Проблемы армейских священников, о которых газета ВЗГЛЯД уже рассказывала, и сложности взаимоотношений различных конфессий с образовательными учреждениями не идут ни в какое сравнение с трудностями несения света веры в тюрьмы.
В 2011 году журналисты, приглашенные на церемонию установки креста на храме в московском СИЗО «Бутырка», были поражены скромностью его убранства
Даже РПЦ, обладающая значительным авторитетом, справиться с колониями и зонами не в состоянии: не хватает священников, а к тем, кто уже есть, явно не хватает доверия, сами же общины, как говорят священнослужители, по сути, бесправны.
Колокола от жителей Солнцево
Православный храм в ИК-6 Копейска был освящен летом 2012 года. «Костяк общины составляют около 40 человек. Но в колонии – 1500 человек, и община никак не влияет на настроение общей массы», – цитирует портал «Православие и мир» окормляющего этот тюремный храм священника Евгения Кулакова. «Этим осужденным и самим непросто живется. Люди, которые стараются в этой среде жить по-христиански, терпят свои скорби и искушения от тех, кто не признает их выбора. Но из нашей общины никогда ни у кого нарушений не было, в ШИЗО никто не попадал», – сообщил священнослужитель. «Надо сказать, что осужденные из числа тех, кто постоянно посещает храм, не участвовали в беспорядках», – добавил секретарь Челябинской епархии протоиерей Игорь Шестаков.
То есть представители РПЦ в Челябинской области фактически признали ограниченность своего влияния на заключенных.
В 90-е годы прошлого века об особой религиозности преступного мира говорилось и писалось много.
Например, о том, что вор в законе Вячеслав Иваньков еще в начале 90-х годов, до падения советской власти, находясь в Тулунской тюрьме (Иркутская область), сначала добился там исполнения православных обрядов местным священником, а затем и создания часовни.
Известный священник игумен Сергий (Рыбко) после смерти Иванькова заявил: «В наше время еще большой вопрос, кто больше бандит: господин Иваньков или господа в погонах». «Один мой хороший знакомый, священник, по ходу своей деятельности посещал изолятор, в котором сидел Иваньков. Он рассказывал, что тот очень живо интересовался церковной жизнью, православием. Порой в трудные времена помогал самому священнику и его детям материально. У этого священника было достаточно уважительное мнение о личности Вячеслава Иванькова. Он говорил о нем как о справедливом человеке», – сообщил игумен Сергий агентству «Русская линия».
#{smallinfographicleft=427277}Много шума в свое время наделали колокола от «солнцевской братвы» в храме в Переделкино, в трех километрах от резиденции предстоятеля РПЦ. Историю эту даже комментировал покойный патриарх Алексий II. «Если бы меня спросили о надписи на колоколе, я бы возражал. Это вызывает явное отторжение. Хотя бы написали: «От жителей Солнцево». А то – «от братвы»!» – сказал он газете «Газета». И добавил: «То, что разные богатые люди помогают в восстановлении храмов, неплохо. Насчет «первоначального накопления капитала» нам с вами давно известно. Что ж... Лучше деньги останутся на родной земле, чем уплывут в офшорные зоны, осядут на зарубежных счетах. Облик Руси меняется к лучшему».
Некоторые предприниматели, чьи имена СМИ связывали с организованной преступностью, неоднократно награждались церковными орденами.
Однако в последние годы ситуация меняется. Рука дающего, видимо, оскудела. Например, в 2011 году журналисты, приглашенные на церемонию установки креста на храме в московском СИЗО «Бутырка», были поражены скромностью его убранства. Думали, что криминальные элементы, охотно татуирующие себе на спину купола, не пожалеют «общака» на свой храм, он будет сверкать золотом и изумлять фресками. Но на тот момент (весна 2011 года) даже иконы в нем были самые дешевые, изготовленные типографским способом и заламинированные.
«Полагаться на благотворительность в деле содержания тюремных храмов, находящихся на режимной территории УИС, вряд ли будет разумным действием с нашей стороны», – констатируется на официальном сайте Синодального отдела по тюремному служению РПЦ. А опубликованные на нем же данные свидетельствуют об относительно невысоком интересе заключенных к вере – лишь 73 117 осужденных входят в православные общины в местах лишения свободы. Общее число заключенных в стране, по данным ФСИН, 638 000 человек.
На постоянной основе
Глава Синодального отдела по тюремному служению епископ Иринарх считает, что число верующих среди заключенных «можно было бы удвоить, если бы священники работали в местах лишения свободы на постоянной основе». Вопрос, как всегда, в финансировании. Однако не совсем ясно, как его решать. Есть опасения, что священник, получающий зарплату от лагерного начальства, лишится доверия своей паствы. Ведь его будут воспринимать как представителя администрации.
Впрочем, трудно сказать, насколько высок этот уровень доверия сегодня.
«Я не скажу, что они сыграли какую-то ключевую роль, но повлияли на стабилизацию обстановки в колонии», – так скромно оценил роль священников во время бунта в ИК-6 упомянутый уже представитель челябинской епархии в том же интервью порталу «Православие и мир». Что, в общем, неудивительно. Члены общественной наблюдательной комиссии (осуществляющей надзор за правами граждан в местах лишения свободы) утверждают, что неоднократно получали жалобы от осужденных на избиения с целью вымогательства денег у родственников.
