Два года назад массовые народные волнения в арабских странах вызвали энтузиазм в левых кругах и растерянность охранителей. Спустя год левые начали говорить о произошедших событиях с явным разочарованием, а охранители – злорадствовать. Прошел еще один год, и обнаружилось, что проблема не в арабах, а в наших собственных эмоциях. В Тунисе, Египте, даже в Ливии идет сложный и противоречивый политический процесс, который нужно анализировать, исходя не из наших априорных представлений, а из фактов. Общества Северной Африки, представлявшиеся издали однородной культурной и политической средой, на самом деле как минимум не менее сложны, чем общества, с которыми мы имеем дело в Европе.
В арабских странах преобразования неминуемо оказываются драматичными
Те, кто думали, будто на Ближнем Востоке можно запросто построить демократию западноевропейского типа, были как минимум очень наивны. Ведь в той же Западной Европе, чтобы добиться этого результата, потребовалось полтора столетия революций, переворотов, восстаний и гражданских войн. Да и сегодня эта модель западной демократии переживает очевидный кризис, доказывая, что история весьма далека от завершения. А в арабских странах преобразования неминуемо оказываются драматичными, а их промежуточные результаты закономерно должны быть как минимум неоднозначными.
Если надежды либеральной публики на торжество «европейских ценностей» не оправдались, то точно так же необоснованными оказались и страхи относительно торжества исламистских режимов. С одной стороны, исламистские организации на практике оказались обыкновенными буржуазными центристскими партиями с некоторой культурной спецификой (в Египте консерватизм выглядит несколько иначе, нежели, скажем, в Баварии). С другой стороны, сами эти партии сегодня переживают очевидный кризис и теряют популярность.
Между тем лучше один раз увидеть, чем сотню раз прочитать. А шанс что-то увидеть самому представился мне в связи со Всемирным социальным форумом, проходившим в Тунисе 26–30 марта.
В Тунисе я уже бывал раньше. Мне нравится этот французско-арабский город, где улицы до сих пор называются именами Лафайета, Жореса и Пастера, а трамвай, связывающий центр со спальными районами, гордо именуется «метро». Есть здесь, впрочем, и улица России и даже улица Ленина. Проходя между рядами белоснежных домов, построенных в стиле своеобразного «колониального модерна», упираешься в ворота старого города, Медины, а там французский колорит кончается, начинается лабиринт улочек, забитых людьми, покупающими и продающими невесть что.
На сей раз город предстал передо мной несколько иным. Появились плакаты с политическими лозунгами на французском и арабском, портреты Шокри Белаида, одного из лидеров левой коалиции «Народный Фронт за реализацию целей революции». Разговоры о политике начинает уже таксист в аэропорту. Газеты полны аналитическими материалами, полемическими статьями. Четыре года назад читать местную франкоязычную прессу было невыносимо. Она была крайне скучной и провинциальной даже на фоне изданий других арабских стран. Сегодня здешние газеты по уровню дискуссии не уступают парижским.
В одном отношении, впрочем, стало заметно хуже. Стоит отойти от Авеню Хабиба Бургибы метров на тридцать, как улицы становятся отвратительно грязными. Мусор валяется на тротуарах и на проезжей части, его никто не убирает. От прежних поездок у меня осталось представление о Тунисе как о довольно чистом городе. По арабским или африканским меркам, конечно... Но, видимо, революция и уборка мусора плохо сочетаются. Невольно вспоминаю нелюбимое мною «Собачье сердце» Михаила Булгакова. Ну, в самом деле, почему вместе со свержением диктаторского режима дезорганизуется и работа коммунальных служб? Или дворники были подразделением тайной полиции?
Нанимать гастарбайтеров для наведения чистоты в городе здесь, в отличие от Москвы и Питера, еще не догадались. Хотя мигранты то и дело мелькают на улицах, и отношение к ним не лучше, чем в наших столицах. При мне двое молодых парней буквально набросились на негра, который бежал от них под защиту полиции. Кричали они что-то по-арабски, но мне явственно послышалось знакомое: «Понаехали тут!»
В отличие от Москвы, где полицию видишь буквально на каждом шагу (кроме тех мест и случаев, где она в самом деле очень нужна), в столице Туниса людей в форме на улицах почти не видно. На перекрестках движением управляют молоденькие симпатичные регулировщицы в высоких кепи, напоминающих шапки французских жандармов. Госучреждения отгорожены колючей проволокой и охраняются вооруженными солдатами – тоже признак революционной обстановки. Солдаты совсем молодые, выглядят совсем не страшно и жмутся к стенам зданий, мимо которых с шумом и пением идут колонны демонстрантов: открытие Всемирного социального форума сопровождается массовым шествием.
