Не покидает ощущение, что решение официального Пекина признать ДТП на площади Тяньаньмэнь терактом носит вынужденный характер. В большинстве случаев вся информация, связанная с волнениями в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР), с сепаратистскими действиями уйгуров и с сопровождающим их национальную борьбу террором, тщательно отфильтровывается. Резон очевиден: теракты совершаются именно для того, чтобы о них говорили.
Китай, как и огромное количество стран до него, столкнулся с проблемой радикального исламизма и исламского терроризма
Показательно, что первая информация о том, что произошедшее – теракт, появилась в СМИ Гонконга, существующего в другой политической реальности («Одна страна, две системы»). В первые часы после ДТП китайские спецслужбы пытались провести традиционную зачистку информационного поля: мониторились блоги, уничтожались фотографии, глушились иностранные телеканалы, вещающие через спутник. Однако теракт произошел в самом сердце Пекина в присутствии множества свидетелей. По-прежнему скрывать это было невозможно, да и попросту вредно. Все и так уже в курсе, что джип, протаранивший толпу и взорвавшийся перед парадным въездом в «Запретный город» – бывшую императорскую резиденцию, был из СУАР, что в розыск объявлены уйгуры-сообщники, а с учетом, что уйгуры-смертники для Китая в новинку, трагедия стала обрастать фантастическими подробностями, которые могли привести к росту панических настроений.
«Мы допускаем, что некоторые террористические вылазки имели также место в отдельных частях провинции Синьцзян. Я думаю, что любая страна сделала бы то же самое, что делает и китайское правительство, чтобы сломить террористов, сохранить общественную стабильность, обеспечить безопасность граждан и сохранность их собственности», – заявил по данному поводу представитель МИД КНР Хуа Чунинг.
Борьба длиною в два тысячелетия
История борьбы китайцев за Восточный Туркестан насчитывает более двух тысяч лет. Борьба эта была тяжелой, кровавой и велась с переменным успехом. Лишь в середине XVIII века Джунгарское ханство было окончательно уничтожено и населенные мусульманами территории были пристегнуты к империи Цин, однако подойти к этим территориальным приобретениям грамотно империи не хватило мудрости.
Принудительная и неаккуратная китаизация региона, подавление исламских практик, локальный террор и публичные казни привели к серии восстаний в среде местных мусульман. Собственно, бунты, в том числе очень крупные и с образованием сепаратистских анклавов, продолжались на протяжении всего XIX века. Их пиком можно признать восстание под предводительством Джангир-ходжа в 1820-х годах (после подавления бунта с мятежником расправились люто, разрубив на куски и скормив собакам) и создание государства Йеттишар, просуществовавшего с 1865 по 1877 год.
В те времена уйгуры воевали за свою самобытность в союзе с хуэйцзу – крупнейшим мусульманским меньшинством современного Китая (более 10 миллионов человек, уйгуры на втором месте). Потомки хуэй – дунгане – сейчас населяют Киргизию и Казахстан, а сами хуэй, перенявшие китайский язык еще в эпоху Мин, отошли от сепаратистской деятельности, поддержав на пике революции китайских коммунистов. Что же касается национально-освободительной борьбы уйгуров, в XX веке она получила свое продолжение и оказалась плотно связана и с гражданской войной в России, и с гражданской войной в Китае, и с Второй мировой войной. В одном клубке, разматываемом на протяжении десятилетий, сплелись все – русские белогвардейцы, китайские националисты, киргизские и узбекские добровольцы-пантюркисты, радикальные муллы, сторонники Оси и коммунисты всех национальностей. В 1933–1934 годах существовала Восточно-Туркестанская Исламская республика (Уйгуристан), в 1944–1949 годах – Восточно-Туркестанская Революционная республика. Обе имели обширные политические и экономические связи с СССР и пользовались советской поддержкой (в том числе в период между двумя республиками, когда Синьцзян формально входил в состав Китая, но по факту вел независимую политику, пользуясь военно-революционной неразберихой на континенте). В конечном счете, проигнорировав желание части уйгурских элит войти в состав СССР, Сталин сдал Синьцзян Мао. Впрочем, по некоторым данным, советские спецслужбы поддерживали определенные связи с уйгурским подпольем еще долгие годы, планируя использовать его в случае крупного конфликта с КНР.
Очередная волна сепаратистской борьбы уйгуров нахлынула с распадом Советского Союза и была сопряжена с ростом в регионе происламских, пантюркистских и националистических настроений. С этой борьбой китайское правительство и имеет дело по сей день.
