Историю, традиционно являющуюся в России предметом полемики, предлагают сделать объединяющим фактором. Эксперты и историки думают над предложением Владимира Путина, который на заседании Совета по межнациональным отношениям заявил о том, что российским школам нужны новые учебники.

В современных учебниках вообще стараются избегать окончательных оценок личности Сталина

«Нужно на конкретных примерах показывать, что судьба России создавалась единением разных народов, традиций и культур», – заявил Путин.

«Учебники для школы должны быть написаны хорошим русским языком и не иметь внутренних противоречий и двойных толкований. Это должно быть обязательным требованием ко всем учебным материалам», – подчеркнул президент.

Уже на втором ходу идея Путина обросла знакомой полемикой о «едином учебнике истории», хотя первоначально в словах президента не было и намека на единость. Так, например, на страницах газеты ВЗГЛЯД идея «единого учебника истории» была поддержана, а в социальных сетях, в свою очередь, подверглась резкой критике.

Дискуссия продолжилась и в научной среде. «Единый учебник истории России должен задавать единую концепцию преподавания», – сообщил на пресс-конференции в РИА «Новости» директор Института всеобщей истории РАН академик Александр Чубарьян.

«Мы должны создать единую концепцию, логически выстроенную и непротиворечивую. Главная задача историков – совместно заняться этим делом», – считает академик.

А руководитель комитета Госдумы по образованию Александр Дегтярев отметил, что к созданию единого учебника надо подойти максимально ответственно, потому что речь идет о формировании мировоззрения и личности.

«Может быть, имеет смысл и нам, законодателям, этим вопросом заняться и прописать требования, чтобы образовательные стандарты были более конкретными, у педагогов было понятное поле, где они смогут реализовать свою деятельность», – цитирует Дегтярева РИА «Новости».

В свою очередь член попечительского совета Российского исторического общества Владимир Якунин на очередном заседании РИО, которое состоялось в конце февраля, предложил свой «единый учебник истории» (так называемый «учебник Сулакшина»), основанный на «ценностном подходе» к российской истории.

«Отсутствие ценностной платформы есть ценностная платформа, ибо обслуживает интересы меньшинства. Если же изначально ставить целью общественный интерес, то ценностный критерий в оценке истории необходимо устанавливать в самом начале, прозрачно, системно и целенаправленно», – говорится в предисловии к учебному пособию.

Газета ВЗГЛЯД побеседовала с кандидатом исторических наук, доцентом кафедры мировой истории и международных отношений исторического факультета Иркутского государственного университета Сергеем Шмитдом о содержании учебников и о том, откуда берутся и зачем существуют мифы.

ВЗГЛЯД: Сергей Федорович, есть ли, на ваш взгляд, сегодня насущная проблема с унификацией учебника истории? Действительно ли кругом такое разнообразие, что деваться некуда и «дети путаются»?

Сергей Шмидт: Номинальное разнообразие учебников, конечно, впечатляет. Их действительно несколько десятков. Вполне себе одобренных министерством, что называется, «с грифами». Однако в реальности в школах используются три–четыре, если не два–три учебника на регион. Вдовин, Барсенков, Данилов, Загладин, Левандовский – вот основные фамилии авторов учебников, которые на слуху в сообществе школьных преподавателей истории.

Дети в принципе не могут «путаться» в учебниках, поскольку абсолютное большинство школьников работает только по тому учебнику, что использует учитель. Конечно, есть наверняка и пытливые умы, которые заглядывают и в другие учебники, но, честно сказать, ни я, ни все мои знакомые учителя таких не встречали. Как обычно поступает ответственный учитель?

Он сообщает о двух–трех учебниках, которые имеются в школьной библиотеке или в магазинах города или поселка, но преподает так, как считает нужным. Если у учителя в голове идеализация советского периода или он, наоборот, либерал и фанат гайдаровских реформ, то изменить его сознание невозможно. И факты, изложенные в учебниках, он комментирует, исходя из собственного видения. Признаться, я не вижу и в этом ничего страшного. Государство должно доверять своим учителям и позволять им иметь собственную точку зрения.

ВЗГЛЯД: Но различия-то есть?

С. Ш.: Концептуальных различий в интерпретациях истории в учебниках разных авторов нет. Сами посудите, если бы они были, то во всех политизированных семьях давно было бы известно: такой-то учебник воспитывает будущих коммунистов, такой-то – будущих либералов, такой-то – нейтральных государственников. И политизированные отцы и матери семейств, по крайней мере те из них, что тратят время на бесконечные политические дискуссии в интернете (в том числе и про учебники), внимательно следили бы за тем, чтобы учителя истории преподавали их чадам по учебникам, правильным, с их точки зрения.

