Недавно попалась мне на западном профессиональном сайте советская камера «Горизонт». Это была революционная панорамная камера с движущимся объективом, делали ее в Красногорске. Одно нажатие – объектив вращается, и вот тебе панорама окружающей жизни. Она стоит на «Амазоне» в три раза дороже примерно такой же гонконгской – почти 400 евро. До сих пор она нужна людям.

Журналистика, в реальном значении этого слова – это и есть эта камера «Горизонт»: р-р-р-раз, и готова панорама окружающего мира. С предельной четкостью и реалистичностью. Без искажения углов зрения короткофокусным объективом/зрением. Мировоззрением.

В общем, нас тому же учили и в советской журналистике. Если кому-то не хочется писать про съезды и слеты, так не иди работать в отдел партийной жизни, а иди в отдел информации. Садись на вертолет, самолет, сани – и вали куда подальше писать, как живут реальные люди.

Возможно, на строчках о том, что корякских детей в детском саду совершенно нельзя поить молоком – по причине тотальной лактозной интолерантности жителей Севера, как это пытались делать власти, заведующий отделом Александр Абрамович поморщит нос и взвесит в уме – прилетит/не прилетит. Но, скорей всего, оставит.

Ответственный секретарь Женя закурит и подумает, не подрывает ли это политику партии в работе с коренными народами, выпьет рюмку – и оставит. Главный редактор – Папа Коля – прикинет, сможет ли он этим репортажем поставить на место одного урода в обкоме – и тоже оставит. В конце концов, он старый аппаратный игрок, знает, что и как.

Звонил недавно Александр Абрамович из Гамбурга. Журналистом не работает, но в целом нормально – не то что в Израиле. Женя умер. Папа Коля умер в своем Нальчике. Журналистика никому не нужна.

И даже та, новая, с иным языком и с тремя мнениями по любому вопросу – от проблем ЖКХ до курса доллара, которую мы пестовали в «Коммерсе» под визионером Владимиром Егоровичем Яковлевым – она тоже не нужна. Зря вор в законе Отарик приходил в наш отдел преступности и водил по горлу ножом журналисту Олегу.

История не то что движется, она со свистом уходит в небытие.

И дело не в том, что Отарика застрелили через два дня, а в том, что сегодня нашему теплому аналоговому Отарику некуда даже прийти побеседовать с ножом в руке.

В анонимный телеграм-канал что ли? Или глубоко законспирированную студию видеоблогера-миллионника где-то в подвале в Чертаново? Какая журналистика без катастрофы с северными детьми и без Отарика? Не-е, катастрофу – любую – конечно, покажут, на фото и видео. Снятую на дрожащий смартфончик, потому что смартфонов вокруг будет сотня и все с камерами.

На катастрофе они всегда сделают свои кровавые «лайки» и «просмотры». Проблема в другом – там не будет людей. Не будет человеческой беды. Не будет сочувствия и уважения. Ничего больше не будет. Потому что беда – способ монетизации, не более. 

И нового Отарика – как воплощения нового поколения преступности – тоже не будет. Потому что никому не нужны ни герои, ни антигерои. Блогер – сам себе герой.

Скажите спасибо вашим любимым (нет) CNN и New York Times с их обкомом партии – они отменили все принципы взвешенной журналистики, а потом убили журналистику факта журналистикой мнения. И считают, что так теперь и нужно.

Хотя, конечно, многие процессы у нас начались раньше. 

Прихожу я как-то к своему другу Рэму Рэмовичу, а у него там «глянец» варится – говорю: может помочь чем? Заметки пописать? Типа журналистику. А он мне – ты что? Ты явный overqualified, то есть перебор квалификации у тебя – а у меня тут вьетнамская фабрика: вон мальчики и девочки за копейки пишут на те страницы, которые еще не проданы под рекламу – на хрена мне твоя журналистика. Понятная причина, кстати. Уважительная.

Зашел к своему другу Борисычу, а у него там целая редакция бизнес-издания обновленная, говорю: ну что, как – хочешь, журналистом с тобой поработаю? А он мне: ты явный overqualified, на фига ты мне такой – мне нужны мальчики и девочки в отделы недорого. Ну я-то не в обиде – как можно обижаться на индустриальный тренд? Или на едущий на тебя паровоз?

А потом тренд углубился и трансформировался – из критиков недостатков (с целью улучшения жизни и мира, как у Стругацких) выползли, как глисты, самые натуральные людоеды – и народец им не такой, и страна катится в пропасть, по двадцать лет каждый день рассказывали, как наконец рухнет путинская экономика, и все им было не так. А деньги от путинской экономики? А это не тронь, это святое.

Так что дальнейшее тоже было предсказуемо: я знаю государственные редакции, где при первом звуке боевого рожка осталась половина списочного состава. Сидят теперь в каком-нибудь Белграде или Берлине, учат оставшихся высоким принципам журналистики с обязательной припиской, что надо было вас, сук, сразу на фонарях повесить. Но это они по-дружески, насколько я понимаю.

Но какая журналистка, такие и фонари. Воображаемая.

Потому что соцсети сделали свое дело – внушили каждому придурку в трениках, что его особо важное мнение что-то значит. Свели лимиты концентрации до 150 знаков, а еще лучше – к прикольной подписи под фоточкой. И хоть бы фоточка была реальная, а то слеплена даже не фотошопе Ps, а прямо в смартфончике в Snapseed.

Кажимость одолела жизненность, человечность умерла под горой дизлайков, не забывайте подписываться. А вот мой «Бусти» или «Патреон». Пластиковый мир победил. Вы футбольных жен видели? Вот это оно.

Для такой хрени не нужна вам никакая журналистика – вон за всех Юра Васильев отдувается. Если человек прется в Хабаровск разговаривать с губернатором и людьми на улицах по поводу какого-нибудь события, и при этом не политолог за еду – значит это журналист. Их таких сейчас в стране единицы – если брать федеральные СМИ. Но многие региональные тоже еще держатся.

Картиночки и мемчики сглаживают извилинки – сиди, радость, на диванчике, протирай свои штанишки. Все хорошо. Тебе не нужна никакая такая журналистика. И еще более хорошая новость: ты-то тоже не нужен этому миру – уж, больно вас расплодилось много. Поэтому работы не будет, жилье будет размером с домино, смартфон тебе в руки, наушники тебе на голову, а там и легалайз поспеет – не выходи из «Доты», не совершай ошибку. Ведь от тебя ничего уже не зависит.

И от журналистики – тоже. Потому что горизонта больше нет, он сузился до точки, которая, как известно, не имеет физического размера и веса.

С этим практически невозможно ничего сделать. Это этап становления общества. Называется «Тупой и еще тупее». Но если из этой ямы не выбираться, то наступит момент, когда без фоточки и мемчика люди перестанут понимать слово «тупой».