Обсуждать вопрос о социальных правах – самое место в стране, где совсем недавно народ сменил власть и вынудил президента спасаться бегством на самолете, набитом золотыми слитками. Демонстрация отличается удивительной организованностью, колонны идут четко, не налетая друг на друга, соблюдая дистанцию. Полиции вокруг нет – это вам не Западная Европа, где во время любого шествия на каждом шагу обнаруживаешь враждебно настроенные отряды копов, готовые в любой момент броситься на протестующих. Порядок поддерживает дружина волонтеров, которая работает четко и слаженно. Их очень много, они очень молодые и очень красивые. На каждом из них фартук с надписью «волонтер-организатор». Много девушек. Разумеется, никаких хиджабов. Хотя в рядах демонстрантов хиджабы довольно часто мелькают. Но это все личные впечатления. На уровне политического анализа все выглядит гораздо сложнее и далеко не так безоблачно. Политические свободы завоеваны, но социальные проблемы остаются нерешенными. Экономический кризис никуда не делся. Правящая коалиция, представляющая собой причудливое (по европейским понятиям) объединение исламистов и социал-демократов, теряет популярность, в обществе растет поляризация, нетерпение. Через ставшую совершенно прозрачной границу с Ливией течет поток контрабанды. Из Туниса в страну, где формально все еще действует – в соответствии с логикой ислама – сухой закон, везут алкоголь. Ливийцы признаются, что пьянство распространилось в стране еще в последние годы правления полковника Каддафи: надо же было куда-то тратить доходы от нефти, часть которых доставалась населению. Теперь у ливийцев появился новый экспорт – они распродают накопленные прошлым режимом арсеналы. Кто что успел утащить, тот то и продает. Оружие понемногу проникает в Тунис, где его на всякий случай складируют... Пока все выглядит очень мирно, но по законам драматургии ружье, висящее на стене, время от времени стреляет. Шокри Белаид был убит возле своего дома через несколько часов после того, как подверг жесткой критике правительство. Умеренная исламистская партия «Ан-Нахда», составляющая большинство кабинета, сразу же отмежевалась от убийц, и, скорее всего, вполне искренне. Но умеренные «нахдисты», теряя симпатии общества, все больше зависят от поддержки радикальных салафитских групп. Именно их и подозревают в расправе над лидером левых. И это далеко не единственное убийство за последнее время.
Если выборы состоятся в ближайшее время, исламистам придется уйти. Их электорат резко сократился. Да и на прошлых выборах победили они не столько за счет массовой поддержки, сколько за счет разобщенности своих соперников. Левые в совокупности набрали больше голосов, но они были разделены на восемь относительно крупных и большое число мелких партий. А исламисты шли на выборы единым фронтом. Электоральная арифметика сработала на них, хотя все равно сформировать правительство без участия двух левоцентристских группировок они не смогли. Учтя этот опыт, левые объединились в Народный фронт, быстро набравший вес в стране. Но говорить об единстве левых несколько преждевременно. Две социал-демократические партии по-прежнему остаются в коалиции с «Ан-Нахдой», а еще несколько группировок примкнуло к либеральной коалиции, отстаивающей ценности светского государства. В отличие от них Народный фронт требует не только соблюдения демократических норм, равноправия женщин и сохранения принципов светского государства, которые в Тунисе неукоснительно соблюдались с момента провозглашения независимости, но и социальных преобразований. Именно эти вопросы остаются главными в повестке дня общества – стране, где достигнут один из самых высоких в арабском мире уровней образования, нужны новые рабочие места, и не только в туристической сфере, но и в промышленности. Нужно использовать имеющийся интеллектуальный и технологический потенциал. А экономика, парализованная глобальным кризисом, продолжает стагнировать.
Вся надежда только на русских туристов – об этом за время форума я дважды прочитал в местных газетах. Русские приезжают как ни в чем не бывало. Их не испугаешь ни революцией, ни политической напряженностью, ни кризисом. А главное, они обожают тратить деньги. Как подсчитал кто-то из местных экспертов, русский турист для экономики республики равен 1,7 немца. Так что нас здесь по-прежнему ждут и любят.