События января 1991 года в Вильнюсе и Риге слились для жителя современной России в нечто единое. Конечно, между происходившим 11-13 января 1991 года в Вильнюсе и так называемым Временем баррикад (Barrukadu laiks) 13-27 января в Риге есть взаимосвязь. Но все-таки внутренняя суть этих событий была качественно иной, не говоря уж о том, что Литва и Латвия принципиально отличаются друг от друга.
После вильнюсских событий в Риге также спешно стали формироваться «отряды национальной обороны». Но еще за несколько месяцев, начиная с октября–декабря 1990 года, Народный фронт (НФ) Латвии, к тому времени контролировавший Верховный Совет республики и частично правительство, начал призывать общество «готовиться к часу Х», «дать отпор имперским силам» и всё в таком духе. Фракция НФ в Верховном Совете создает «штаб обороны», который координирует деятельность подпольных вооруженных групп в Риге.
В ноябре–декабре 1990 года начались подрывы взрывных самодельных устройств у зданий ЦК КП Латвии, у Дома печати, Дома политпросвещения и у проходных воинских частей, возле жилых домов военнослужащих Советской армии, у гарнизонной больницы. По сути это были террористические акты – сейчас мы квалифицируем подобные действия именно так. А 13 января 1991 года по решению Народного фронта «в связи с событиями в Литве» началось сооружение баррикад вокруг стратегических объектов Риги, на мостах и в Старом городе. Многие «баррикадники» были хорошо вооружены.
Мятежный ОМОН
К началу 1991 года рижский ОМОН остался верен Москве и уже не подчинялся МВД Латвии. Его старый командир Эдгар Лымарь через СМИ уведомил новое руководство Латвии (и особенно Народный фронт), что будет выполнять только те приказы, которые соответствуют Конституции СССР и Конституции Латвийской ССР. В ответ новый министр МВД Алоиз Вазнис, ставленник Народного фронта, отказал ОМОНу в финансировании, прекратил выплату заработной платы, запретил выдавать иные формы довольствия, оружие, бензин и боеприпасы. Лымаря на посту командира ОМОНа сменил уроженец Белоруссии поляк Чеслав Млынник (в Литве ОМОН возглавлял также поляк Болеслав Макутынович, такой вот выверт советской национальной политики).
В результате противостояния министра и омоновцев в отряд стали стекаться все недовольные из провинциальных отделений милиции и различных структур центрального аппарата, в основном русскоязычные. В конце концов рижский ОМОН был приказом министра внутренних дел СССР Бориса Пуго переведен из республиканского в союзное подчинение. К этому времени ОМОН в Риге становится главным элементом противостояния с незаконными вооруженными формированиями Народного фронта. Его штатную численность увеличивают, передают из резерва армии два БТРа.
14 января 1991 года ОМОН разоружает отделение милиции в Вецмилгрависе (это район на крайнем севере Риги, на острове почти у берега моря) и превращает его в свою базу. Затем захватывает рижское отделение Минской школы милиции, где обнаруживает множество неучтенного оружия и боеприпасов. Ставит под охрану Дом печати.
К этому моменту Народный фронт начинает формировать параллельные структуры власти, хотя де-факто Латвия пока контролируется союзной властью через Прибалтийский военный округ, союзные денежные и банковские системы и централизованное снабжение товарами и продуктами. А вот с МВД уже была проблема, поскольку министерство по сути оказалось захвачено ставленниками Народного фронта.
«Баррикадники» перегораживают КамАЗами единственный мост через Милгравский канал – выезд с острова, где базируется ОМОН. 16 января ОМОН приступил к расчистке баррикад в городе, начав именно с Милгравского канала. «Баррикадники» оказали вооруженное сопротивление, в результате перестрелки погиб случайный водитель, проезжавший мимо и не остановившийся по требованию милиции – но это была только первая жертва.
К этому времени «земессарги» и «национальные силы обороны» Латвии представляли собой крупное незаконное вооруженное формирование, невесть кем руководимое, невесть кем и на какие деньги вооруженное и невесть из кого состоящее. Более того, эти вооруженные структуры были на порядок сильнее аналогичных групп в Литве и реально представляли собой вооруженное подполье, активно применявшее в Риге и огнестрельное оружие, и взрывные устройства примерно с октября–ноября 1990 года. Справиться с этим было крайне проблематично, поскольку армия таких полномочий не имела, КГБ не делал ничего, а МВД республики было фактически поставлено под контроль Народного фронта.