Информацию о том, что такие жалобы поступали от правозащитников, подтвердил ИТАР-ТАСС уполномоченный по правам человека в РФ Владимир Лукин. Священники же заявляют, что «не понимают причин бунта», рассказывают о «цветущем виде заключенных и спортплощадках» и повторяют версию тюремщиков «о незаконных требованиях ослабить режим и происках преступных авторитетов». Омбудсмен же говорит, что аналогичные жалобы сотрудники его аппарата получили, проверяя еще несколько колоний в Челябинской области.
Можно, конечно, предположить, что челябинские священники ничего не знают ни о пытках, ни о поборах. Но можно предположить и то, что сами они находятся в довольно сложном положении. Их правовой статус не определен. Допуск их на территорию исправительных учреждений зависит исключительно от доброй воли начальников колоний.
И тут важно иметь в виду, что священнослужители все-таки главную свою задачу видят в проведении богослужений, религиозных обрядов и церемоний, а не в правозащитной деятельности.
«Православные общины в местах лишения свободы бесправны», – заявил газете ВЗГЛЯД председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества (ОВЦО) Московского патриархата протоиерей Всеволод Чаплин. «Нужно иметь возможность влияния, чтобы не отмахивались от опасного внешнего взгляда», – отметил он.
По его мнению, «микроклимат в закрытых учреждениях – как в местах лишениях свободы, так и в армии – сохраняется с советских времен».
«В местах лишения свободы сопротивляются свободному доступу священников», – утверждает глава ОВЦО. Он сообщил, что сейчас готовятся поправки в Уголовно-исполнительный кодекс, которые должны усилить гарантии свободного доступа священнослужителей в исправительные учреждения. «Нужна политическая воля, установка на открытость этих учреждений и для религиозных организаций, и для общественников», – заявил протоиерей Всеволод Чаплин. «Что же касается эффективности работы священнослужителей, то требуется время, чтобы ее оценить. Слишком многое было разрушено, говорить об эффективности можно будет лет через 20», – заключил он.
Мало рецидивов
Бунты в колониях случаются не только из-за избиений и вымогательства денег. «Был случай, когда заключенным-мусульманам не позволяли молиться, они вскрыли себе животы», – сообщил газете ВЗГЛЯД заместитель председателя Духовного управления мусульман Европейской части России Дамир-хазрат Мухетдинов.
Но он уверяет, что чаще все-таки руководители исправительных учреждений заботятся о религиозных нуждах верующих. «Приглашают имамов, предоставляют возможность устроить Курбан-байрам, даже баранов закупают, чтобы угостить верующих заключенных», – рассказывает Дамир-хазрат. У мусульманских священнослужителей есть свои, специфические проблемы. В частности, находящиеся в местах лишения свободы последователи радикальных течений. «Они отказываются принимать наших имамов, но администрация таких отправляет в другие колонии, тасует так, чтобы не складывались «джамааты» радикалов», – говорит заместитель руководителя ДУМ.
«В каждом регионе сегодня есть колонии, где устроены мечети или молельные комнаты. Например, в Нижегородской колонии № 9 в мечеть вкладывали средства и Духовное управление мусульман, и родственники осужденных, ну а свет, воду, газ оплачивает колония – мечеть на ее территории», – сообщил он. По его словам, интерес к вере среди заключенных серьезный. «Просят и присылать комментарии к Корану, и стремятся изучать арабский язык», – отмечает священнослужитель.
«Что касается эффекта проповеди в тюрьмах, то цифр я не приведу, но вот в моей практике был случай, ко мне в Нижегородской мечети подошел человек, который вышел из зоны и сказал, что решил начать новую жизнь. Я ехал в Москву и подвозил его на своей машине до Владимира, где он живет, в дороге беседовали, оказалось, он сидел большой срок, а мы ему посылали наши журналы, литературу, и вот результат, изменился человек», – заметил Дамир-хазрат Мухетдинов.
Об интересе к вере говорит и раввин Арон Гуревич, возглавляющий в Федерации еврейских общин России департамент по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами. «Просят присылать книги, есть огромный спрос на учебники иврита, причем учат его не потому, что потом собираются уехать в Израиль, а чтобы в древних текстах самостоятельно разбираться», – сообщил он газете ВЗГЛЯД.
«Думаю, этих людей можно назвать верующими, они не скрывают своей национальности, с уважением относятся к духовному наследию», – считает Гуревич. В целом отношения с представителями ФСИН у еврейской общины нормальные. «Хотя дважды за последние годы мы получали жалобы от осужденных на антисемитизм среди сотрудников исправительных учреждений, но как член общественного совета я обращался к руководству ФСИН, и проблема решалась», – сообщил раввин. По его словам, в местах лишения свободы есть девять синагог и молельных комнат.
«Большинство наших единоверцев сидят за экономические преступления, в основном по статье 159 «Мошенничество». Среди них и предприниматели, которым это инкриминируется, но есть и настоящие мошенники, те, кто именно похищал имущество «путем вхождения в доверие», – рассказал Гуревич. «Воров в законе среди евреев давно уже, с начала 2000-х годов, нет, а вот «смотрящих» в зонах несколько человек осталось», – добавил он. Раввин гордится низким уровнем рецидива среди единоверцев – всего 20–25%.