«Кавказцы» Китая
Уйгуры – мусульмане-сунниты, говорящие на языке из алтайской «семьи», использующие арабский алфавит и находящиеся на стыке европеоидной и монголоидной рас. Данный народ пережил несколько волн эмиграции (в том числе политической), тем не менее, 9/10 всех уйгуров проживают сейчас в Китае, остальные расселились по всему миру (самым известным этническим уйгуром в России был, пожалуй, эстрадный певец Мурат Насыров). СУАР иногда называют «Северным Кавказом Китая», ссылаясь, в том числе, на традиции уйгурского этноса. К примеру, уйгурским девушкам категорически запрещены межнациональные браки, а для мужчин-уйгуров обязательной деталью одежды является холодное оружие. Также стоит отметить такой важный элемент уйгурской общественной культуры, как мэшрэп. Это что-то вроде постоянно функционирующего союза, клуба или отряда (в зависимости от намерений участников), где состоят тридцать мужчин, в прошлом – принцип самоуправления общины. В современном Китае мэшрэп запрещены, так как каждый мэшрэп может стать военной или сепаратистской ячейкой, при этом сплоченной и хорошо подготовленной. Запрет вызывает недовольство уйгуров, что, в свою очередь, подпитывает сепаратизм. Получается замкнутый круг.
Аналогичная двойственность свойственна и другим направлениям китайской политики в отношении уйгуров. Так, Пекин видит один из корней проблемы в их исламской идентичности, в связи с чем проводит деисламизацию населения СУАР. К примеру, активно борется с ношением хиджабов, а подчас даже бород, что стало формальной первопричиной уже нескольких волнений. С другой стороны, КПК поощряет заселение некогда чисто мусульманского региона этническими китайцами (ханьцами), которых в СУАР уже ненамного меньше, чем уйгуров. В этом уйгуры видят «смертельную угрозу» для своей национальной идентичности, а главное – недобросовестную экономическую конкуренцию, возможную ввиду того, что основная власть в регионе принадлежит не губернатору-уйгуру, а местной ячейке КПК, в руководство которой уйгуров не пускают. Политические объединения уйгуров и правозащитники-эмигранты в один голос утверждают, что при занятии любых «хлебных» мест в СУАР приоритет отдается китайцам. То же самое касается предоставления банковских кредитов и распределения социальной помощи. СУАР – район проблемный, небогатый, но уровень жизни среднего китайца в нем якобы значительно выше, чем у среднего уйгура.
В том числе и поэтому локальные восстания уйгуров носят регулярный характер. В зависимости от размаха их можно называть «волнениями» или «бунтами», но в целом Пекин всячески пытается минимизировать любую информацию о них и об уйгурском сепаратизме в целом. Если говорить о последних пяти годах, особо упомянуть стоит о трех событиях. Первое – это сражение в уезде Акто в 2007 году, в результате которого был разгромлен тренировочный лагерь боевиков, связанных с «Аль-Каидой*». Второе – это беспорядки в столице СУАР – двухмиллионном Урумчи, жертвами которых стали от 130 до 200 человек (по версии «Всемирного уйгурского конгресса» – около 600). Газета ВЗГЛЯД много писала об этих событиях, которые начались с многотысячного митинга, а переросли в межэтнический уличный конфликт, погромы и массовые поджоги машин (30 человек в конечном счете были приговорены к смертной казни как зачинщики бойни). Наконец, стоит отметить и последний по времени крупный мятеж уйгуров в городке Люкчун. Сперва штурм полицейского участка, потом кровавая расправа с помощью топоров, ножей и лопат, итог – 35 убитых. Первопричина мятежа достоверно не известна, но преобладает версия почти комическая: якобы началось всё с того, что какой-то чиновник заставил одного из уважаемых и очень религиозных уйгуров сбрить бороду.
#{religion}Подавление восстаний китайскими властями уже отработано: введение режима ЧП, комендантский час, строжайшая цензура, отключение интернета и сотовой связи, временное закрытие мечетей. Подчас, как в случае с волнениями в Урумчи, даже запрет на автомобильное движение (общественный транспорт, специальные службы и чиновников запрет, разумеется, не касался). При этом повторимся, что далеко не каждое, даже крупное ЧП в СУАР может быть однозначно связано с сепаратистской борьбой уйгуров ввиду информационной блокады. Так, в 2008-м в Урумчи мусульманка заложила бомбу в городской автобус, Пекин не признал это терактом до сих пор.