Расстрел на бульваре Райниса
В ночь на 20 января в ОМОН поступает информация о том, что пятеро неизвестных якобы изнасиловали жену командира взвода Лактионова. Одновременно был обстрелян из автоматического оружия Дом печати. Выехавшие на место омоновцы по горячим следам задержали микроавтобус «Латвия» (он же «рафик») c пятью дружинниками «национальных сил обороны». У них изъяли оружие, боеприпасы, бутылки с зажигательной смесью и – это особо важно! – аппаратуру оперативной телефонной связи иностранного производства и полный комплект документов, раскрывающий коды, шифры и позывные связи незаконных вооруженных формирований Народного фронта Латвии.
Иначе говоря, по сути оставшийся верным Москве рижский ОМОН случайно заполучил все документы, по которым эта шайка накрывалась вся и разом.
Кроме того, можно было вычислить источники финансирования (включая зарубежное) незаконных вооруженных формирований в Латвии, схему получения ими оружия и технических средств, включая рации, мобильные телефоны шведского производства, системы шифрования и дешифрования.
Логично предположить, что все дальнейшие события были связаны именно с попыткой отбить обратно у омоновцев эти документы и аппаратуру. Тем не менее никогда за тридцать лет в публичном пространстве эта версия не рассматривалась. Вся история вокруг событий 20 января 1991 года была сразу же переведена в политическую и эмоциональную плоскость. В Латвии Barrikadu laiks – национальный праздник, часть государственной мифологии. Рижский ОМОН демонизирован, а события, предшествовавшие перестрелке на бульваре Райниса, просто не обсуждаются, как будто их не существовало.
Задержанных боевиков и документы сперва привезли на базу ОМОНа в Вецмилгрависе. Но омоновцы не знали, что с этим со всем делать, это не их работа. Было решено перевести задержанных и трофеи в республиканскую прокуратуру, тем более что туда должна была ехать очередная смена караула. Несколько машин ОМОНа выехали с Вецмилгрависа в сторону здания прокуратуры в исторической части города.
На бульваре Райниса, не доезжая площади Свободы, по ним одновременно был открыт огонь из автоматического оружия. Огонь велся из здания Госстроя Латвии, находившегося почти напротив здания МВД, и с пятого этажа собственно МВД. Возможно, огонь велся также из гостиницы аппарата правительства Латвийской ССР «Ридзене» (сейчас «Рэддисон Блю»), находившейся буквально в нескольких метрах наискосок от здания МВД. Омоновцы выскочили из машин и бросились в здание МВД с целью укрыться.
Штурмовать здание никто не собирался, но выяснилось, что его охрану несут двадцать провинциальных милиционеров, специально доставленных в Ригу из Бауски. В тонкостях событий в столице эти люди не разбирались. А министр Алоиз Вазнис приказал открывать огонь по омоновцам, если они на 50 метров приблизятся к объектам МВД Латвии. Тем не менее открыть прицельный огонь по машинам омоновцев можно было в темноте лишь в том случае, если заранее знать, куда и зачем они едут. До здания прокуратуры оставалось буквально один поворот и один квартал.
Всё дальнейшее происходило под камерами множества телекомпаний и журналистов, из которых вошла в историю съемочная группа документалиста Юриса Подниекса, ставшего всемирно известным за пару лет до описываемых событий после выхода фильма «Легко ли быть молодым?».
Съемочная группа Подниекса была там далеко не единственной. Создалось даже впечатление (это зафиксировала дежурная часть УВД Риги), что телевизионщики оказались в этом месте не случайно. Были развернуты даже спутниковые антенны, которые в те годы были роскошью. Стрельба велась в том числе трассирующими пулями, в результате чего западные телеканалы получили красивую картинку «боев в центре Риги». После «бойни в Вильнюсе» это было особенно горячо.
Но группа Подниекса оказалась в районе здания МВД быстрее других. Студия Подниекса находилась в Кошкином доме (историческое здание на улице Мейстару, на остроконечных башенках по углам которого стоят бронзовые фигурки черных котов с выгнутыми спинами и поднятыми хвостами, сейчас там рестораны и казино-ночной клуб Melnais kakis – «Черный кот»). Выскочив из Кошкина дома на звуки выстрелов, группа Подниекса оказалась как раз в парке между МВД и Бастионной горкой. И почти сразу же получила пули в спину.
