Российское общество продолжает осмыслять ЧП в Казани, где в отделе полиции № 9 «Дальний» после пыток скончался мужчина. В четверг работу местных правоохранителей подверг жесткой критике министр внутренних дел РФ Рашид Нургалиев. Главе МВД Татарстана Асгату Сафарову был вынесен выговор, аналогичное взыскание получил ответственный за морально-психологическое обеспечение сотрудников в структуре департамента госслужбы и кадров МВД России, из полиции уволили начальника ОП «Дальний».
В результате переаттестации, мне кажется, просто ненужных людей убрали и поставили нужных
По словам Нургалиева, «то, что происходит в коллективах, происходит из-за всеобщего молчаливого согласия». Он призвал подчиненных сделать из трагедии выводы и создать «обстановку нетерпимости к нарушителям закона» в своих рядах.
Между тем летом прошлого года в Петербурге была презентована книга-исследование «Милиция и этнические мигранты: практики взаимодействия», в которой социологи, которые около трех лет, с 2006-го по 2009 год, провели бок о бок с рядовыми сотрудниками МВД, объяснили, почему стражи порядка идут на совершение противоправных поступков.
Газета ВЗГЛЯД попросила одного из авторов исследования Бориса Гладарева оценить последние громкие инциденты в полиции.
ВЗГЛЯД: Борис Сергеевич, так уж совпало, что субъектами ваших исследований были милиционеры из Казани и Петербурга. И именно в этих городах произошли наиболее резонансные инциденты с участием людей в форме: в Петербурге полицейские насмерть забили подростка, в Казани – замучили до смерти задержанного мужчину. Давайте поговорим о работе стражей порядка в этих городах.
Борис Гладарев: Мне кажется, что Петербург и Казань все же случайно попали в эпицентр этих скандалов. Такие истории происходят и в других городах, они просто, может быть, не попадают в объектив СМИ – или их более эффективно замалчивают. А в Казани и Петербурге достаточно сильные правозащитные организации, которые следят за полицейской реформой, конечно, насколько это возможно в нынешних условиях. Поэтому эти события предаются там большей гласности.
Что касается последнего инцидента в Казани, то милиция (полиция) в этом городе долгие годы демонстрировала очень хорошие показатели в работе, по раскрываемости и так далее. Другое дело, что сама работа любой полиции построена на ложной, на мой взгляд, системе оценки эффективности. Это палочная система, которую сейчас якобы демонтировали в рамках реформы МВД. Именно она приводит к внедрению в деятельность работников этого ведомства противоправных методов.
Как порой добываются показания? Что в Питере, что в Казани. Просто совсем еще молодые ребята, не помнящие даже советской милиции, пытались улучшить свои показатели, повесив какое-либо правонарушение, как я понимаю, на первого встречного.
ВЗГЛЯД: В своем исследовании о взаимодействии стражей порядка с мигрантами вы упоминали о том, что в Казани они настроены к приезжим благосклоннее, чем в Петербурге: и вера часто одна – ислам, и восточное гостеприимство способствует взаимопониманию, когда мигранты идут к полицейским с подарками...
Б. Г.: Да, действительно, есть культурные отличия, которые мы наблюдали. Они связаны с тем, что по улице там ходит не просто прохожий, а какой-нибудь троюродный родственник, брат, там все очень по-семейному. Сейчас я, кстати, опять нахожусь в Казани, правда, уже занимаюсь не работой полиции, а исследованием инноваций. И на каждом шагу, занимаясь этим, мы слышим про клановую систему, про то, что здесь все решается семейно, на разных уровнях власти и общества.
ВЗГЛЯД: Вы упоминали, что в Казани местная тогда еще милиция дала вам официальное разрешение для участия в исследовании милиционеров, а петербургская – нет. О чем это говорит? Казанцы более открытые, или они воспользовались случаем, чтобы показать вам только то, что они сами хотели бы показать?
Б. Г.: Думаю, что второе. Не то чтобы показуха. Просто здесь вообще принято уделять большое значение внешнему позиционированию. Взять, к примеру, те же инновации. Татарстан, судя по СМИ и заявлениям чиновников, просто лидер инновационного развития. Но когда мы приходим на конкретные объекты, говорим с людьми, выясняется, что здесь есть в том числе серьезные административные проблемы, но об этом не говорят.