Исламисты и правозащитники
Очень условно сепаратистскую борьбу уйгуров можно разделить на две неравные ветви. В центре одной из таких «веток» Исламское движение Восточного Туркестана, ничем по сути не отличающееся от множества исламистских группировок на Ближнем Востоке. Борьба ведется за построение на территории СУАР шариатского государства и обращение всех местных жителей в ислам (остальные, разумеется, будут уничтожены как атеисты или буддисты-идолопоклонники). Сколько на счету исламистов терактов, сказать сложно, сами они заявляют, что более двухсот. Любые связи с «Талибаном» и «Аль-Каидой» уйгурские националисты категорически отрицают, но их имиджу это никак не помогло: группировку давно признали террористической и ООН, и США, и Евросоюз, и Афганистан, и бывшие советские республики. Имеются, впрочем, правозащитники, утверждающие, что под предлогом борьбы с исламским терроризмом Китай подавляет свободу вероисповедания. Особенно часто эту «линию защиты» использует еще одна мусульманская организация – Исламская освободительная организация Восточного Туркестана, также признанная террористической.
Центр политической борьбы уйгуров – «Всемирный уйгурский конгресс», руководимый эмигрантами. Здесь другая идеология – уйгурский национализм, при этом конгресс отрицает и осуждает любые методы насильственной борьбы. Более того, официально ВУК отрицает и намерение отделить СУАР от КНР, требуя предоставления региону «подлинной национально-культурной автономии». Несмотря на это, ВУК также был объявлен Китаем террористической организацией, правда, в этом подходе Пекин практически одинок, организация имеет официальные представительства во многих странах мира. Нынешний президент конгресса – Рабия Кадир, мать одиннадцати детей, а в прошлом – одна из пяти самых богатых людей Китая. Её бизнес начинался с пошива национальной одежды уйгуров, но развал СССР, сделавший возможной трансграничную торговлю с постсоветскими республиками, Кадир буквально озолотил.
Прежде Кадир вела свою деятельность вполне легально, входила и в правительство СУАР, и во Всекитайское собрание народных представителей, слыла неплохим оратором и открыто выступала с весьма высоких трибун. Её предложения по расширению автономии региона и защите культурной, этнической и религиозной самобытности уйгуров услышаны, однако, не были. В итоге Кадир перешла во фронду, стала диссиденткой и, в конце концов, села в тюрьму по обвинению в «разглашении государственной тайны». После освобождения – под нажимом Госдепа – миллионерша была выслана в США к мужу (он эмигрировал раньше) и лишилась китайского гражданства. Впрочем, заступничество американцев не помешало Пекину отыграться на троих сыновьях Кадир, обвиненных в сепаратистской деятельности.
Наконец, имеется обобщенное, плохо структурированное, но массовое (так сказать, народное) Движение за независимость Восточного Туркестана, где раньше преобладали светские настроения, но целью, как правило, всегда провозглашалось отделение от КНР.
Впрочем, как подчеркивает востоковед Саид Гафуров, в последние годы сепаратистское движение заметно обновилось и переформатировалось. Если раньше уйгуры боролись за то, чтобы учить своих детей на уйгурском, то теперь на смену национализму пошел исламизм, и использование шахидов для теракта на Тяньаньмэнь – очередное подтверждение этого.
«В процесс включились богатые исламские проповедники, подготовившие себе мулл-учеников на территории СУАР, – заявил Гафуров газете ВЗГЛЯД. – Таким образом, Китай, как и огромное количество стран до него, столкнулся с проблемой радикального исламизма и исламского терроризма. Проповедники и боевики принесли в Синьцзян новый подход к сепаратизму, иное, более радикальное отношение к исламу, внедрены новые методы борьбы против КНР, новые технические разработки, утвердился панисламизм».
Тенденция, по словам Гафурова, негативная, ситуация ухудшается. При этом Пекин, подчеркивает востоковед, выбрал в отношении СУАР правильную стратегию действий и направил огромное количество средств на улучшение социальной обстановки в регионе. «Это и инвестиции, и строительство заводов, это создание новых рабочих мест, это вложения в инфраструктуру, в результате чего некогда захолустный Урумчи оброс небоскребами, – говорит Гафуров. – Однако история показывает, что исламский терроризм невозможно залить деньгами, проблема остается, это проблема в головах».
При этом Гафуров сравнивает СУАР с Чечней, где проявление терроризма удалось свести к минимуму. «Но для этого понадобились не только значительные средства, но и решительные действия другого плана», – резюмировал Гафуров.
* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