посвященную мифам о Второй мировой войне.
Почему Гозман негодует на НКВД, понятно, почему он сам вызывает сильное раздражение – тем более
Проход на выставку обозначен стрелками на полу с надписями «Гитлер», «Гозман», «Геббельс», «Верховная рада». Леонид Гозман удостоился такого соседства, очевидно, за его слова о том, что «НКВД и СМЕРШ–НКВД, по сути, не отличаются от СС и Гестапо и должны рассматриваться как преступные организации».
Видимо, Гозман хотел выразить свое негодование на сталинский режим, а устроители выставки – на Гозмана.
Как и очень многое, происходящее в политическом пространстве, это скорее выражение эмоций, острых антипатий, чем анализа реальных исторических явлений.
Однако сравнивать НКВД и СС в определенной картине мира – дело вполне обычное; попробуем понять, что это означает.
С одной стороны, сравнивать можно что угодно с чем угодно – военные историки, например, могут сравнивать организацию, тактику и вооружение Красной армии и Вермахта.
Но Гозман (и иже с ним), очевидно, имеют в виду не это – а этическое, нравственное сравнение. Мол, два преступных режима с их преступными военно-карательными аппаратами заслуживают одинакового отвращения и негодования.
Гозман хотел выразить свое негодование на сталинский режим, а устроители выставки – на Гозмана (фото:Алешковский Митя/ТАСС)
|
Видимо, устроители выставки, со своей стороны, также имели в виду сравнить нравственные качества Гозмана и Геббельса.
Почему Гозман негодует на НКВД, понятно, почему он сам вызывает сильное раздражение – тем более.
Наши недавние предки выжили и дали жизнь нам исключительно потому, что между двумя режимами была весьма существенная разница.
Помню, я видел в документальном фильме историю литовского еврея, которого упомянутое НКВД депортировало в Сибирь, что, несомненно, было большой несправедливостью и личной трагедией.
Он оказался единственным, кто выжил из его местечка. Потому что за остальными очень скоро пришли СС. Чтобы не видеть разницы – нужно иметь очень своеобразный взгляд на вещи.
Что это за взгляд? Возможно, те, кто разделяют убеждения Гозмана, удивятся, но вернее всего охарактеризовать его как тоталитарный.
Неразличение оттенков, разделение мира на два лагеря, намеренное упрощение сложной и запутанной картины, распрямление извилин, упрощение многомерной ситуации до одного эмоционально воспринимаемого измерения – все это особенности тоталитарной пропаганды.
Вот мудрые вожди, вот проклятые враги – и от того, что мудрые вожди предполагаются в Брюсселе, а не в Кремле, общая схема не меняется.
Вот единственно верное, всепобеждающее либеральное учение, светлое будущее всего человечества.
Вот его враги – силы реакции. Вот битва сынов света с сынами тьмы.
Вносить в эту схему какие-то детали, оттенки, сложности – значит проявлять нелояльность, ибо такие детали ее ослабляют.
Потому что от схемы требуется, чтобы она была предельно простой и эмоциональной: наши идеологические противники всегда заслуживают полной, предельной, абсолютной ненависти и презрения, и рассуждать о том, что между ними есть разница, – значит ослаблять этот огонь негодования, на котором работает весь механизм.
Как в СССР «фашистами» назывались самые разные режимы и политические силы. Все враги должны были быть на одно лицо.
Пропаганда представляет врагов в виде какой-то слипшейся, нерасчлененной массы – ненависть, вызванную одними врагами, можно переносить на других.
«Голодомор устроил Путин, который является Гитлером сегодня». «Нацисты, они же сталинисты, они же клерикалы, тянут костлявые руки».
Враги должны быть неразличимы как по облику, так и по степени негодования и ярости, которые они вызывают у доброго адепта тоталитарной идеологии.И, как уже много раз было сказано, борьба наших либералов со сталинизмом более всего сделала для его реабилитации – люди инстинктивно шарахаются от тоталитарного (и при этом возмутительного) упрощения истории к другому упрощению.
Но соглашаться на подобное смешение – значит добровольно отказываться от человеческой привилегии думать.
На самом деле Гозман – не Геббельс, НКВД – не СС.
Реальность трагична, сложна и запутанна. В этой реальности есть подвиг воинов – в том числе в форме НКВД – которые остановили предельное в человеческой истории зло и спасли целые народы от истребления. И есть страшные жестокости и беззакония, которые творили люди в той же форме.
Можно намеренно ослепнуть на один глаз – и видеть только удобную часть этой реальности. Ту, которая вписывается в простую, гладкую, эмоциональную схему.
Но история заслуживает другого – и все эти живые люди, которые сражались, страдали и умирали, заслуживают другого.
Понимания – почему так произошло, как ужасающие трагедии ХХ века стали возможными, и сострадания к их бесчисленным жертвам. А идейное негодование, широкие обобщения и смешение разных явлений – это симптом прискорбного отказа думать.