Расследование показало, что операторы Андрис Слапиньш и Гвидо Звайгзне, старший участковый инспектор Кировского отдела милиции Сергей Кононенко и случайно там оказавшийся школьник Эдийс Риекстыньш были убиты выстрелами в спину из оружия, которого у ОМОНа не было. Огонь по ним велся неустановленными лицами с Бастионной горки, где в этот момент, предположительно, находился отряд Земессардзе (Национальной обороны), то есть незаконного вооруженного формирования под эгидой Народного фронта Латвии. Еще один погибший, лейтенант милиции Владимир Гомонович (в белорусских источниках его пишут как Гаманович) был убит внутри здания МВД на лестнице между четвертым и пятым этажами выстрелом сверху вниз. Земессарговцы занимали несколько комнат на последних этажах здания и стреляли сверху вниз в лестничный пролет.
Вообще на занятие здания МВД, в котором находилось около ста человек, омоновцам потребовалось 16 минут. Согласно записи переговоров, сделанной в дежурной части Рижского ГУВД, омоновцы приняли решение укрыться от обстрела в здании МВД в 21.30, после чего связь со зданием пропадает. Затем замминистра МВД ЛатССР Зенон Индриков в панике звонит по прямой связи начальнику ГУВД Риги полковнику Виктору Бугаю, кричит, что омоновцы ломают двери, и просит Бугая приехать. Параллельно Индриков висел на правительственной «вертушке» в Москву, пытаясь дозвониться до союзного министра и соотечественника Бориса Карловича Пуго, которому формально и подчинялся рижский ОМОН. Пуго трубку не брал.
В 21.46 всем находившимся в здании приказано прекратить стрельбу, Индриков сдался омоновцам, а земессарговцы ушли из здания по черной лестнице, которую омоновцы не контролировали, поскольку штурмовать здание изначально не собирались и вообще попали туда случайно. Были разоружены и милиционеры из Бауски. В 21.56 омоновцы решили, что им уже больше ничего не угрожает, хотя в парке у Бастионной горки продолжалось некое движение. Омоновцы взяли эти «тени» на прицел. Соседнее с МВД здание Госстроя, из которого раздались первые выстрелы, омоновцы заняли без потерь.
Полковник Бугай привез на переговоры православного священника и депутата Верховного Совета ЛатССР Андрея Зотова. Это было уже излишне, поскольку омоновцы не собирались удерживать здания и спокойно уехали на свою базу в Вецмилгравис. Замминистра Индрикова отцепили (он был прикован наручниками к своей черной «Волге») и отпустили на все четыре стороны.
Четверо боевиков «независимой Латвии»
Самый важный вопрос в этом во всем: кто именно открыл огонь по омоновцам из нескольких зданий на бульваре Райниса, а затем и с Бастионной горки?
«Штаб обороны» Народного фронта в Риге возглавляли тогда трое радикальных активистов: рижский адвокат Андрей Крастыньш, бывший криминалист и работник прокуратуры Талавс Юндзис (впоследствии первый министр обороны независимой Латвии) и автор учебника «История Латвии» для младших классов Одиссей Костанда. Именно этот грек, сын работника советской торговли, из всех троих был самый деятельный. Именно он формально возглавлял «союз добровольцев» и организовывал постройку баррикад в центре города.
Но чисто физически эти люди с автоматами в руках на баррикадах не стояли и бомбы под дома не подкладывали. Для этих целей существовал 8-й отряд Земессардзе, так называемые белые береты, как противопоставление «черным беретам», то есть омоновцам. Ими неформально командовал сотрудник Кировского (то есть как раз центрального) РУВД Риги Бесхлебников.
Майор Георгий Ефимович Бесхлебников окончил школу милиции в Москве, в Латвии оказался по распределению, но ему так там понравилось, что со временем он стал ощущать себя больше латышом, чем русским. Вообще на стороне независимости прибалтийских республик выступало довольно много русских и не только из среды «демшизы» и творческой интеллигенции. Многие в те годы были зомбированы обещанием светлого будущего «как в Европе» или «как в Америке» и считали, что в независимой Латвии жить будет легче, жить будет веселей вне зависимости от национальности.