Если отбросить юмор, то достаточно вспомнить про ЕГЭ. Не за горами празднование 10-летия Единого государственного экзамена. Его логика предполагает относительно унифицированную картину отечественной истории – чтобы ученики могли отвечать «правильно», а эксперты могли «правильно» оценивать их ответы. Разумеется, об этом помнят и авторы учебников, поэтому стремятся придерживаться вполне идеологически нейтральной и вполне унифицированной линии.

Так что я совершенно не разделяю опасения президента. Да, у нас формально разные учебники. Но содержат они вполне непротиворечивый взгляд на отечественную историю, включая самые проблемные, с точки зрения современных нас, ее периоды: большевистская революция, коллективизация, сталинский период, в целом советский период, перестройка, реформы 1990-х.

ВЗГЛЯД: Сразу после распада СССР шли разговоры о едином учебнике истории. Сейчас – новый виток полемики между сторонниками единого учебника и поклонниками многообразия. Откуда тогда полемика, она же не может вообще не иметь никаких оснований?

С. Ш.: Мы живем в уникальной стране в этом смысле – стране, которая не может примириться с собственной историей, которая находится в перманентной войне с собственным прошлым. У нас не просто общество, у нас само профессиональное научное сообщество историков поражено тем, что один мой коллега удачно назвал «хронологическим сепаратизмом». Это когда мы выделяем хорошие (светлые) и плохие (темные) периоды в собственной истории. Вот здесь у нас «расцвет и рассвет всего прекрасного», а вот здесь «сталинисты трупы заворачивали». Замечу, что «хронологический сепаратизм» – это хроническое заболевание людей самых разных политических взглядов. Условные коммунисты тут ничем не отличаются от условных либералов.

Более того, условные консерваторы тут даже выгоднее смотрятся на фоне радикальной идеологической ангажированности первых и вторых. У меня нет никакого сомнения, что вопрос о едином или идеологически унифицированном учебнике довольно быстро встал бы, если бы у власти оказались так называемые «либералы».

И они видели бы в этом некую священную миссию по исцелению общества от вековой зависимости от государства, от сакрализации власти и т. п. И я наперед могу предсказать все интерпретативные линии этого учебника. Все то же самое могу сказать про гипотетическую ситуацию, в которой исправлением исторической памяти занялись бы голосующие за КПРФ.

С. Ш.: Проблема некой «сборки нации», безусловно, существует. Она остро переживается и властями. Нации собираются не только вокруг гимна, флага, языка и культуры. Их можно собирать вокруг религии или идеологии, но это не наш случай – в конце концов, и то, и другое у нас антиконституционно. Но самый эффективный способ «сборки нации» – собирание ее вокруг общей истории, на основе общей исторической памяти.

Тем более история России настолько богата, что здесь действительно есть вокруг чего формировать нацию. Однако так получилось (и в этом наша национальная глупость, а не трагедия), что история у нас является постоянным источником фрустрации, неврозов, неуверенности в собственном отечестве. Это и есть главная причина, которая породила мечту или проект единого учебника.

ВЗГЛЯД: И как избавиться от этой фрустрации?

С. Ш.: Я почти убежден, что избавление от этого уже происходит, причем совершенно естественным путем. Единый учебник – это попытка хирургического вмешательства в этот процесс. В едином учебнике нет ничего хорошего, но, внимание, в нем нет и ничего страшного. Никто не собирается блокировать огромные массивы информации, которыми могут овладевать любопытные школьники, в которых могут помогать ориентироваться учителя, – еще раз повторю, что учителям в этом вопросе надо оказывать принципиальное доверие. Более проблемное овладение нашей историей может происходить на факультативах – с теми ребятами, которые интересуются историей. Общее образование должно, например, научить отличать Отечественную войну 1812 года от Великой Отечественной войны.

Путаницу в отношении этих двух войн у наших школьников (еще бы – названия похожи, в обоих случаях внешнее вторжение, битвы под Москвой) я постоянно обнаруживаю, проверяя ЕГЭ. И, честно сказать, лично мне все равно, решит эту задачу один учебник или несколько учебников, среди которых можно выбирать.

Так что в целом я бы назвал проект единого учебника не самой удачной попыткой ответа на вызов совершенно реальной проблемы, которую следовало бы решать более мягкими способами.

ВЗГЛЯД: А как мягко? Вот, например, Сталин, какие бои идут...

