«Сегодня четверг, но как бы пятница, поэтому мы и пьем», – объясняла одна милая девчушка другой у входа в ночной магазин. О законе, запрещавшем продажу алкоголя несовершеннолетним, в этом магазине явно не слышали. А если и слышали, то «ради праздника» смотрели на него сквозь пальцы. Праздник же!
На газоне перед подъездом стояла слегка помятая БМВ. Три секции ограды забора валялись поодаль кучей металлолома. Люди в белых халатах загружали в скорую помощь пожилую консьержку с переломом руки и сотрясением мозга. Выбравшиеся из «бэхи» молодые люди были слегка взвинчены, но настроены довольно благодушно – ну подумаешь, выпили немножко ради праздника, покатались... никого ведь не убили!
Праздник. Великое дело. Особенно когда жизнь серая и скучная. Хочется встряхнуться, поставить все с ног на голову, устроить веселый кавардак.
Праздновали, между прочим, День России. Или, как пытались одно время называть эту дату, День Независимости. Название не прижилось – создавалось впечатление, что свою независимость Россия добыла в жестоких боях. Но с кем? Что за страшный враг так долго держал ее под своей железной пятой (от выпускников старших классов мне приходилось слышать, что 12 июня – день освобождения Руси от монголо-татарского ига). Непротиворечивой картины как-то не складывалось. Поэтому остановились на нейтральном определении – День России.
Как выяснил на днях ВЦИОМ, подавляющее большинство наших соотечественников не ведают, почему этот праздник отмечается именно 12 июня (77% опрошенных просто затруднились с ответом, а с провозглашением государственного суверенитета этот день догадались связать лишь 9%). А ведь было время, когда с этим днем действительно связывали надежды на возрождение России!
Праздник. Великое дело. Особенно когда жизнь серая и скучная (фото: ИТАР-ТАСС) |
12 июня 1990 года. Первый съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете России, провозглашавшую приоритет Конституции и законов РФ над законодательством СССР. Тогда это воспринималось как победа демократических сил над косной и сопротивляющейся реформам частью высшей партийной номенклатуры страны. Спустя 15 лет президент независимой России Владимир Путин назовет «величайшей геополитической катастрофой ХХ века» распад СССР – событие, которое было предопределено этой «победой». И хотя на Западе эти слова будут постоянно ставить ему в упрек, второй российский президент выразил в них то, что подсознательно чувствуют многие граждане бывшей «советской империи» – не только в Москве или Владивостоке, но и в Минске, Бишкеке и Киеве. «Почти половина жителей Украины снова хотели бы жить в СССР. Такой неожиданный результат дал социологический опрос, проведенный украинским Центром экономических и политических исследований им. Разумкова», – сообщало в 2006 году РИА «Новости».
У нас была великая держава, и мы ее потеряли. Потеряли вполне осознанно, даже с энтузиазмом. Да что там – мы боролись за то, чтобы ее потерять! Приносили жертвы (в Тбилиси, в Вильнюсе), выходили на многотысячные митинги, вышучивали Союз в кавээновских скетчах. «И шестая статья над шестой частью суши. Слишком много шестых, слишком много статей – лучше меньше, да лучше, лучше меньше, да лучше», – такую песенку команда Днепропетровска все в том же 1990 году исполняла на мотив «Беловежской пущи». Музу истории, по-видимому, повеселила эта пародия – и через год именно в Беловежской пуще «шестую часть суши» покромсали на части поменьше.
Рухнул тоталитарный монстр, пугало свободного мира и объект ненависти диссидентов. Потом начались бесконечные споры – что же все-таки убило дракона? Потеря отвалившегося прибалтийского хвоста, пришитого на скорую руку в 1939 году? Несварение в казахском желудке, дававшее о себе знать коликами в 1986-м? Невралгия грузинского нерва? Или еще какая-нибудь болячка?
Теперь-то ясно: дракон был обречен с тех пор, как из него вытащили хребет. А это произошло 12 июня 1990 года, когда о своей независимости объявила Российская Федерация. В тот день центробежные силы в СССР окончательно взяли верх над центростремительными. Другое дело, что гигантский маховик центробежных сил начал раскручиваться намного раньше. Сейчас, 19 лет спустя, мы до сих пор не имеем четкого ответа на вопрос: как и где возникла впервые идея суверенизации России, кто активно отстаивал ее и почему она сумела захватить умы и сердца миллионов граждан СССР. Демократы валят на патриотов (зачем, дескать, писатель Валентин Распутин с высокой трибуны пугал прибалтов выходом России из СССР? Вот, дошутился!), коммунисты – на демократов (кто поддерживал тех же прибалтов, запустивших процесс «парада суверенитетов» еще в 1988 году? Кто требовал роспуска союзного КГБ и других союзных ведомств и замены их новыми структурами в рамках РСФСР?). Коммунисты тоже не без греха – создали зачем-то Компартию РСФСР во главе с Иваном Полозковым, расколовшую монолит КПСС. Вспоминают академика Сахарова, предложившего свой проект Конституции СССР – точнее, Союза Советских Республик Европы и Азии. Согласно этому проекту, страну предполагалось раздробить на 150 национально-административных образований – получалась какая-то рыхлая конфедерация. В общем, идея, что называется, носилась в воздухе – однако реализовать ее сумели только тогда, когда выгоду от суверенизации России почувствовало высшее руководство СССР. Вначале Горбачев, борясь со своими противниками в Политбюро (среди которых были и лидеры республиканских компартий) дал старт созданию Коммунистической партии РСФСР, рассчитывая, что ее возглавит кто-либо из его сторонников. Не получилось – Иван Полозков был как раз из лагеря оппозиции (тогда таких называли – «враг перестройки»). Затем Горбачев не поддержал Полозкова в борьбе с Ельциным – возможно, недооценив последнего. А Ельцин, обладая исключительным политическим чутьем, использовал и мечты демократов, и символику патриотов, и настроения, царившие в Коммунистической партии России для того, чтобы сделать идею независимой России двигателем своего личного восхождения к власти. Решительный шаг на этом пути был сделан 12 июня 1990 года.
Начался праздник непослушания. Российское руководство демонстративно игнорировало постановления руководства союзного. Белый дом на Краснопресненской набережной снисходительно смотрел на попытки Старой площади собрать ускользающие из рук «бразды правления» и негласно ободрял другие республики, подумывающие об объявлении суверенитета. Казалось, что партийно-советская бюрократия, засевшая в Кремле, вот-вот капитулирует и освободит дорогу в светлое и свободное будущее. Образ этого будущего был туманен – но всем хотелось, чтобы завтра было лучше, чем вчера. Во всяком случае, на референдуме в марте 1991 года подавляющее большинство граждан СССР высказались за его сохранение в виде «обновленной федерации равноправных суверенных республик». То есть все со всеми дружат, но на чужую колбасу роток не разевают. Это было очень важно тогда – колбаса. Считалось, что Россия кормит весь Союз, а национальные республики платят ей черной неблагодарностью. В «обновленной федерации» такого бы, конечно, не было.
Как известно, надеждам этим не суждено было сбыться. Партократия предприняла плохо подготовленную и непродуманную попытку сохранить СССР – путч 19 августа 1991 года. Эта попытка дискредитировала идею Союза больше, чем все проповеди демократов. Закончилось все беловежскими соглашениями в декабре 1991 года – в полном соответствии с пожеланиями днепропетровской команды КВН.
Меньше, действительно, стало.
А вот стало ли лучше?