#{smallinfographicleft=368883}ВЗГЛЯД: Вы сказали, что в Казани предпочитают решать вопросы «по-семейному». То есть работу казанской полиции можно назвать более «человечной» по сравнению с питерской?
Б. Г.: Да-да. Я думаю, что вопрос еще и в количестве населения в населенном пункте. Пятимиллионный город и миллионный – все-таки большая разница. Это чувствуется. Это провинция, где все друг друга, если не знают лично, то через третьего человека – точно. А человека, которого ты никогда не видел и никогда, скорее всего, не увидишь, легче «прессануть», если говорить на полицейском жаргоне.
Случившимся в Казани здесь все шокированы на самом деле. Взять даже позицию местного МВД – сразу начали всех увольнять, министр Сафаров лично извинился перед родственниками погибшего. И сравните, например, с Суходольским в Питере, который, по-моему, так и не извинился (извинялся его заместитель – прим. ВЗГЛЯД). Конечно, и здесь, наверное, прежде всего хотели защитить честь мундира, но все-таки для Татарстана это была очень вопиющая ситуация, здесь все говорят об этом.
ВЗГЛЯД: Насколько заметна региональная специфика в работе полиции? У казанских и петербургских полицейских много различий?
Б. Г.: Да. Единая система милиции-полиции уже не действует. В каждой избушке свои погремушки, везде есть региональные отличия, которые связаны с особенностями местной вертикали власти, тех людей, которые стоят во главе МВД. Безусловно, есть и общие моменты, но отличий с каждым годом становится все больше.
#{interviewsociety}И еще о различиях: в Казани зарплата милиционера (на момент исследования) по местным меркам все-таки была более приличная, здесь ниже цены, проще на нее прожить, чем в Петербурге, поэтому в милицию шли, скажем так, более сознательные граждане. Не люмпен-пролетариат из Новгородской или Вологодской областей, в Петербурге ведь в ППС на 50–60% – приезжие, понимаете, они, можно сказать, гастарбайтеры.
ВЗГЛЯД: Были ли за время исследования работы милиции какие-то эпизоды, когда социологи стали свидетелями противоправных действий милиционеров или очень испугались жесткости допроса задержанного и т. д.?
Б. Г.: Был случай, когда милиционера побили какие-то местные гопники. И тогда нашим коллегам, которые ездили с ними до этого, сказали, что сегодня вы с нами не поедете, сегодня мы будем защищать район. То есть дали понять, что у них будет жесткая работа, которой не нужны свидетели.
ВЗГЛЯД: Вы думаете, милиционеры вели себя рядом с исследователями так же, как обычно?
Б. Г.: В целом с этим все нормально было. Они же тоже понимали, что мы не журналисты, не ищем какой-то жареной информации, наша задача другая – более глубокий анализ, и мы работали в том числе и на них. Они сами – жертвы этой системы, ведь на самом деле в большинстве своем им совсем не доставляет удовольствия применять противоправные методы, просто система построена таким образом, они по-другому работать не могут.
ВЗГЛЯД: Вы исследовали работу милиционеров в 2006–2009 годах. По вашим ощущениям, после реформы что-то изменилось?
Б. Г.: Сейчас мы уже не занимаемся этими вопросами. Но, по-моему, осталось то же самое. В результате переаттестации, мне кажется, просто ненужных людей убрали и поставили нужных...
ВЗГЛЯД: Напоследок напомните выводы из вашего прошлого исследования: почему же наши стражи порядка склонны к агрессии и противоправным действиям?
Б. Г.: Во-первых, тяжелая нервная работа плюс плохой кадровый отбор. Во-вторых, незнание и неумение работать другими методами вкупе с жесткой системой оценки эффективности, которая является количественной, а не качественной. И, наконец, низкий материальный статус – да, сейчас он повышается, но все равно недостаточно высок. Полицейские работают с людьми, нарушающими закон, людьми, которые готовы финансировать в том числе и нарушение закона. Чтобы у наших стражей порядка не было соблазна приторговывать правонарушениями или даже преступлениями, их оклад должен быть существенно выше.