С. Ш.: Я ориентируюсь на то, что история не должна быть источником неврозов (я, например, убежденный противник формального отождествления нашего исторического опыта с историческим опытом Германии, чего придерживаются либералы, мечтающие о покаянии и т. п.), и предлагаю свой вариант разрешения невротических проблем нашего прошлого. Этот вариант (преемственность в суверенности; исключительная интересность, мыслепорождающий характер российской истории) я неоднократно опробовал в собственной преподавательской практике. Грубо говоря, мы можем бесконечно орать друг на друга по поводу вопроса о том, палач Сталин или национальный герой. Безумец-садист Иван Грозный или один из творцов российской государственности?

#{interviewsociety}А можем гордиться тем, что в нашей истории есть деятели, которые вызывают столь противоположные оценки, гордиться неоднозначностью своей истории. Если противоречивость нашей истории не может быть преодолена, значит, этой противоречивостью надо пользоваться. И для формирования способности мыслить, вырабатывать собственную точку зрения, искать для нее аргументы. И для формирования того, что называют банальным словом «патриотизм». Это только в сознании совсем повернутых на политике людей одно противоречит другому.

Замечу, что в современных учебниках вообще стараются избегать окончательных оценок личности Сталина. Там упоминаются разные оценки Сталина, но нигде он не назван ни гениальным полководцем, ни эффективным менеджером.

ВЗГЛЯД: Правда не назван?

С. Ш.: Нет. По поводу эффективного менеджера – довольно интересная история пяти–шестилетней давности. Если я правильно все помню, какая-то школьница прислала на российский конкурс эссе на историческую тематику собственный текст, в котором назвала Сталина эффективным менеджером.

Кто-то решил, что она вычитала это в учебнике. (А как же? Не мог же ребенок сам до такого додуматься?) И понеслось. Теперь половина интернет-пользователей уверены в том, что так оно и написано в учебнике. Хотя все давным-давно обсуждено и прояснено.

Так вот упомяну интересное свидетельство того, что разоблачения забываются, а мифы не забываются. На прошлой неделе в программе «Госдеп» Ксения Собчак на голубом глазу повторила эту фишку про эффективного менеджера в учебнике истории.

ВЗГЛЯД: Например, есть проект, он будет обсуждаться, проект «обучения ценностям». Может быть, так?

С. Ш.: Увы, нет более эффективного способа загубить на корню интерес к истории у школьников, нежели оснастить преподавание истории маркетингом каких-нибудь политических «ценностей». Особенно таких банальных, как либеральные, коммунистические, державные.

Мне кажется, что имеющиеся учебники истории вполне соответствуют критериям ценностной нейтральности и при этом не скрывают от школьников, что с точки зрения разных ценностных позиций одни и те же события могут интерпретироваться по-разному.

В учебниках краткие описания «точек зрения» имеются. Более того, формат ЕГЭ предполагает (в нетестовой части C) солидаризацию ученика с одной из разных, нередко противоположных точек зрения, только требует знания аргументации по поводу выбранных оценочных позиций. Лично мне кажется, что в российской истории можно обнаружить несколько вполне безобидных для людей разных политических воззрений «смыслов», которые можно было бы продвигать в преподавании истории.

С одной стороны, это сама противоречивость российской истории – мы ее стесняемся, а меж тем ее надо превращать в ресурс для взращивания национальной гордости. Например, не так много стран, которые опробовали бы в своей истории такие разные политические и социально-экономические модели, да еще и так, что это в определенном смысле становилось уроками для всего человечества. Кроме того, я бы акцентировал момент, связанный с суверенитетом страны. Наша страна начиная с конца XV века не переходила в режим внешнего управления, несмотря на тяжелейшие внутренние раздраи.

Мне сдается, что суверенность является одной из базовых ценностей российской политической культуры, это идеологически нейтральная, в каком-то смысле воспитательно-полезная ценность, ориентирующая на то, что проблемы собственного общества мы должны решать самостоятельно. Никто не решит их за нас. Так вот в мире очень немного стран, которые могли бы похвастаться тем, что более чем полтысячелетия не утрачивают своей национально-государственной независимости.

Вполне приемлемая для смыслового акцентирования в преподавании тема. Еще раз подчеркну, что это только мое мнение. Этот вопрос о смыслах российской истории должен стать предметом общественной дискуссии, хотя я и уверен, что он там будет не просто заболтан, а заоран.

ВЗГЛЯД: А историкам еще не надоело все время находиться под политическим ударом? То одних, то других? Может, как-то коллективно против этого выступить? Мол, отвяжитесь, есть архивы, отстаньте?

С. Ш.: Если честно, историкам нравится, что на них обращают внимание. Поэтому (открою маленький корпоративный секрет) в любой их просьбе «оставьте нас в покое наедине с наукой» нет ничего, кроме кокетства.