Но это был подход сугубо меркантильный и недальновидный. Бесхлебников же совершил сознательное национальное предательство. Он отрекся даже не от своей страны, а от национальности. Со временем он сменил фамилию на латышскую, но сделал это карикатурно: из Бесхлебникова он стал Майзниексом (Maiznieks означает «булочник», «пекарь»), что вызвало множество язвительных комментариев. Забегая вперед, скажем, что впоследствии он несколько раз баллотировался в Сейм, претендовал на должность омбудсмена, но вершиной его политической карьеры в независимой Латвии стала позиция главы сельсовета. Сейчас этот уже пожилой человек под праздники иногда дает интервью о своих геройских подвигах во время «борьбы за независимость Латвии».
Кроме Бесхлебникова-Майзниекса в этом отряде присутствовал Раймонд Граубе, сантехник и бывший рабочий на ВЭФе без каких-либо зачатков образования. Это важно для понимания дальнейшей его карьеры. Раймонд Граубе стал вторым генерал-майором в истории независимой Латвии и верховным главнокомандующим вооруженными силами страны.
Всего боевиков на Бастионной горке, предположительно, было четверо: Граубе, некий Дидзис Мейерс (впоследствии полковник Земессардзе) и еще двое неустановленных лиц. Группу Бесхлебникова туда не допустили, поскольку так называемые белые береты не имели никакой реальной боевой подготовки. По одной из версий, огонь по съемочной группе Подниекса открыл Граубе, поскольку в темноте принял огромную телекамеру Betacam, которую положил на плечо оператор Слапиньш, за гранатомет.
Сейчас Граубе всё категорически отрицает. Он называет все эти данные «кремлевской пропагандой», «гибридной войной» и ссылается на алиби: якобы в тот момент он находился на баррикадах на Заячьем острове.
Изначальным источником информации о составе «белых беретов» и об их участии в перестрелке был полковник Дидзис Мейерс. Его мотивом говорливости была борьба за правду: Граубе очень быстро стал командиром Земессардзе (то есть прямым начальником Мейерса), а затем и вовсе генералом и главнокомандующим. Мейерс же из-за своего правдолюбивого характера повышений по службе не получал, затаил обиду, запил и стал делиться с окружающими сокровенными знаниями. В конце концов он был найден мертвым, и полиция Латвии квалифицировала это как самоубийство.
Через полтора года после описываемых событий, летом 1992 года, на праздник Лиго (Янов день, Иванов день, день летнего солнцестояния – главный латышский народный праздник) во время погружений на озере Звиргзду в Кулдигском районе трагически гибнет Юрис Подниекс. Его тело нашли только на восьмой день с оторванной трубкой от акваланга. Полиция Латвии и прокуратура заявили, что это несчастный случай и засекретили материалы следствия.
Вмешательство Ельцина
Рижский ОМОН после событий августа 1991 года был выведен в Тюмень по личной договоренности между Борисом Ельциным и делегацией Латвии. Также по требованию латышей Ельцин отдал приказ сместить командующего Прибалтийским военным округом генерала Кузьмина.
Судьба омоновцев сложилась по-разному. Кто-то погиб в Югославии в составе отрядов русских добровольцев, Чеслов Млынник получил абхазский орден Леона, а кто-то подался в криминал в 1990-х.
Но события 20 января в Риге до сих пор остаются неразгаданной тайной, одной из многих детективных историй распада Советского Союза в 1991 году. Это не была в чистом виде попытка «восстановить власть империи», как ее подают в современной Латвии, а именно что таинственная история, в которой перемешаны и связи латышских подпольных вооруженных структур с заграницей, и внутренняя политика, и даже личные взаимоотношения.
Но неизменно одно: Латвия в те дни стояла на пороге гражданской войны, и действия ОМОНа, если бы они получили должную поддержку КГБ, командования военного округа и в целом Москвы, могли бы послужить основой для разгрома и разоружения незаконных вооруженных формирований Народного фронта, которые уже фактически контролировали Ригу. Но Михаил Горбачев отказывался брать на себя хотя бы минимум ответственности за события в Прибалтике, а остальные государственные деятели и ведомства действовали вразнобой, иногда противореча сами себе и натыкаясь на идеологическое противодействие либерального круга в Москве.
«Времена баррикад» в Риге закончились сами собой уже 22 января, когда премьер-министр СССР Валентин Павлов объявил знаменитую денежную реформу с изъятием у населения 100- и 50-рублевых купюр. Рижане оставили баррикады и бросились спасать свои сбережения. Похороны погибших 25 января собрали многотысячную толпу, но баррикады уже никто не строил. Всё уже и так было понятно.